Роркх-7 (СИ) - Бо Вова

— Не знаю, — произнесла Маришка и в ее голосе пробились слезы. — Он так и не рассказал. Я прервала. Думала, может ты знаешь.

— Там было не так. Заходят в бар Безумный Мечник, черный кот и Парагон. А бармен им говорит: «Черчилль, как ты сразу на трех хантах сумел войти в Роркх?». Кот, а не Черч.

— Забавно. А Парагон сказал, что именно Черчилль, а не кот. Странно.

— Ты уверена?

— Да. Он ошибся?

— Он Парагон. Он не ошибается. Он говорит то, что ты должна услышать.

— И зачем он забыл сказать про кота тогда?

— Чтобы я сказал. Значит кот чем-то важен. Но не для тебя, для меня. Спасибо.

— А ты понял, чем он важен?

— Нет. Может быть в следующей жизни пойму. Черный кот, значит.

* * *

Самое странное состояние, что я когда-либо испытывал в своей жизни. Даже та паническая атака в башне Расвов хоть и была чем-то для меня новым, все равно укладывалась в рамки чего-то естественного в этой жизни.

А тут я даже и не знал, что думать. Да и думать получалось с большим трудом. Три дня, абсолютно реальных по ощущениям, просто вычеркнули из жизни. Это было похоже на возвращение назад во времени. Если подобное вообще возможно.

Первоначальный порыв бежать, орать, всех предупредить, предостеречь, что-то исправить, хотя ничего еще не случилось. Этот порыв был в корне задушен практически в буквальном смысле слова.

Вырваться из захвата Безумного Мечника оказалось не легче, чем из лап его виртуальной копии. Но Хауст был неумолим в своем благородном порыве не дать мне наделать глупостей.

Поэтому сейчас мы сидели в зале для совещаний, том самом, где он должен был показывать мне запись совещания Парагонов. Я сидел на хлипком стуле, а в руках была пузатая чашка горячего какао с зефирками.

Этот напиток, словно сваренный заботливой бабушкой, да еще и эта чашка, такая домашняя и уютная, внесли окончательный раздрай в моем помутившемся сознании. Картина происходящего была какой-то сюрреалистичной и окончательно выбивала меня из колеи.

Но даже своим мечущимся сознанием я понимал простую истину. Все будет так, как скажет Хауст. По крайней мере, пока он может физически дотянуться до меня своими лапищами. Поэтому я методично рассказывал ему обо всех произошедших событиях за последние три дня, начиная с нашего с ним разговора и заканчивая Гаро, который поддался на уловки Роркха.

— Так, — побарабанил он пальцами по столешнице, когда я закончил общий рассказ. Он делал так последний час, а я неотрывно наблюдал за его рукой, ожидая, когда в поверхности стола наконец появятся вмятины. — Получается, поражение. Не удивительно.

— Что это было, Арчи? — спросил я.

— Не коверкай, — бросил он, впрочем беззлобно. — Не люблю, когда каверкают мое имя.

— На вопрос ответь. Что это за глюк?

— Не глюк. Я об этом говорил уже. Ну или не я, а Роркх. Это убеждение, прописанное правилами Договора. Роркх показывает, как все будет. Практически все люди, что знают правду, заглянули в Бездну. Но им повезло меньше, потому что они сделали это в самом начале.

— Они прожили сколько? Семь лет в камне?

— Восемь-девять. До первой Великой Обороны и еще немного сверху, пока не началось поглощение. Это те, кому не повезло. Многие управились за пару месяцев, если пытались уничтожить проводящий кристалл. Тогда все заканчивалось быстро.

— Девять лет, — услышал я самое главное.

— На самом деле не так уж страшно. По ощущениям это было как несколько мгновений. Впрочем, как и реальная жизнь.

— Как они с ума не сошли после такого?

— Отходняки два-три месяца, — пожал плечами Хауст. — Потом все возвращались в норму. Разве что кошмары по ночам снятся. До сих пор. Роркх не может вредить людям напрямую, это Договор. Но временно вывести из строя вполне способен. Главное, без необратимых последствий.

— Фантомный перенос, — провел я параллель.

— Что-то вроде, — кивнул Хауст.

— Так что это было? — повторил я свой вопрос.

