Беспредельная Римская Империя. Пик расцвета и захват мира - Анджела Альберто

По правде сказать, двое мужчин встречаются не впервые, и всякий раз между ними действует молчаливое соглашение о неполной проверке товара…

Как будто ничего не изменилось за два тысячелетия…

Главный таможенник сходит с колесницы и приказывает своим подчиненным скрепить печатью разрешение на проезд для торговца янтарем. Те понимают с полуслова и знаком показывают небольшой повозке отделиться от каравана и продолжить путь.

Вскоре раздаются радостные восклицания одного из таможенников. На дне мешков у задержанного на границе погонщика мулов обнаружены великолепные серебряные блюда… Ясно, что тот намеревался, используя свой смиренный облик бедняка, провезти роскошные вещи. А вдруг они похищены? Или его послал хозяин, желающий избежать проверки? Нам неизвестно. Мы знаем только, что в данном случае чутье таможенников не подвело. Опыт подсказывает им, что некоторые бедные на вид, безвестные странники могут преподнести массу сюрпризов и подарков. И они научились определять их…

И что дальше? Закон прост: все будет изъято. Но виновник может выкупить изъятые вещи, разумеется по цене, которую ему назначат таможенники! То есть как минимум вдвое превышающей истинную стоимость предметов.

Сокрытие рабов

Совсем иная ситуация складывается с повозками с рабами.

Работорговец нервно расхаживает взад-вперед, подгоняя таможенников, потому что его «товар» зачах от холода. Однако эти действия лишь усугубляют тщательность проверки. Задетые его резким и нахальным тоном, контролеры принимаются шарить повсюду, в том числе и среди личных вещей, в поисках незадекларированных предметов. Обыскиваются даже сопровождающие охранники и все члены каравана.

Хозяин волнуется не из-за проверок. Он чист и знает, что ничего обнаружено не будет. На самом деле он лукавит в другом. Гибель нескольких рабов снизила будущую выручку, и поэтому он пытается провезти двух невольниц под видом членов своей семьи. Одна — это светловолосая девушка, которую мы мельком видели на кровати в повозке. Другая — девочка с остановившимся взглядом. Он одел их в приличные одежды и посадил рядом с собой во главе повозки, заявляя, что перед нами — его жена и дочь.

Выбраны именно они, молодые и красивые, поскольку это — его самый ценный товар и на рынке за них можно много выручить. Кроме того, можно рассчитывать на их молчание. Одна затравлена и запугана работорговцем, который угрожал ей расправой. Другая никогда не говорит… Такой трюк уже проходил не единожды. Но он рискован.

Римский закон в этом отношении ясен, как напоминает Лайонел Кэссон, доцент Нью-Йоркского университета и крупный специалист в области путешествий в древности: если на границе некто скрытно пытается провезти раба, выдавая его за члена семьи, а раб тем временем выдает свое истинное происхождение, то последний немедленно освобождается. Он прекращает быть рабом.

Начальник таможни обращает внимание на девушку и малышку… и начинает подозревать. Неудивительно, что у работорговца красивые жена и дочь. Однако одна деталь выбивается из этой истории: взойдя на повозку, он видит только одну кровать. И для одного человека это ложе кажется узким, а уж для пары и подавно. И где тогда спит девочка? Даже на полу нет места.

Он понимает, что здесь что-то не так. Осматривает обеих, сидящих в повозке, и поражается растерянному взгляду ребенка. Такое выражение глаз невозможно забыть. Глава таможни все понял… Но как освободить ее? Ведь сама она не может заявить, что рабыня…

Он придумал следующее. Снимает шлем. Подходит к девочке и с улыбкой начинает тихонько напевать колыбельную на германском наречии. Такие песни поет новорожденной дочке его жена (молодая женщина, которая получит янтарное украшение). Он женился на получившей свободу рабыне (так называемой либерте), также уроженке Германии. Однако сложно установить, из того ли она племени, что и малышка. Германские народы многочисленны, их обычаи и диалекты разнообразны. Но лингвистическая основа у всех едина. Как знать, может, ему и удастся расшевелить девочку…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Начальник таможни смотрит ребенку прямо в глаза и запевает первый куплет… но ничего не происходит. Начинает второй… безрезультатно. Пробует нежно на ушко девочке пропеть третий… Она обнимает его маленькими ручонками. Ее глаза наконец заблестели. И раздается громкий крик «мама!»…

