«Веду бой!» 2012: Вторая Великая Отечественная - Федор Вихрев

— Черт побери, они используют против нас даже гипноз, — пожаловался Оскар.

— Нет, это их культура. По-моему, то сообщение про «шестьдесят пять лет назад» — это не обман, я слышал их передачи и их сообщения, это невозможно подделать. Поверь мне, они из будущего.

— А когда нам ждать марсиан на треножниках? — нервно засмеялся он. — Ты слишком много читал на ночь Герберта Уэллса.

Но я не смеялся:

— Хорошо, сейчас я начну работу, а вечером представлю анализ полученных результатов.

Оскар кивнул, соглашаясь со мной.

Недавно включенный приемник уже прогрелся, и шкалы настройки светили мне приятным зеленым светом. Техник показал тумблер включения магнитофона и показал, как переключаются диапазоны. Я поблагодарил его, надел наушники и занялся любимым с детства занятием — стал слушать радио.

Сквозь треск и шипение помех я пробегал диапазон за диапазоном в поисках русской речи. Стоп, а почему только русской? Только что я проскочил волну, на которой звучала английская речь, но какая-то совсем не английская и не американская. Женщина на невозможном английском, но явно родном языке, глотая звуки и безбожно коверкая слова, беседовала с человеком, отвечавшим на довольно неплохом классическом английском.

— Налоговая система позволяет обеспечивать социальные льготы, не достижимые ни для одной страны текущего десятилетия, — доносился из телефонов хрипловатый мужской голос.

— Профессор, скажите, как недавнее событие может повлиять на экономическое развитие России? — спросила женщина.

— Я думаю, будет небольшой спад в доходах основной массы населения, а после капитуляции Германии начнется рост, ограниченный лишь наличием производственных мощностей. Финансовый кризис XXI века заставил законсервировать часть промышленности, но даже сейчас заводы господина Мордашова выпускают стали больше, чем Германия, а «Русал» производит алюминия больше, чем весь мир.

Вот оно, доказательство того, что отрицал Штайн и чего опасался я сам.

Профессор продолжал:

— Режим в Германии довольно непрочен, еще в тридцать восьмом году Карл Гердлер и Эвальд фон Клейст предлагали англичанам свергнуть Гитлера.

Канарис знал об этом, но молчал. Сейчас в группу противников Гитлера входят Эрвин Роммель, Эрих Левински, Артур Небе, Вальтер фон Браухич, Франц Гальдер и Альфред Йодль. Гиммлер тоже знал о готовящемся покушении на Гитлера. Когда взрыв бомбы в сорок четвертом году…

Резкий вой заглушил слова.

Только сейчас я понял, что не включил магнитофонную запись. Опасная информация, но учитывая, как с ней обращаются в Москве, это для них архивная пыль. Я снова попытался поймать эту радиопередачу, но ловил только музыку.

Бундесы — так я стал для себя называть русских из будущего за постоянное употребление фразы «Российская Федерация», — постоянно передавали много коммерческой рекламы и музыки. Песни на русском, английском и даже немецком языке чередовались без всякой видимой системы. Одна радиостанция передавала большевистские песни вперемешку с белогвардейскими, последних было даже больше. Похоже, Гражданская война стала для них такой же историей, как для САСШ — война Севера с Югом.

Так, а это что?

— Совместное заявление Министерства обороны и МИД Российской Федерации. Руководство Германской империи, Генеральный штаб предупреждаются, что невыполнение правил Женевской конвенции по военнопленным будет караться бессрочным юридическим преследованием виновных, так же будет караться исполнение закона о комиссарах, приказа ОКХ от 24 мая и Директивы о поведении войск в России.

Генерал-квартирмейстер Эдуард Вагнер, министраль-директор Рудольф Леман, генерал-майор Вальтер Варлимонт, доктор Латман и группенфюрер СС Генрих Мюллер будут считаться персонально ответственными за жизнь и здоровье военнопленных.

Частота поплыла, но после нескольких поворотов ручки тонкой настройки я снова поймал нужную частоту.

— Господин Исаев, что вы скажете о сегодняшнем состоянии дел в СС?

Я включил запись.

«Сила Генриха Гиммлера всегда была ограничена, он знал, что национал-социалистское руководство не допустит слияния партийной организации с государственным институтом и создания новой государственной сверхструктуры. Партийное руководство не желало, чтобы какой-то государственный орган, пусть даже возглавляемый верными национал-социалистами, получил возможность вмешиваться в партийные дела.