— Будущее. Мы предполагаем, что у Роркха есть свои Ведающие и он точно так же знает варианты будущего. И показывает наиболее вероятный исход. Но он немного юлит, это точно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— В каком смысле?

— В самом начале, в первый день появления меня и кристалла, шансы были пятьдесят на пятьдесят. Уже на второй день равновесие нарушилось, чем больше людей…

— Помню, — отмахнулся я. — Чем больше знают, тем меньше у нас шансов.

— Так вот, — вздохнул Хауст. — Роркх всегда показывает свою победу. В разных вариантах, но он всегда выигрывает. Даже в первый день, первым заглянувшим. Но это не главное. Есть другой фактор, который раньше трудно было отследить, но подозрения имелись.

— Роркх не видит богов. Реальных богов. Поэтому с нами не было Йорка. Он не может учесть их влияния на исход событий.

— Но и мы не видим влияния Роркха. Только то, что он нам показывает.

— Роркх — бог? — удивился я. И это была первая эмоция в моем сознании за последний час.

— Никто из них не бог, — отмахнулся Мечник. — По крайней мере они не способны делать ничего, что обычно предписывают богам. Скорее это Демиурги, скованные обязательствами по Договору. С силами, добровольно запечатанными заклинаниями. Но они не сверхсущности. Просто слово «бог» ближе всего подходит к ним.

— А Роркх?

— Три условных бога против одного Роркха. И правила равенства сторон. Сам можешь понять насколько он силен.

— Это если их реально трое. Мы более-менее уверены в двух. И то Йорка можно за половинку считать, как я понял.

— Всегда трое. Просто поверь. Устойчиво, когда тройственно, что бы это ни значило.

— И кто третий?

— Кто-то достаточно могущественный, чтобы суметь до сих пор успешно скрываться в тени. Я бы сделал ставку на кого-то из Парагонов. А вообще ставлю на Небесного, он умел заглядывать за грань этого мира, пусть и только во сне. И поверь мне, неискушенному в магии. Сделать такое в пустом мире, мягко говоря, невозможно.

— Тогда почему он дал Шоту себя укокошить? — добавил я в голос скепсиса.

— А мне почем знать? — ухмыльнулся Хауст. — Стану богом, тогда скажу.

— Так а что дальше?

Мы уже прошлись по основам. Хауст подтвердил, что в ОбсСисе я видел именно то, что он собирался мне показать. Даже прокрутил на перемотке совещание Парагонов на всякий случай. Но все происходило один в один.

Словно бы пересматриваешь хорошо знакомый сериал. Или перечитываешь книгу, которую прочитал совсем недавно. И мозг категорически отказывался признавать, что все происходящее сейчас — не какой-то сон или галлюцинация.

Но какао делало свое дело, будучи неким триггером, отделяющим дурман кристалла от яви. Деталь, которой не было в тот раз. Напиток служил неким якорем, отделяющим воспоминания от происходящего сейчас. И это помогало, успокаивало и очищало голову. Хотя я бы не отказался и от бурбона, чего уж юлить.

— Дальше все как обычно, — пожал плечами Хауст. — Считай, что ты у нас новый Парагон. Других вариантов все равно нет. Не забывай главное правило. Не рассказывай об этом никому, кто не в курсе происходящего.

— Так я уже… То есть в тот раз…

— Да, ты говорил, — прервал Хауст. — Если никто не сумел тебя переубедить и отговорить, значит Парагон должен был учитывать такой исход. Что ты расскажешь своему отряду правду. Я все еще не одобряю такой подход. Помню, как у нас меньше чем за день обвалились шансы на победу. Но и переубеждать тебя не стану.

— Иногда замотивированный на идею боец куда эффективнее, чем тупой исполнитель приказов.

— Сказал же, не буду тебя уговаривать. Поступай как считаешь правильным.

— И что теперь? — спросил я. — Сделать вид, что ничего не произошло?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Почему же? Надо вносить корректировки. Ты видел действия и их последствия. Исправь те, что сказались негативно на исходе, сохрани позитивные. Пройдись еще раз по своим событиям и выбери какие надо повторить, а какие не надо.

— Практически все негативные исходы, — усмехнулся я, — связаны с отсутствием Йорка в партии.