«1212» передает - Хануш Бургер

Георг внимательно слушал меня, когда я рассказывал об Оппенхофе и Фильзере.

— Это ничего не значит, — заключил он. — Пусть нам только дадут возможность самим навести порядок. Вопреки всему в Германии достаточно порядочных людей! Нужно только приободрить их…

Я ничего не ответил. Мне невольно вспомнился английский капитан Маколастер, который как-то сказал в Нормандии: «Я не могу понять вас, американцев!» От Урсулы Бекерат я услышал почти то же самое.

Светало, а я все еще никак не мог уснуть: положение в Аахене не давало мне покоя.

Через несколько дней, 11 февраля, всех сотрудников отдела по ведению психологической войны срочно собрали вместе. Самая большая студия радиодома и два прилегающих к ней конференц-зала были забиты до отказа. Я сидел рядом с капитаном Фридменом. Он расспрашивал меня о моих аахенских впечатлениях.

— Я был там персоной нон грата, — ответил я. — Мне не пришлось побывать у коменданта, так как наше радио слишком долго твердило немцам что-то о денацификации.

В студию вошли старшие офицеры, среди них был полковник Макдугал. Все ожидали прихода генерала. Видимо, речь пойдет о чем-то очень важном.

— Помните, я вам говорил, что Лепене будет бургомистром? — с ехидной улыбкой спросил меня Фридмен.

— Но вас это не волновало, капитан?

— Нисколько. Мне это и сейчас ни к чему. Я журналист. А после войны будет о чем писать. О чем только — это другой вопрос!

— Неужели все пойдет по-старому и с нацизмом будет покончено?

— Возможно, через несколько минут вы получите ответ на свой вопрос, Градец. Если вас интересует мое мнение, то мы вообще не готовы для оккупации Германии!

— Неужели у нас не было времени подготовить себя к этому?

— Мы занимаемся большой возней в Вашингтоне. Моргентау-Флюгель заявляет: «Если мы ослабим Германию в военном и экономическом отношении, это значит, укрепим Англию и Францию!» А Юнгенс, который связан с германским капиталом, а следовательно, Дюпон, крупные банки и «Стандарт ойл» стремятся превратить Германию в собственный филиал.

Вдруг все замолчали. В зал вошел генерал. Все встали. Из громкоговорителя полились звуки «Звездного флага».

— Случилось что-то очень важное, — чуть слышно прошептал Фридмен.

Мы сели на свои места.

— Господа, — тихо начал генерал, — я должен сообщить вам о важном международном событии. В дни, когда «летающие крепости» бомбят Берлин, когда Манила освобождена от японцев, когда русские танковые колонны ведут бои всего лишь в пятидесяти двух километрах от немецкой столицы, когда на нашем участке фронта наша пехота находится у ворот двух таких крупных немецких городов, как Саарбрюкен и Трир, — состоялась встреча глав правительств трех великих держав мира…

Конференция состоялась в Крыму. Главной ее целью было выработать план успешного завершения войны против нашего общего врага, улучшить взаимодействие союзников, а также создать предпосылки для прочного и длительного мира.

Генерал бросил взгляд на папку, которую положил перед ним адъютант.

— У меня в папке коммюнике конференции, которая обсудила также положение всех европейских стран. Достигнуто полное единодушие в вопросе проведения совместных боевых операций против нацистской Германии на заключительном этапе войны. Военные специалисты заняты сейчас разработкой деталей совместных планов… Одновременно начато обсуждение проблем сохранения длительного мира, среди них: совместные планы оккупации и контроля над Германией, политические и экономические проблемы освобожденной Европы, предложения создать международную организацию по поддержанию мира.

Обо всем этом говорится в официальном коммюнике. Текст вы прочтете завтра сами. Я же вызвал вас для того, чтобы положить конец той атмосфере неуверенности, что за последнее время имеет место в нашей работе. Создается впечатление, что вы не знаете, чего хотите. Газеты у нас на родине только и пишут об этом. Я имею в виду, конечно, определенные газеты. Господам газетчикам, видимо, не хватает материала для острых фельетонов… Так я могу авторитетно заявить, что мы хорошо знаем, чего хотим. Скажу вам об этом коротко, но именно этим вы и должны руководствоваться в своей работе: мы хотим порядка! Если будет капитуляция (это вопрос нескольких недель или месяцев!), в Германии возникнет вакуум. Крах будет носить прежде всего характер организационной неразберихи. Основная задача союзников (а здесь речь идет о западных союзниках!) — это Божье указание, чтобы…

Кое-кто из присутствующих захихикал.

