Моя. Чужая. Истинная (СИ) - Анна Сафина

лице и руках медленно регенерировали, и выглядела она уже на так плачевно, как несколько часов назад.

Шли мы в полном молчании, отчего я ощущала себя неловко, но страх, который усилился из-за отсутствия вокруг нас живности, держал в тонусе до самого дома. Но я всё равно нервно оглядывалась по сторонам и прислушивалась к каждому шороху.

То невидимое присутствие, которое я чувствовала близ Запретного леса, больше не появлялось, но без него мне вдруг стало некомфортно.

— Сколько склянок на этот раз нужно подготовить для беты Свайна? — деловито спросила у Марты, как только мы подошли к крыльцу.

Завывающий, усиливающийся ветер и стягивающиеся над головой тучи служили предвестником беды и не располагали к сбору трав в горах, поэтому я решила, что эти седьмые лунные сутки мы пропустим и пополним запасы через четыре седмицы.

— Оставь, Нереа. Бери корзину, одевайся теплее, и идем в лес. Дела клана не должны влиять на ежемесячный сбор. Завтра у нас воскресный обряд в храме, и нам не достает остролистника и чертополоха. К тому же одолень-трава почти закончилась, а вскоре она нам явно понадобится, — голос ее прозвучал немного печально.

Стало зябко после ее слов, и я обняла себя руками, скрещивая их вокруг живота.

Крыльцо от нашего веса прогнулось, намекая на необходимость ремонта, а я вздрогнула, когда натужный скрип деревянных досок разнесся по округе. В полной тишине звук прозвучал чересчур громко и зловеще. Напугал, заставляя ежиться и бояться собственной тени, поэтому в дом я заскочила сразу же за наставницей.

После драки, произошедшей днем между альфой и нагвалем, внутри ничего не изменилось — в центре всё также валялись ошметки полога, на полу лежали струпья и кусок выбитого чьим-то плечом косяка, а стол лежал, перевернутый у самой печки.

— Варвары, — глухо запричитала Марта, но прошла мимо и открыла ключом кладовую, где хранила все свои важные документы и особо редкие травы.

Я осталась стоять у порога, оглядывая помещение будто в первый раз. Некстати в памяти всплыло пренебрежительно брошенное Айвеном слово сарай, которым он окрестил наше жилище.

Раньше я не замечала, как домик окосел и стал напоминать логово дикарей. Несмотря на старания повитухи и мою уборку, ничего не могло скрыть ни устаревшую за прошедшие десять лет полуразрушенную мебель, ни подгнивающий отсыревший пол, из-под которого в зимнее время поддували холодные ветра и порой забредали грызуны, ни выбитые на некоторых окнах стекла, ни ставни с облупившейся краской, не раз залатанные грубым сукном. Слюдянные оконницы в студеную пору от холода не защищали, втулки уже прохудились, а услуги людских стеклодувов стоили слишком дорого, так что теплая одежда в наших краях была на вес золота.

— Хватит стоять и ворон считать, глупая девчонка, уже темнеет и скоро наступит полночь! — зарычала недовольно Марта, выходя из кладовой.

Опомнилась и побежала в свою каморку, тщательно обходя звенья серебра в комнатушке, где лежал Айвен. Нужно будет не забыть подмести и всё отдать повитухе. Ей придется держать ответ перед альфой, и если он заподозрит пропажу хоть одной части цепи, душу вытрясет, но заставит хоть из-под земли достать и вернуть его собственность.

Подошла к своей деревянной кровати и достала из-под нее старенький сундучок, в который складывала свои самые дорогие сердцу вещи. Провела пальцами по шали из козьего пуха и отложила в сторону. Подарок бабушки Теи будто до сих пор хранил ее аромат, и в особенно холодные и грустные вечера я укрывалась ею и предавалась теплым воспоминаниям.

Когда меня впервые привезли в стаю, шаль украли первой, но архей Титус всё же любил свою мать и не желал, чтобы ее подарком владел кто-то посторонний, тем самым оскверняя ее светлую память. Так что из всех моих вещей мне удалось сохранить только ее.

— Нереа! — уже более грозно закричала недовольная Марта, и я, доставая суконный кафтан, закрыла сундук и снова отодвинула его под кровать.

Повитуха уже ждала меня с двумя плетеными корзинами у порога и нервно постукивала ногой по полу. На ее лице было написано недовольство, и отпечатались отголоски страха. Она озиралась по сторонам и испуганно выглядывала из домика, словно ожидала непрошеных гостей.

— Мы кого-то ждем? — потянулась, чтобы взять у нее из рук обе корзины, но свою она мне в этот раз не отдала, вцепилась пальцами в ручку до побелевших костяшек и выдернула из моей руки с силой.

Как только меня отправили к ней в хижину, с того дня она больше не утруждала себя тяжестями, а сейчас вдруг заартачилась, словно не желала, чтобы я что-то увидела.

Я отступила, не настаивая, но заметила коричневую неприметную ткань, полностью закрывающую содержимое корзины. Это показалось мне странным, но я промолчала.

— Типун тебе на язык! — тихо прошипела, а затем мы быстрым шагом вышли из дома.

В нашей вылазке что-то определенно было не так. Мы пробирались не проторенными тропами, как обычно, а сквозь дебри, в которые не каждый местный забредал даже по чистой случайности. Прикусила язык, зная, что на вопросы наставница не ответит, а за излишнее любопытство мне может прилететь затрещина.

С западной стороны блок-поста не имелось, но для своих всегда был открыт проход, по которому мы кратчайшим путем могли попасть в людское поселение. Раньше мы этой дорогой не пользовались, и оттого меня пробирал холод, несмотря на накинутый сверху мужской рубахи теплый кафтан.

Удача от нас, видимо, окончательно отвернулась, так как на границе лесной тропы к нам спиной сидел бета Свайн, забивая что-то в землю. Керук был прав, он натягивает энергетическую сетку, не позволяющую никому ни выйти из зоны охвата, ни войти внутрь.

— Идите обратно, Марта, сегодня придется отложить ваш поход за травами.

Он так и не обернулся, но учуял наше приближение задолго до того, как мы оказались рядом.

— Это невозможно, Свайн. Альфа Райдзен просил настойку из особых ингредиентов ко дню Полярного Волка, и некоторые можно собрать лишь сегодня. Седьмые лунные сутки вот-вот настанут.

— У тебя много трав. Наверняка ты сделала запасы, — встал бета и обернулся, скептически вздергивая брови.

— Папоротник зацветает только раз в пять лет, прошлый запас мы уже истратили, — качнула головой Марта, и бета помрачнел, не желая выпускать нас.

Повитуха заметила и немного замешкалась перед следующей фразой, но самец не знал ее так же хорошо, как и я так, что не обратил на это внимания.

— Да и тысячелистник