Изгнанники в лесу - Майн Рид

Гуапо также, без сомнения, любил их, потому что как только наступила его очередь бодрствовать, он поднял убитого вампира, проткнул его палкой, зажарил, и, когда ужин оказался готов, с аппетитом его съел.

Каково же было изумление наших путешественников, когда, проснувшись на следующее утро, они увидели четырнадцать штук этих летучих мышей, лежащих на земле. Это Гуапо убил их во время своего дежурства. А когда путешественники уже сели на плот, чтобы плыть дальше, их внимание было привлечено странным видом одного дерева, которое казалось все усеяно гнездами или пучками особого рода мха, который походил на висящие тряпки. Путешественники приблизились к дереву и увидели, что это была огромная стая летучих мышей, висевших на ветвях во всевозможных положениях, какие только можно себе представить; все они были погружены в глубокий сон. Одни висели вниз головой, другие держались на ветке одним из крыльев, некоторые зацепились только загнутым кончиком хвоста. Наконец, были и такие, которые запустили свои когти в какую-нибудь трещину в коре дерева и таким образом держались на его стволе.

Это был самый странный насест, какой путешественникам встречался когда-либо. Несколько минут семья рассматривала эту картину, потом уселась на плот и продолжала плыть вниз по течению реки.

XXXV. Маримонды

Изгнанники преодолели еще около двадцати миль и могли бы плыть дальше, потому что до вечера было далеко, однако они предпочли остановиться и воспользоваться для ночлега таким прелестным местом, подобного которому могло и не встретиться дальше. Это был мыс, совершенно лишенный какой бы то ни было растительности. В период дождей он покрывался водой и становился частью русла реки; но в то время, когда наши путешественники пристали к нему, почва здесь была сухая и даже словно утоптана ногами животных. Действительно, это было любимое место отдыха, которое избрали себе морские свинки, когда приходили к реке или уходили от нее. Видны были также следы тапиров и пекари.

На мысе не было деревьев, чтобы повесить гамаки, но можно было лечь и на земле, настолько гладкой, что вряд ли стоило здесь опасаться летучих мышей, которые обитают в мрачных лесах, или змей, тоже обычно не встречающихся в обнаженных местностях. Можно было вполне допустить, что и ягуары не явятся в этот уголок. Поэтому дон Пабло и решил пристать и провести здесь ночь.

Плот привязали у мыса так, чтобы его не унесло течением. Когда сошли на берег, Гуапо и Леон отправились за дровами в лес, который находился ярдах в ста от мыса.

Дорогой они обратили внимание на особую породу пальм: высокий ствол заканчивается на вершине короной из листьев, похожих на перья и расположенных таким образом, что они образовали как бы шар. Этот гибкий и, сравнительно со своей высотой, очень тонкий ствол был покрыт длинными колючками в виде игл, расположенных правильными кольцами; наверху под шаром, образованным из листьев, висели огромные кисти плодов, похожих на персики и величиной с абрикос, поэтому дерево и называется персиковой пальмой. Гуапо знал, что эти персики очень вкусны, если их запечь, и решил набрать плодов на ужин для всей семьи. Но надо было достать их. Индейцы очень любят эти плоды и разводят вокруг своих поселений целые плантации персиковых пальм. Чтобы достать плоды, они привязывают к рядом стоящим деревьям поперечные палки, которые образуют лестницу; по ней и поднимаются вверх. Что же касается Гуапо, то он мог добыть плоды только одним способом: срубить дерево и тогда уж набрать их сколько угодно. Он выбрал самую молоденькую из пальм, потому что даже очень молодые деревья этой породы настолько тверды, что их очень трудно рубить; а когда дерево состарится и высохнет, то становится черным и таким твердым, что притупляет острие топора. Быть может, это самое твердое из всех деревьев Южной Америки. Индейцы пользуются его колючками как иголками; да и другие части этого прекрасного дерева находят себе различное применение в их быту. Ары и вообще все питающиеся плодами птицы предпочитают плоды персиковой пальмы всем остальным. Несмотря на высоту ствола и колючки, которые защищают его, плоды персиковой пальмы часто обрывают и особой породы обезьяны.

Гуапо и Леон возвратились к месту ночлега, нагруженные собранными плодами. Развели большой огонь, поставили на него котелок; все уселись у костра в ожидании, когда ужин будет готов.

Пока они так сидели и спокойно разговаривали, до слуха их донесся какой-то необыкновенный шум: резкие крики и писк, перемешивающиеся с ревом, воем, лаем и бормотанием; ко всему этому иногда присоединялся треск сухого дерева и шелест листьев. Столь странный шум был бы совершенно непонятен для наших путешественников, если бы Гуапо не объяснил им, что это проходит стадо обезьян, в которых по крику он узнал маримонд.

Маримонды не принадлежат к числу настоящих ревунов, хотя и относятся к одному семейству с ними. Они принадлежат к так называемым ателесам (ateles, что значит незаконченные: a-отрицание и teleos-целый, весь); их называют так потому, что они не имеют на руках большого пальца, что и делает их «незаконченными». Зато из всех обезьян, обладающих цепкими хвостами, у ателесов хвост имеет наибольшую силу. С его помощью обезьяны перебираются с дерева на дерево, захватывают предметы, которых не в состоянии взять руками, подвешиваются на ветвях — положение, которое они сохраняют во время сна, а часто и после смерти.

Науке известно несколько видов ателесов: различаясь по росту и цвету, все они имеют одинаковые привычки и характер; виды эти — мирики, моно, чамек, коайта, кайну, маримонда, чува, макао и моначеир.

Поднявшись на задние ноги, маримонда достигает трех-четырех футов вышины; это один из самых крупных видов обезьян Нового Света. Ее хвост очень длинен и толст у основания; он не покрыт шерстью и на нижней стороне, которой цепляется за ветви, чрезвычайно тверд и мозолист. Маримонда далеко не красива; руки ее, длинные, тонкие, оканчиваются кистями без больших пальцев и придают всей ее фигуре сутулый и непропорциональный вид, что еще более усиливается несоразмерной величиной хвоста. Цвет ее темно-кофейный, на спине и верхней части тела — красноватый, а на горле и вообще на всей передней части этот оттенок становится бледнее.

Шум, который услышали наши путешественники, раздавался где-то на берегу реки и с каждой минутой становился громче; это говорило о том, что обезьяны приближались. И, действительно, несколько минут спустя их можно было уже заметить, а еще через несколько минут — рассмотреть и способ их передвижения, который был в высшей степени любопытен. Маримонды никогда не спускаются с деревьев, по которым лазят с быстротой белки. Когда им приходится перебираться с одного дерева на другое, они цепляются хвостом за ту ветку, на которой сидят, и, опершись о нее, бросаются вперед, причем ветка из-за полученного толчка действует как пружина и подталкивает обезьян; таким образом им удается достать своими длинными и худыми руками первую попавшуюся ветвь другого дерева.