Создание главного управления имперской безопасности РСХА стало своеобразным компромиссом. Оно возникло 27 сентября 1939 года, но не имело права называться так официально, ни в прессе, ни в переписке с другими организациями и учреждениями. Это была внутриорганизационная структура, шеф которой именовался „начальником полиции безопасности и СД“. Не произошло и слияния СД с полицией безопасности: партия не допустила ее огосударствления.

Только отделы управлений СД и полиции безопасности вошли в состав главного управления имперской безопасности, продолжая действовать самостоятельно.

Было создано шесть новых управлений.

СД же осталась таким образом зависимой от воли партийного руководства. Огосударствления нового аппарата не произошло, за исключением первого и четвертого управлений. Деятельность третьего не вышла за рамки дозволенного, хотя оно и занялось исследованием жизненного пространства. Ему не было дозволено превратиться в некую разведывательную организацию, действующую внутри страны. Олендорф по этому поводу сказал так: „Поскольку рейхсфюрер СС не намеревался создать действенную разведывательную службу, которая имела бы задачу обслуживания внутригосударственной сферы и в деятельности которой столкнулся со многими трудностями, он удовольствовался лишь оформлением внешнего фасада“».

А это уже про нас.

«Служба безопасности могла бы превратиться в совсем малозначащую организацию, если бы не Олендорф и его сотрудники, которые пытались расширить сферу своей деятельности зачастую вопреки соображениям Гиммлера. Это вызвало новые конфликты с партийным руководством, вследствие чего Гиммлер в 1944 году капитулировал перед ним полностью. У СД остались лишь две основные задачи: ведение разведки за рубежом и объединение лиц, которые во время Второй мировой войны возглавляли оперативные группы и спецкоманды, проводившие политический террор и осуществлявшие массовые убийства по расовым признакам в новой Европе Адольфа Гитлера.

Начало этому было положено еще перед нападением на Польшу.

17 августа 1939 года Франц Гальдер в дневнике записал: „Канарис… Гиммлер… Гейдрих… Оберзальцберг… 150 комплектов польской военной формы и снаряжения… Верхняя Силезия“.

В переводе на нормальный язык это означает: от адмирала Канариса Гальдер узнал о совещании, состоявшемся в гитлеровской резиденции Оберзальцберг, на котором между диктатором и его эсэсовскими приспешниками, Гиммлером и Гейдрихом, состоялся обмен мнениями о некоем мероприятии, затеянном в Верхней Силезии, и что для этого потребуется 150 комплектов польского обмундирования.

Так начался пролог драмы, стоившей миру 55 миллионов человеческих жизней.

Очень многое мы можем почерпнуть из мемуаров Шелленберга. Ему было тридцать четыре года, когда он, сделав головокружительную карьеру, находился в числе руководителей государства, обладающего чудовищной мощью. Очень молодому человеку удалось завладеть правом распоряжаться организацией, крайне важной для государства: разведкой. Всего через несколько месяцев после попадания в плен английские офицеры, неустанно допрашивавшие его, выложили ему, что он — всего-навсего незаслуженно переоцененный фаворит режима, не отвечающий ни задачам, стоявшим перед ним, ни исторической обстановке. Полное пренебрежение американцев и англичан было для Шелленберга, пожалуй, самым тяжким ударом. В свое время он играл крупную роль, а теперь, всего через несколько лет, он очутился в положении вышедшего из моды актера, которому никто не хотел верить, что он когда-то был одним из главных персонажей эпохальной трагедии. Однако Шелленберг не бросил игру, он написал мемуары, где раскрыл все секреты тайной разведки рейха.

— Большое спасибо, завтра мы продолжим беседу с историком Алексеем Исаевым».

Я выключил запись и вытащил катушку с магнитной проволокой из магнитофона.

Ко мне подошел дежурный оператор.

— Проводите меня быстрее к штурмбаннфюреру Штайну, — обратился я к нему.

Через три минуты я сидел в кабинете у Оскара.

— Вот доказательство моих слов, — я выложил перед ним катушку с записью. — И вызови Шелленберга, перед тем как прослушать это. Оскар, это бомба, а они выкладывают как малозначащий эпизод.