Словно лист, несомый течением, ее судьба снова неожиданно совершила крутой поворот. Начальник берет ее на руки, а затем протягивает руку и тянет также девушку-«жену» в здание таможни. Работорговец с жаром бросается на них, стараясь удержать, но замирает, когда два других таможенника, наблюдавшие за сценой, обнажают клинки и приставляют к его груди и горлу. Тот поднимает руки в знак повиновения и отступает к колеснице. Он понял, что игра проиграна.

Освобождение

Колонна повозок, согласно правилам, остановлена и сгруппирована у края дороги, чтобы не задерживать проезд остальных. Посылают за женой начальника таможни. Она входит в комнату-кабинет своего мужа и обнаруживает там малышку с темно-синими глазами и всклокоченными белокурыми волосами, закутанную в покрывало и с кружкой молока в руках.

Женщина произносит всего несколько слов на знакомом наречии — и девчушка бросается ей навстречу, ища защиты в складках длинных одежд.

Требуется совсем мало времени, чтобы выяснить, что торговец ей не отец, а светловолосая девушка — не ее мать. Сложнее заставить заговорить последнюю, окаменевшую от страха. Но и в этот раз с помощью жены таможенника и общего для женщин языка лед постепенно растапливается.

Обеих поймали в самом сердце Германии «ловцы людей» из их же народа, а затем перепродали работорговцу.

Начальник таможни, собрав своих людей, направляется к работорговцу и официально заявляет, что тот освобожден от надзора за двумя рабынями, как предписывает закон. Мужчина выпучивает глаза и багровеет от ярости, но не имеет права возражать. Заплатив свою таможенную пошлину, он командует колонне возобновить движение.

Сотрясаемые резкими толчками, качаясь, повозки отправляются дальше по направлению к Паданской равнине. В клетках никто не оглядывается назад. Все ожидают разрешения собственной участи на первом же невольничьем рынке, который не за горами. Это вопрос нескольких дней.

Таким образом, караван, груженный разными судьбами, удаляется, поскрипывая, сворачивает и скрывается за поворотом.

До последнего момента его провожает взглядом девочка, сжимающая руку новой мамы… Итак, начальник таможни уже понял, что сегодня его семья пополнилась новым членом…

Милан того времени

Торговец наконец прибыл на Паданскую равнину. Он мог бы направиться в Аквилею, где существует развитый рынок янтаря. Но он предпочел пройти здесь, поскольку знает отличного покупателя для своих необработанных кусков. Это одно из самых видных семейств древнего города, именуемого… Медиоланум. То есть Милан.

Размеры Милана в древнеримскую эпоху, естественно, не соответствуют настоящим: достаточно сказать, что место, где впоследствии будет воздвигнут замок Сфорца, ныне самый центр мегаполиса, в период правления Траяна находится за городской чертой. Несмотря на это, Милан играет большую роль на шахматной доске императорского Рима. Он оказался необходимой базой в тылу для кампаний Юлия Цезаря, а в дальнейшем Август повелел обнести его длинным рядом оборонительных укреплений.

Каков же его размер? Попробуйте поставить одну за другой шесть-семь площадей Миланского собора — и обойдете поселение от края до края в границах его республиканских укреплений. Итак, Медиоланум не громаден, но обладает всем необходимым: форумом, термами, красивым театром и даже протяженным цирком для колесничных и конных бегов в стенах города, что необычно для римского центра (как правило, они располагаются за его пределами). А стадион «Меацца» (так же известный как «Сан-Сиро») римской эпохи, то есть амфитеатр для гладиаторских боев, наоборот, находится за стенами. Таким образом, миланцам приходится выходить за ворота, чтобы попасть на зрелища.