Определяя твою суть (СИ) - "Гар Дар"

— Уже вечер пятого. — Еще больше напряглась атаманша. — Два дня или тебя вычислят…

— А я солью информацию и о тебе, голубка. Мне ценна моя фамилия и род свой я планирую продолжить…

В подвале остались лишь бочки. Кюри опять подивилась силе Связного, но сейчас не до этого.

— Где эта девчонка? — Задумавшись, женщина выбежала из помещения в свою комнату.

Она строила планы, как уберечь одну маленькую, но добрую некромантку. Видимо у нее проснулся материнский инстинкт к старости!

Глава 23

Мне снилась мамина квартира. Тишина двушки и запах ее волос. Она была солнечной, ласковой женщиной. Казалось, что ничто не способно омрачить ее радостное и немного уставшее лицо. Только я могла довести ее до слез… Я никогда не соглашалась с ней и винила за уход папы. Почему-то я всегда думала, что именно она виновата в этом. Сбегала, обижала, ругалась, пока не увидела ее карточку из больницы. Тогда я была в восьмом классе и мало разбиралась в медицине. Но страшные непереводимые слова были для меня моментом, который помог переосмыслить всю свою жизнь. Читая кривой врачебный подчерк, я вспоминала, как мама делала все, чтобы я каждое лето отдыхала на море, в горах или … просто природе. За все свою жизнь с родительницей, я ни разу не видела астму. В нашей аптечке не было ни одного препарата от удушья. Никаких приборов для дыхания. Она прятала все это и оставалась в загрязненном городе, в то время пока я наслаждалась чистотой и красотой далеких уголков земли. Она боялась, что и я начну мучиться.

Узнав о болезни, я стала готовиться в медицинский институт. Но мне было трудно так резко взяться за голову. Годы учебы, которые я упустила, резко отзывались в каждой оценке, и лень нападала с каждым разом чаще. А потом я познакомилась с парнем и перестала часто появляться дома. Отключив телефон на двое суток, я не знала, что меня ждет на родительском пороге…

Меня ожидала тишина, мерный гул холодильника, солнечные лучи просачивались сквозь окна и шторы, привычная чистота и уют. Аромат дома был немного омрачен долей горечи, но … эта картина ласковых стен квартиры и чувство, что меня будут ждать, несмотря, ни на что…

Именно эти воспоминания мне снились и сейчас. Чистота, уют, родительское тепло витающее в воздухе, как солнечные лучи, которые тянуться ко мне со всех окон… Ко мне, стоящей в темном коридоре и нерешающейся сделать шаг. Хоть я и была зла на маму, но всегда знала, что она будет продолжать мне улыбаться. Чтобы я не делала и как сильно не беспокоила, но она всегда спешила ко мне, только услышав мои шаги, а увидев меня, едва слышно бормотала: «родная моя».

За годы своего некультурного поведения, я научилась слышать даже ее шевеление губ. Мне хватало взгляда в ее добрые глаза, чтобы понять, что я для нее все в этой жизни. Я знала, что мне даже прощение просить не придется, меня накормят, прижмут к себе… и я всегда уходила от ее объятий…

Но сейчас… тишина обычной квартиры и тревога где-то в самом сердце. Зайдя в ее комнату, я увидела, как кто-то в спешке собирал вещи. А еще… блокнот по которому мама меня обычно искала. Это ее рукой были исписаны страницы. Это она заполняла тетрадку, выпытывая все номера моих подруг, а иногда она сама тайно копалась в моем телефоне. На последней странице тоже были номера местных больниц, милиции и даже морга. Мама всегда носила блокнот с собой, боясь того что я как и все предыдущие найду его и разорву в порыве злости. Я ведь пыталась доказать, что давно выросла и следить за собой не позволю. Она прятала эту свою книжечку у сердца, как библию пересматривала ее и добавляла новые номера, вычеркивая старые. Ее маленький, забористый подчерк, только на этих белых листах напоминал мне ограду могилы. В остальных тетрадях даже ее буквы сияли счастьем и дарили солнечную улыбку…

Я боялась этого сна и не хотела видеть продолжения, поэтому постаралась проснуться.

