Пожиратели мертвых (13-й воин) - Майкл Крайтон

По мере того как день клонился к вечеру, мне становилось все яснее, что даже жалкое подобие оборонительных сооружений, наскоро возводимых под руководством Беовульфа, не будет закончено до наступления ночи: не будут закончены ни частокол, ни неровная как в ширину, так и в глубину канава. Беовульф понимал это не хуже меня и в какой-то момент обратился к королю Ротгару, который вызвал старуху – ангела смерти. Увидев ее при свете дня, я просто поразился тому, насколько же она была стара. На подбородке у нее росли волосы, почти как у старика-мужчины, а лицо было изрезано морщинами, глубокими, как трещины в сухой земле. Старуха убила овцу и раскидала по земле ее внутренности[24]. Затем последовали разнообразные магические песни, которые затянулись довольно надолго, и обращенные к небу мольбы.

Я не стал спрашивать Хергера о цели этого ритуала, памятуя о его дурном настроении. Вместо этого я внимательнее присмотрелся к другим воинам Беовульфа, которые тем временем обратили свои взоры в сторону моря. Океан выглядел серым и суровым, низкое небо свинцовой плитой нависло над ним, но важнее для нас было то, что с моря в сторону берега дул сильный бриз. Этот факт явно радовал воинов, и я догадался, почему: ветер, дующий с моря, не даст туману спуститься с холмов на побережье. Так оно и оказалось.

Строительные работы продолжались до того часа, когда стало темнеть. К моему удивлению, в этот вечер Ротгар вновь устроил роскошный пир; на сей раз, насколько я мог заметить, Беовульф, Хергер и другие воины нашего отряда не отказали себе в удовольствии выпить столько меда, сколько в них влезло, и вообще вели себя беззаботно и беспечно, как дети. Насладившись пьянящим напитком и ласками с готовностью отдававшихся им рабынь, они погрузились в беспробудный пьяный сон.

К этому времени я заметил вот что: каждый из воинов Беовульфа избрал среди местных рабынь одну, к которой относился с наибольшей симпатией, хотя для удовлетворения похоти отнюдь не пренебрегал и другими. Выпив изрядное количество меда, Хергер сказал мне о женщине, особо отмеченной его вниманием:

– Если будет нужно, она умрет вместе со мной.

Из этого я сделал вывод, что каждый воин Беовульфа выбрал женщину, которая должна будет взойти на его погребальный костер, и к этой женщине проявлял больше внимания и любезности, чем к другим; как я понял, это было сделано потому, что у них, оказавшихся в чужой стране, не было здесь собственных рабынь, которые могли бы исполнить этот обычай.

В первые дни моего пребывания в стране Венден норманнские женщины старались не приближаться ко мне по причине, как я понимаю, моей смуглой кожи и темных волос. Тем не менее я часто ловил на себе их заинтересованные взгляды и слышал за спиной их перешептывание и хихиканье. Больше того, я заметил, что эти женщины, обычно не знающие стеснительности, все же прячут иногда лица от посторонних, по крайней мере прикрывая их ладонями, когда смеются или рассматривают незнакомого мужчину. Я спросил Хергера:

– Почему они так ведут себя?

Я чувствовал, что ко мне относятся не так, как к другим, и если уж со своей внешностью я поделать ничего не мог, то я хотел по крайней мере вести себя так, как ожидают от меня местные жители, в соответствии с их обычаями и традициями.

На мой вопрос Хергер ответил мне вот что:

– Женщины считают, что арабы – настоящие жеребцы. По крайней мере, такие среди них ходят слухи.

Меня такое отношение нисколько не удивило, и вот почему: во всех странах, в которых мне довелось побывать, а также и внутри стен Города Мира, равно как и в любом месте, где живущие бок о бок люди образуют какое-то подобие сообщества, обязательно ходят всякие небылицы об обитателях других стран и городов. Разумеется, по большей части люди из той или иной страны считают свои традиции наиболее здравыми, естественными и обязательными для исполнения. Кроме того, любой чужестранец, будь то мужчина или женщина, заранее определяется местными жителями как человек, низший по сравнению с ними во всех отношениях, за исключением того, что касается продолжения рода. Так, например, тюрки считают персов искусными любовниками; персы отдают первенство в этом отношении чернокожим; те, в свою очередь, считают лучшими любовниками кого-то еще; так происходит везде и повсюду. В одних случаях эти пересуды и слухи касаются размера гениталий, в других особой страстности в момент близости и умения совокупляться подолгу и по многу раз кряду, а иногда речь идет о выборе самых изощренных и особо удовлетворяющих партнера поз.

Не знаю, действительно ли норманнские женщины верят в то, о чем сказал мне Хергер, но я обнаружил, что при ближайшем знакомстве они оказывались просто поражены сделанной мне операцией[25]. Разумеется, у этих грязных дикарей ничего подобного не практикуется. Что же касается типичной манеры вступления в близость, то я могу сказать об этих женщинах, что они ведут себя шумно и энергично; кроме того, от них исходит такой запах, что мне приходилось задерживать дыхание едва ли не на все время близости; еще они имеют склонность много двигаться, всячески извиваться, царапаться и кусаться, и делают это с такой силой, что могут, как норовистая лошадь, сбросить с себя седока, – так образно выражаются норманны о поведении своих женщин. Что касается меня лично, то я испытывал в моменты близости с этими женщинами едва ли не больше боли, чем удовольствия.

Рассказывая о совокуплении, норманны часто пользуются выражением, которое можно перевести следующим образом: «Я поборолся с такой-то женщиной»; при этом принято с гордостью показывать товарищам синяки и царапины, как демонстрируют собратьям по оружию полученные в бою раны. Однако мужчины, насколько мне известно, никогда не причиняют женщинам никакого вреда, не бьют и не истязают их.

В тот вечер, когда все воины Беовульфа крепко уснули, мне еще долго было как не до сна, так и не до смеха; меня обуял страх перед возвращением вендолов. Однако они не вернулись, и в конце концов я тоже уснул, хотя сон мой не был глубок и спокоен.

На следующий день ветер стих, и все жители королевства Ротгара, подгоняемые страхом, с удвоенными силами взялись за работу; все только и говорили о Коргоне и о том, что он наверняка нападет на нас ближайшей ночью. Отметины от когтей лохматой твари у меня на лице стали заживать, но болели еще сильнее, чем в первый день. Стоило мне раскрыть рот, чтобы поесть или что-то сказать, как края начинающих затягиваться ран снова расходились, и я испытывал довольно сильную боль. Кроме того, боевой дух к тому времени уже покинул меня. Мне снова стало страшно, и я старался отвлечься от тяжелых мыслей, молча работая вместе с женщинами и стариками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});