Экспансия (СИ) - Янов Алексей Леонидович

– Головы обнажить! – скомандовал Клоч, пропуская вперёд смоленского епископа.

Пехотинцы и стоящая поодаль «посоха», поснимали свои шлемы и подшлемники.

К строю подошла группа священников во главе с владыкой. Один из монахов нёс перед Алексием чашу – кропильницу со святой водой. Алексий лично окунал в чашу кропило, поднимал руку и с усилием, крест – накрест, махал кропилом на замерших в строю воинов.

– Храни вас Господь, – благословлял людей епископ на воинский поход. – Храни Господь. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа … – владыка со своими присными медленно прошёл вдоль всего строя, щедро окропляя шеренги ратников святой водой.

По завершении процедуры воины перекрестились на главы Успенского собора и, под колокольный звон, обратно надели свои головные уборы.

На мне скрестились ожидающие дальнейших распоряжений взгляды высшего командного состава.

– «По коням»! – лаконично скомандовал пехотным полковникам, заметив непонимание на их лицах, добавил: – Отчаливаем!

Командиры сразу засуетились, разбили своих пехотинцев на ротные колонны, и повели их к ожидающим погрузки судам. Далеко им идти не пришлось – галеры с дощаниками стояли у причалов или просто на мелководье у необорудованного берега. Суда, зачаленные за вкопанные ряжи пристаней, мелко покачивались на раздуваемой течением волне.

Чтобы не допустить возникновения путаницы, все суда были заранее закреплены за конкретными подразделениями. А для наглядного обозначения принадлежности того или иного судна на остриях мачт были вывешены жёлтые вымпелы с номерами и литерами обозначающими роту. Эта же информация, выведенная краской, дублировалась на бортах судов.

Сопровождаемый свитой я быстро взлетел по широким сходням, поднявшись на борт своей галеры. Пехотинцы третьей роты первого полка, с которыми нам предстояло совместное плавание, уже разместились за галерными вёслами. Опустевшие пристани начали занимать просачивающиеся сюда гомонящие толпы народа – кто – то плакал, кто – то крестил речную флотилию, кто – то веселился.

От причальной стенки и от вкопанных на берегу ряжей отряды смоленских ополченцев, под командованием оставшегося на хозяйстве в столице Перемоги, стали отдавать швартовые.

Вот он, момент истины настал! На моей флагманской галере вверх по мачте взмыл специальный флажной сигнал и одновременно с ним раздался холостой выстрел из пушки. Условленные сигналы немедленно сработали и собранная у стен Смоленска речная армада начала дружно отчаливать от родных берегов. Экипажи заработали вёслами, на палубах стали расправлять паруса, ловя в них попутный западный ветер.

Пристани, Торг, да и вообще днепровские берега разразились, словно гром небесный, оглушительными криками и ором. Люди все повскидывались и, что есть сил, замахали пустыми руками или же зажатыми в руках шапками, платками и платочками, провожая начавший вспенивать вёслами воду флот.

Глядя на раздувающиеся паруса, поднимающиеся и опускающиеся вёсла я думал о том как долго готовился к этому дню и часу, обучая людей, создавая невиданные прежде войска, перевооружая их и облачая в новые доспехи, непрерывно создавая и развивая промышленную базу – без которой ничего бы этого вообще никогда не состоялось! Сил и средств было затрачено немерено! Первые обнадёживающие результаты, в виде разгрома под Смоленском неприятельских сил, уже есть в нашем активе. Теперь остаётся выяснить, насколько моя армия мобильна и как она себя проявит, сражаясь вдали от дома.