— …Наша святая задача — предотвратить полный хаос, так как хаос — это такое состояние, когда расцветают радикальные элементы. Я полагаю, вы меня поняли?

— Вот вы и получили ответ на свой вопрос, а? — обратился ко мне Фридмен.

Речь генерала не выходила у меня из головы.

«Порядок! Вот наша генеральная линия!»

Но какой порядок? Как у нацистов или такой, какого не было еще в истории Германии?

Я вспомнил Георга. Он сказал мне однажды: «Оставьте нас одних, а уж мы наведем порядок в своем доме!»

— О каком порядке идет речь? — обратился я к Сильвио. — О порядке для победителей или для побежденных?

— Не будем обращать внимания, Петр, на столь талантливую мысль, пришедшую в голову одному военнослужащему победоносной американской армии…

— Глупости… Мы говорим слишком отвлеченно…

— Все зависит от того, что понимать под хаосом, когда дело дойдет до капитуляции Германии. Если в Германию с двух сторон войдут победители, тогда будет порядок, установленный победителями. Вспомни Аахен. О том же, что будет в каком-нибудь Лигнице, мы не знаем. Во всяком случае, там нет ни генерала Дрейнера, ни Дрейнеровича, акционера фирмы «ИГ Фарбен»…

— А если немцы сами покончат с войной?

— Ты имеешь в виду активный конец? Если они пошлют своего фюрера ко всем чертям? Неужели ты еще веришь, что немцы способны на это?

— Что ты имеешь в виду? Их образ мыслей или же считаешь, что они просто не в состоянии это сделать?

— И то и другое!

— После двенадцати лет фашизма они, должно быть, сыты им по горло, не так ли?

— Дела у них сейчас дрянь, и нет никакого сомнения, что большинство из них сыто фашизмом по горло. Однако от простого недовольства до революции — дистанция огромного размера. Не забывай, что нацисты прекрасно умели выкорчевывать революционеров…

— Я не знаю, как выглядит твоя статистика, однако у меня девяносто восемь процентов допрашиваемых во всех формах повторяли одно и то же: «Я маленький человек, я ничего не знаю…»

— Вот видишь. Значит, объективные причины остаются. Разве может народ «маленьких человечков» переложить ружье с одного плеча на другое? А это очень важно! Кроме того, вспомни, кто ты такой сам, Петр Градец? Сержант американской армии, сотрудник отдела по ведению психологической войны! Разве ты не слышал, что мы обязаны навести порядок, наш американский порядок? Вот наша задача!…

Капитуляция, вступление в страну, оккупация Германии, установление американского порядка. Вот наша задача!

Порядок людей типа Моргентау? Или фирмы «Диллон, Рид и К°»? Или возможно еще и нечто третье?

— Рузвельт не потерпит нацистов, — серьезно сказал Сильвио. — Возможно, он предполагает создать демократическую Германию. Во всяком случае, демилитаризованную. В основном он согласен с русскими: если не искоренять нацизм, через двадцать лет Германия снова поднимется на ноги. Но наш президент серьезно болен. Так что не будем тешить себя пустыми иллюзиями…

На улице Брассер самое спокойное время было за час до обеда. Вилла пустовала, только мадам Бишет и один из югославов возились на кухне.

Георг и я сидели за стареньким пианино и в четыре руки наигрывали немецкую песенку.

Георг был явно в ударе…

Через два дня меня вызвал к себе полковник. Алессандро, передавший мне приказ полковника, сочувственно посмотрел на меня.

В шезлонге рядом с письменным столом сидел Шонесси. В углу стоял Дрюз, крепко сжав свои тонкие синие губы.

— Послушайте, Петр, — обратился ко мне полковник. — Что это была за идея свести нашего Георга со своими соотечественниками? Капитан Дрюз не совсем хорошо понимает по-немецки, однако, насколько он понял, Георг, без сомнения, пытался подстрекать весь этот сброд.

— Господин капитан, тут произошло какое-то недоразумение, — начал было я. — Если Георг и хотел бы кого подстрекать, так только немцев, находящихся по ту сторону фронта. А этого, собственно, все мы хотим.

Тишина. Никто не поддержал меня даже взглядом.

— Скажите, вы были недавно на докладе генерала, сержант? — спросил меня Шонесси.

В его голосе — ни тени строгости. Только вежливое любопытство — и ничего больше.

— Господин майор! Песня, которую разучивали пленные, разбросана над немецкими окопами! Триста тысяч экземпляров… — продолжал я.