Не уходи - Виктория Горкушенко

2 полоски.

Врач тяжело вздохнул и снисходительно на меня посмотрел.

– Так, может, это не беременность, а просто месячные начались?

Я задохнулась от такой наглости.

– Так, может, Вам стоит проверить меня на кресле, прежде чем выдвигать теории? – ответила я вопросом на вопрос.

Он снова вздохнул, и мне показалось, что пока он вставал, то закатил глаза.

Мудак.

– Проходите на кресло. Когда были последние месячные?

– 7 недель назад, – ответила я, спуская спортивные штаны и трусики.

Взобравшись на кресло, я расположила ноги на подставках, и врач ввел в меня пальцы, прощупывая стенки влагалища.

Удивительно, но все его снисхождение и раздражение ушли.

– Действительно беременна, – пробормотал он, словно удивляясь, что я к нему не с месячными на скорой приехала. – Одевайтесь. Сейчас за Вами придет узист, – сказал он, снимая окровавленную перчатку.

Через 5 минут после звонка врача в кабинете появился другой врач, тоже мужчина.

Да я просто везунчик. В этой больнице женщины вообще работают.

– Здравствуйте.

– Доброе утро. – Куда уж добрее. – Идемте со мной.

Я взяла свою сумку и направилась за, как я предполагаю, узистом.

Что один, что другой врач были такими медлительными, что это начинало раздражать. Прямо сейчас я теряю ребенка, а они такие не расторопные, словно мы идем на завтрак.

Когда мы прошли парочку пролетов и завернули в один из кабинетов, врач снова сказал мне по пояс раздеться, попутно включая настольную лампу и аппарат узи.

– Какой срок?

– 5 недель, – снова ответила я.

– Когда были последние месячные?

– 7 недель назад.

– Что ж, значит, если плод жив, мы услышим сердцебиение.

Боже, пожалуйста, пусть это будет так.

Когда я легла на кушетку, врач ввел в меня датчик и начал аккуратно водить им по кругу. Сердцебиения не было слышно. Я уже упала духом, как вдруг…

Тук-тук-тук-тук-тук-тук.

Этот звук наполнил кабинет, и я выдохнула от облегчения. Это определенно было сердцебиение.

Но почему такое частое?

– Подскажите, а это нормально, что сердце бьется так быстро?

– Да, – коротко ответил врач, не отвлекаясь от монитора.

Он какое-то время делал пометки, а затем сказал одеваться.

Пока я натягивала штаны, в кабинет вошла темноволосая молодая девушка в больничном костюме.

– Вы готовы? – спросила она без лишних предисловий и приветствий.

– Да.

– Тогда идемте за мной.

Я направилась вслед за ней, параллельно доставая телефон и набирая мужа.

– Алло, – ответил он после первого же гудка.

– Сердцебиение есть, – ответила я с улыбкой и услышала облегченный вздох на другом конце линии. – Но можешь меня не ждать. Очевидно, меня кладут на сохранение.

– Ладно, хорошо, да, – бессвязно бормотал Сашка. – Как ты?

– Сейчас уже лучше. Поезжай домой, Саш, – я хотела сказать, что люблю его, но впервые в жизни не смогла.

Раньше это не было проблемой, раньше это было также легко как сказать «Привет», но сейчас, наши отношения поменялись, и было как-то некомфортно что ли.

– Ладно, – снова ответил он и после короткой паузы сказал, – пока.

Хотел ли он тоже сказать, что любит меня, но остановил себя?

Вряд ли я это когда-нибудь узнаю.

***

Следующие 3 дня я провела в напряжении. Мне давали какие-то лекарства, ставили какие-то уколы, но от моего лечащего врача не было никаких обнадеживающих фраз по типу «Ничего страшного не случилось», «С Вашим ребенком все будет в порядке», «Гематома затягивается».

Мой официальный диагноз ретрохориальная гематома. Я погуглила, но яснее не стало. Нет никаких гарантий, что ребенок выживет, но также и нет однозначных ответов, что он умрет.

Врач вообще настраивает меня на то, что ребенок скорее всего с каким-то генетическим изъяном и лучше бы в таком случае вообще не пытаться сохранить беременность.

Не врач, а душка.

Эти 3 дня были очень выматывающими. Помимо напряжения связанным с жизнью ребенка, мне обрывали телефон девочки, пытаясь выяснить, что со мной. Последней позвонила мама Саши.

– Диана, я места себе не нахожу, – причитала мама Даша в динамике. – У тебя точно не аппендицит? Потому что если эти неквалифицированные придурки его проглядели, счет идет на минуты.

– Нет мам, у меня не аппендицит, – спокойно ответила я, чтобы не заставлять ее еще больше нервничать.

За окном шел снег. Крупные хлопья медленно падали на землю. Было в этом какое-то успокоение. Не знаю почему. А, может, это просто разговор с мамой немного успокоил мои нервы. Знание того, что она переживает за меня, словно я ее родная дочь – бальзам для моей израненной души.

– Они думают, что это грыжа, но им нужны бесконечные осмотры, анализы и прочая ерунда. Мне кажется, они сами не знают, что со мной, – солгала я.

– Если они сегодня же не узнают, что с моей девочкой, я их в щепки разнесу, – пригрозила мама.

Я улыбнулась.

– Все хорошо, мама. Я буду в порядке. Не переживай.

Не знаю, накликала ли я беду своим враньем, но теперь у меня действительно заболел низ живота.

– Мам, – я постаралась сохранять голос спокойным, – мне пора на анализы, позже перезвоню, хорошо?

– Хорошо, милая. Выздоравливай.

– Пока.

Я сбросила вызов и бросилась к посту медсестер.

– Позовите врача. Низ живота очень болит.

Я скрючилась пополам, держась за стойку их поста. Одна из медсестер взяла старый проводной телефон и набрала номер врача.

– Алексей Викторович, тут девушка, которая на сохранении, пришла к нам с болями внизу живота, – она сочувственно посмотрела на меня.

Вторая медсестра помогла мне доковылять до смотровой и лечь на кушетку. Я снова почувствовала хлюпанье между ног.

Из глаз непроизвольно потекли слезы. Я уже знала, что будет, просто знала.

И когда врач пришел в смотровую, он просто подтвердил то, что я итак уже знала.

Я снова потеряла ребенка.

Глава 22

Саша

На следующий день

Я забрал Диану из больницы, не проронив ни слова по дороге домой. У меня не было для нее слов утешения, да и моральных сил на это тоже не было. Хоть я и был готов к такому исходу, глубоко внутри, все равно испытал разочарование.

Оказавшись дома, Диана впервые со мной заговорила.

– Ничего мне не скажешь? – мрачно спросила она, стоя посреди нашей кухни.

Я сел на стул и откинулся на спинку, упираясь головой в стену.

– А что тут можно сказать?

– Не знаю, что-то утешающее или, может, то, что заставило бы меня почувствовать себя лучше, – упрекнула она. – Ты даже не прикоснулся ко мне.

– В прошлый раз ты не особо была готова к объятиям, – ощетинился я.

Она фыркнула и прислонилась к столешнице.

– Ты еще вспомни,