Глава 8

Из крови, пролитой в боях, Из праха обращенных в прах, Из мук казненных поколений, Из душ, крестившихся в крови, Из ненавидящей любви, Из преступлений, исступлений – Возникнет праведная Русь. Я за нее за всю молюсь И верю замыслам предвечным: Ее куют ударом мечным, Она мостится на костях, Она святится в ярых битвах, На жгущих строится мощах, В безумных плавится молитвах.[1]

Ростислав Мстиславич был в гневе, плохо сдерживаемая ярость буквально клокотала в нём. Мало того, что захват великокняжеского смоленского стола провалился, так его сыновец (племянник) посадил свои смердьи полки в лодьи и поплыл с ними на восток, вверх по Днепру. Но окончательно его добило сегодняшнее известие о предательстве собственных бояр, сбежавших к смоленскому князю. Их и выжило – то всего с гулькин нос – меньше десятка, остальные погибли под стенами Ильинского конца. Здоровых дружинников тоже мало – семь десятков, и как, спрашивается, с такими ничтожными силами воевать с Владимиром? Придётся срочно горожан с окрестными смердами (по примеру ненавистного Владимира) исполчать, чай хватит сил отсидеться в осаде, если не за городским частоколом, то за крепкими дубовыми стенами детинца. О сражении в открытом поле Ростислав Мстиславич даже не помышлял. Его последней надеждой был вяземский князь Владимир Андреич, а точнее, дорогобужский князь до самого последнего момента надеялся на помощь, вроде как обещанную владимиро – суздальскими князьями.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не прошло и трёх суток с момента отплытия из Смоленска, как речная флотилия дошла до Дорогобужа. Галеры были способны и за день добраться до места назначения, но их сдерживали не такие проворные суда сопровождения.

Действовали мы в наглую. О силах располагаемых дорогобужским князем нам было доподлинно известно из сообщений, переметнувшихся на нашу сторону дорогобужских бояр.

Плацдарм внезапным наскоком заняли ратьеры, двигавшиеся все это время параллельно судовой рати вдоль берега Днепра. Пехотинцы, прикрывшись корабельной артиллерией и стрелками, сразу с нескольких галер стали высаживать десант прямо на городской причал в районе его южной окраины поодаль от городских стен окольного города. На бревенчатый помост, гремя железом, бойцы спрыгивали с мостков целыми взводами. Под их весом причал угрожающе раскачивался.

Десантирующиеся с галер подразделения сразу же устремлялись к портовым амбарам и начинали там укрепляться. За исключением редкого и неэффективного навесного обстрела из луков, иных, каких – либо агрессивных поползновений со стороны города, мы так и не дождались.

Вслед за галерами, описывая плавную дугу, к берегу стали подходить грузовые дощаники. Рулевые кораблей всем телом упирались в рукоять руля, выставляя рулевое перо под углом к речному течению. Поднявшийся ветерок стал надувать, хлопать парусами и кренить дощаники на левый борт. Опытные купеческие экипажи судов быстро спустили паруса, а гребцы стали налегать на вёсла. Один за другим дощаники стали въезжать носами в травяную кромку пологого берега.

«Посошный» полк сгружал с дощаников обоз, прочие припасы и обустраивал защищённый лагерь, обнося его рогатками под руководством «стройбата». Три строевых полка растекались по равнине вокруг города, окружая его по всем правилам «ромейской» военной науки перегородив все дороги и тропы – соорудив на скорую руку некое подобие циркумвалационной и контрвалационной линий.

Полковники, комбаты, ротные на взмыленных лошадях скакали галопом между своими частями, направляя деятельность пехотинцев в нужное русло. А я, в компании конных дружинников, в течение всего дня, напряжённо следил за городскими воротами. Все ожидали вылазки горожан, но она так и не случилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Дорогобуж возвышался на левом берегу Днепра, был окружён рвом и земляным валом с кольями и брусьями. Город был деревянным, за исключением главной городской церкви. Детинец князя располагался на вершине холма, высотою двадцать метров, в самом центре города и тоже был обнесён деревянной стеной. Внутри города имелись хорошо укреплённые боярские хоромы, ныне, по большей части, опустевшие.