На другом берегу - Ирина Верехтина

и о работниках.

«Как в воду глядела!» – думал Демосфен. Ещё он думал о покупке дома напротив. Дом продавался, а кондитерскую требовалось расширять: желающих позавтракать русскими пирогами было уже больше, чем вмещало их маленькое кафе, да и днём приходили – посидеть.

Женщины листали модные журналы (Демосфен привёз их целую кипу – из Парижа и из Рима, куда они с Мариной ездили «развеяться» и, как выражалась Марина, «накрутить километраж») и трещали без умолку, заедая разговоры пирожками, а пирожки запивая чаем из настоящего русского самовара. Самовар стоял на специальном угловом столике, и посетители, отвернув фасонистый краник, сами наливали себе чай, доливая заварку из бокастого расписного чайничка, стоящего на самоварной крышке – чтобы не остыл. За чай у Марины не требовали платы – пей сколько хочешь, не жалко.

Женщины наслаждались беседой, дети хрустели печеньем и сосали через соломинку ледяной кофе-гляссе, в котором плавал шарик пломбира. Играли с забавными игрушками-кренделюшками, как их называли Маринины близнецы Аня и Стас. Впрочем, Демосфен всегда звал детей полными именами.

Дети грызли печенье и маковники, мужчины вели длинные неторопливые разговоры, прихлёбывая кофе из маленьких чашечек (на столе перед каждым стояло пять–шесть – уже пустых). Чашки были гордостью Демосфена, их изготовили по специальному заказу: на чёрном фоне – бирюзовые стилизованные волны, в центре каждого блюдечка – медноволосая женская головка в бирюзовом овале, с гордо поднятым подбородком и завораживающим ледяным взглядом застывших глаз, – так похожая на Марину!

Прежде чем поставить чашку на блюдечко, мужчины восхищенно цокали языками. «Ах, какая женщина! Царица!» – услышала как–то Марина («Ах, какая женщина, какая женщина… Мне б такую!» – вспомнилась Марине популярная в России песня, и она неприметно вздохнула.

Ей хотелось в Москву, в их с Демосфеном загородный дом, который они почти выкупили (а собирались десять лет вносить по кредиту), в лес, где с вековых могучих елей тихо падают снежинки, где в призрачном свете луны танцуют на поляне феи… Демосфен возьмёт отпуск, и они отправятся домой! И целых две недели будут кататься на лыжах (а может быть, целый месяц!). А потом вернутся в Афины, где будут жить до лета.

Дорогие гости

Летом они забирали детей и уезжали домой, как упрямо говорила мужу Марина. Теплолюбивая Марина, хотя и не была любительницей трескучих морозов, но афинское огнедышащее лето переносила ещё тяжелее. Солнце свирепствовало повсюду, раскаляя добела афинские улицы. Каменные мостовые, казалось, вот-вот расплавятся. Жизнь замирала, скрываясь в домах и офисах, где мощные кондиционеры работали на износ.

И только поздним вечером, когда спадала жара, улицы заполнялись людьми, открывались магазины, кафе, рестораны – и до самого утра здесь бурлила жизнь, и можно было спокойно ходить по улицам…

Марина не любила многолюдных улиц и ночных посиделок, и однажды заснула прямо в ресторане – и Демосфен, под завистливо-восторженные взгляды афинян, на руках отнёс её в машину и привёз домой… И сдался!

На лето кондитерская закрывалась, и вся семья уезжала в Россию. Да и кому в сорокаградусную жару взбредёт в голову есть горячие пирожки. А осенью – возвращались: детям пора было в школу. И снова плыл из дверей кондитерской восхитительный аромат свежеобжаренных кофейных зёрен… Кофе здесь подавали с огня, горячий, густой и необыкновенно вкусный: Марина с Дионисом добавляли в него… Стоп! Не будем выдавать чужих секретов! Рецептов приготовления кофе Марины не давала никому, даже Нонне.

Прошлой зимой Нонна с Павлом гостили у них. Сидели за полночь на веранде, пили греческую мастику и русскую водку, ели жаренную на углях рыбу – утреннего улова, пояснила Марина. И встретив недоверчивые взгляды гостей, улыбнулась – «Здесь не бывает другой, море рядом!»

В море все четверо наплавались, по выражению Демосфена, до свинячьего восторга.

– Вода градусов двадцать, и это в декабре! Я балдею! – это Нонна.

– Семнадцать, – поправила Нонну Марина. – Самое то!

– А чего это все на нас уставились? – Нонна махнула рукой в сторону пляжа, где, расположившись целыми семьями, загорали афиняне (было воскресенье). В воду, однако, никто не заходил, даже дети.

– Да не обращай внимания. Здесь не принято купаться зимой, считается, что вода ледяная… Их бы к нам! – фыркнула Марина. – Зимой здесь только русские купаются.

– Это ты–то русская? – поддела её Нонна. – Я до сих пор не знаю, кто ты…

– Раз я купаюсь, значит русская, – объяснила Марина, и все четверо долго хохотали, балуясь и брызгаясь.

И теперь сидели на террасе, пили знаменитый греческий коньяк «Метакса», слушали музыку и грызли жареный миндаль. Разговор сам собой свернул на походы выходного дня, в которые Павел с Нонной ходили до сих пор. Воспоминаниям не было конца…

Глава XXII. Воспоминания

Восемь лет назад…

Демосфен тактично ушёл в дом, оставив Марину с её друзьями. Он всегда угадывал её желания, даже невысказанные.

– Ну, оставляю вас. Только костёр, пожалуйста, не разводите на террасе! – прижав к груди руки в умоляющем жесте, не удержался Демосфен. И все четверо рассмеялись.

…Демосфен включил телевизор. С террасы доносились взрывы смеха, заглушая звук. Демосфен улыбался. Он знал, как дороги Марине её немногочисленные друзья. А на террасе веселились вовсю: тарахтела без умолку Нонна, пытаясь за один вечер рассказать всё случившееся за год; хорошо поставленным баритоном гудел Павел, серебристым колокольчиком рассыпался смех Марины.

Демосфену нравилось, когда она так смеялась. Он помнил другую Марину – неулыбчивую, молчаливую. Помнил, как она не поднимая головы корпела над переводами и наотрез отказывалась уехать. Договор с издательством Марина не расторгла и до сих пор продолжала работать, хотя Демосфен был против.

– Замужняя женщина не должна работать, этим занимаются мужчины. В Греции женщины работают, только если они не замужем.

– Мы не в Греции, – был ответ. (Марина ни за что на свете не рассказала бы мужу о том, как заявил в суде Илья: «Я работал на двух работах, а жена училась, сидела дома». – «С ребёнком сидела?» – уточнила судья. – «Нет, ребёнка мы поместили в интернат»…)

– Марина! Мне перед людьми стыдно, что ты до сих пор работаешь. Ну, как я скажу друзьям, в фирме – как скажу? Засмеют ведь, скажут, жену обеспечить не может, – пробовал увещевать жену Демосфен – У нас это не принято.

– У кого это у вас? – ощетинивалась Марина. – Из издательства я не уйду, и не уговаривай! Это мы уже проходили…

Демосфен её не понял, но переспрашивать не стал: Марина, отвернулась и вытерла ладонями щёки. Демосфен обнял её за плечи и зарылся лицом в мягкие волосы. – «Ну чего ты?» – «Нн-ничего, – с запинкой ответила