Мои глаза не хотели открываться. Нет, тело не болело, не ныло… его просто «не было». Я не чувствовала ни тяжести, ни движений воздуха, ни кровати подо мной. Но «видела» все! Странно, но мне казалось, что глаза зависли где-то над лбом, поэтому я видела палату и даже себя. Мое тело лежало на кровати и казалось, что светилось изнутри и… волосы были почти белыми! Почти, потому что с каждым моим вдохом они вновь темнели, а некоторые прядки окрашивались в ярко бордовый. Пока я дивилась этому феномену, пришел Ерид с… Кюри? А разве в академию могут попасть женщины?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Лекарь уже осмотрел вашего…хм, сына, — запнулся профессор, потирая руки и поправляя, некий жетон с изображением дохлой лягушки. — Ничего страшного с ним не случилось. Да, с ним… — нажал профессор и пристально взглянул на атаманшу.

Мне казалось, что из всего сказанного она услышала лишь, что все хорошо. Женщина не реагировала на недвусмысленные намеки Ерида и просто смотрела на мое спящее тело. Кюри стояла рядом с кроватью и, казалось, размышляла над чем-то очень важным. Сквозь тонну косметики нельзя было увидеть ее истинное лицо, но чувство ее беспокойства настораживала Маську. Кошка даже попыталась вильнуть хвостом и дернуть ушами, чтобы порадовать эту странную атаманшу.

— Ерид ель Ваго, — резко заговорила «мама», — я поняла, что ее лекарем были вы.

Профессор даже немного дернулся от ее голоса. Он тряхнул головой, соглашаясь и забывая намекнуть про мой пол. Сейчас он смотрел в лицо решительной женщины, которая отважилась на нечто пугающее. В ней не было ни капли страха. Лишь яростный и пугающий блеск вертикальных глаз. Сам ее облик напомнил животного готового защищать и свой дом и своих детей.

— Ерид ель Ваго, мне не важно «как», но она должна оставаться на территории академии Теров! — Она не просила, а приказывала, забыв о том, что разговаривает не с наемниками. — Эта школа самая защищенная во всем Арусе и никто из посторонних не сможет попасть в нее! Они не тронут мою дочь, а Анна научится защищать себя и близких!

Мужчина опешил. Нет, он и раньше понял, что девчонку спрятали, а не отправили учиться. Понял это с того момента, как узнал об ее обличие и поле. Лемида — это ценнейший материал для большинства мудрецов и исследователей. Чего только стоит одна ее шерсть! Но сейчас в глазах матери была решимость, ярость и беспокойство. Она не умоляла, не просила, не падала на колени, слезно крича, а … просто дала понять, что Анну из академии смогут выкинуть лишь после смерти матери.

Теплая женская рука в перчатке обхватила грубую ладонь профессора. А когда он ощутил нечто маленькое, женщина отстранилась.

— Вы ведь ее классный руководитель позаботьтесь о Мисе.

В мужской руке лежал небольшой, но… ценнейший артефакт. Он поблескивал своими краями, хотя сам был просто черной монетой. Но эта безделушка заставила задрожать профессора. Его глаза загорелись жаждой и «монетка» была спрятана в карман.

— Вы ведь весьма неплохой исследователь, как мне сообщили. — Голубые глаза вновь смотрели на сосредоточенную фигуру. — Я понимаю, что тяжело скрывать мое дитя в вашей академии, но за ее пределами ее поджидает смерть. — Женщина говорила, твердо понимая весь смысл, и не позволяя профессору даже подумать выкинуть кошку. В ее голосе проявлялось предостерегающее шипение. — Каждый год обучения Анны, вы будете получать плату за наш секрет. Вы можете изучать ее вид в подростковом возрасте и вести записи о ее взросление, но не смейте причинять дочери боль. — Женщина стояла рядом с профессором, и казалось маленькой на его фоне, но… смотрела сверху вниз на мужчину. — Плата будет не меньше чем мой подарок, — намекнула Кюри, а учитель шокировано уставился на маленькую мать. — Но если вы нарушите наш договор… — он ощутил острые тиски, сжавшие его достоинство. Даже сквозь кожаную ткань, он чувствовал нечто холодное и поразительно острое на нежной коже. — Я думаю, вы когда-нибудь захотите иметь детей, — она улыбнулась, как ни в чем не бывало, а захват исчез, позволяя мужчине вдохнуть.

— Я понял, — согласился со всем мужчина, ощущая острую нехватку кислорода. — Не в моих интересах выдавать вашу дочь и выгонять лемиду из Теры.