Тьма, смотри на меня (сборник) - Илья Соколов

Я сам не заметил, что обнял Киру… Она уже не плачет.

Все в аудитории молча смотрят на неё. Тут в дверь врывается (по-видимому) та самая «умственно отсталая» гувернантка и вполне доходчиво пытается объяснить Кире что-то про её настоящих родителей, которых она так и не узнала после преображения в Морскую Богиню…

Кира снова плачет и не хочет слушать слова гувернантки, которая уходит… Я обнимаю Киру крепче… Мистер Густав сообщает, что лекция закончилась, и все могут быть свободны… Аудитория постепенно пустеет. Мы (Кира, моя напарница по «охоте на монстров» и я) выходим последними…

Нам нужно спешить на следующий урок.

Мы в школе… Вокруг обычные дети, светлый коридор, перемена… Я иду к подоконнику, сажусь и жду следующего урока. За окнами — почти лето, хороший солнечный день. Передо мной ребята из нашего класса. Мальчики, девочки… Все говорят о чём-то, листают учебники, смеются… Среди них я вижу Киру — она смотрит на меня. Она мне улыбается…

Охотники на монстров, Водная Богиня, мой друг-напарник и белокурая девушка в синем платье… Всего этого нет…

Я простой школьник… и Кира в моём классе…

Фицхук недоверчиво «кричит» на меня глазами. И говорит:

— Меня охерительно пугает сама мысль о погружении в воду хотя бы на метр… В тёмную, тёплую такую, тихую по виду воду…

Я докуриваю до фильтра, щелчком выстреливаю обрубок сигареты за борт. И говорю:

— Когда отчалим, никто не будет тебя заставлять. Сам прыгнешь.

Фицхук пялится на линию горизонта. Наш пароход пришвартован. Впереди первый рейс.

Мой лучший (в этом рискованном круизе) друг следит за полётами чаек с разными именами и спрашивает у меня:

— Выспался за вчера?

Я ухмыляюсь океану, говорю:

— Не поверишь, уснуть так и не смог. Опять весь день прошёл, как у чёртовой летучей мыши. Во сне и без кошмаров…

Мы оба собрались переправиться через Атлантику на этом корабле. Но вот незадача — забыли купить билеты.

— Да в шизофрении нет ничего ужасного! — убеждает Фицхук пустоту вокруг. Я согласно киваю. Далеко впереди кит хлещет в небо фонтаном, изображая бутылку шампанского. Мой нарочитый друг итожит свою мысль:

— Всего лишь нельзя жить или заводить детей, и всё такое… Ерунда ведь…

— Рождённый позже — тот в Вечности исчезнет тоже, — сообщаю я с эмигрантским восторгом, пришитым на голос.

Наши чемоданы забыты в карманах пальто старого клерка (гостиничный номер, в котором пришлось ночевать, принадлежал ему). Этот господин ещё в баре стал «выдавать чудеса». Сообщил, что он тайный агент Невидимой Власти. И что ему известно о предстоящем теракте потому, что он его и готовит. Этот мистер задумал взорвать стоянку велосипедов. Мы согласились ему помочь в обмен на деньги (плюс место в гостинице). В конце концов этот дядя напился и разнёс пол-этажа к чертям свинячим, орудуя неким устройством «будущего» и преимущественно молотком.

Полицейские повязали его по пути в ресторан отеля. При этом он истошно кричал, что просто ошибся в расчётах, а нам пришлось удариться в бега.

И вот мы на палубе. Утро над океаном.

В такт биению сердца Фицхука к нам ковыляет кок, неуместно загримированный под контролёра кинотеатра.

Я слишком не выспался, чтоб волноваться. Мой лучший друг наоборот — готов выпрыгнуть за борт, лишь бы избежать проверки документов.

Кок-контролёр требует показать наши билеты на рейс. Его грозный взгляд отлично сочетается с испугом Фицхука. Я скорбно вздыхаю и говорю, что мы заблудились в королевстве дельфинов, что общение с нами будет заслуженной наградой любому пассажиру среднего класса, что с палубы открывается замечательный вид, что лучше поздно, чем всегда…

Я понимаю, что кок меня абсолютно не слушает.

Этот огромный кретин хватает нас прокуренными руками и тащит к сходням.

Мы покидаем пароход бесславно. Причал печален, точно клоун-расист на празднике у чернокожих.

Фицхук, конечно, чуть не плачет. Я же вижу прекраснейшую леди в самом начале улицы. Она идёт именно к нам. С восторгом замечаю белокурые пряди волос, застенчиво выскользнувшие у неё из-под шляпки.

Блондинистая леди подходит, говорит:

— Парни, это был не ваш экипаж.

— Мы уже поняли, — отвечаю я ей.

Она с явной симпатией глядит куда-то за шиворот моего плаща. И сообщает:

— Этот пароход затонет в первом рейсе. Погибнет много людей.

— Откуда информация, красавица? — Фицхук недоверчиво «орёт» на неё взглядом. Блондинка-чудо говорит:

— Мне рассказал об этом один, знающий тайны, господин. Он, вроде как, агент Невидимой Власти…

Мы втроём покидаем пристань. Меня слегка клонит в сон, но общество милейшей блондинки вперемешку с шутками Фицхука действует вполне ободряюще. Зайдём в ближайшее кафе, я выпью кофе — станет легче.

В порт очень скоро хлынут пассажиры. Объятые надеждами удачно перебросить свои жизни через Атлантический океан, начать преображать мечты в реальность.

Громада парохода темнеет за моей спиной.

На нём можно замечательно провести время. Удачно попасть в холодную Вечность. Новая жизнь ждёт — лишь только покажи билет…

Первый рейс. Одноразовый корабль.

«Титаник».

На третьем этаже (среди диванов и слишком мягких кресел) с бутылкой пива в руке думается лучше всего.

Ясный закат дымится за окнами. Рыжая осень, оранжевый вид.

Ловец волн эфирного мерцанья (ты) сидит и смотрит в никуда.

Его жизнь, быть может, скоро закончится. Он просто хочет выпить пива.

Этот «ты» сидит на высоком табурете, принесённым сюда из бара внизу. Само здание является сумеречным центром. Почти в каждом кошмаре есть такое место. В нём можно укрыться от ужасов дня; закоренелых астрофизиков; посетителей Смерти; красивых старух; беспроводного груза моллюсков; талантливых тупиц; смешенья жанров бешенной жаровни; бессмертных самоубийц; качков-мутантов, любящих сыр всем перезрелым сердцем; чудо-врачей, специализирующихся на недозрелых сердцах; гипертрофированных тараканов, с чувством собственного достоинства; уникальных собачек для дВерных замков; поэзии местных; скрученности извилин; напрасно разбитых бутылок без водки; скрашенного многоночества; перспективных господ с тазиками; землистых зомби-красоток; рукоприкладства; стойловых лошадей, бледных с лица; начитанных нацистских снайперов; жирных животных в форме утюгов надзора; парадоксальных изъяснений; коллекторных споров о гениальности крыс; многострадального огня инквизиции и прочих трудностей кошмарного бытия.

Ловец опустошил первую бутылку, открыл вторую, начал пить. Выхлебав её примерно до половины, он с радостью заметил, что сидеть на высоченном табурете стало как будто бы удобней.

Осенний закат за окнами продолжался уже много часов. Солнце втягивало свой проржавевший диск за чёрную полоску вулканической пыли. Здание «свободной зоны в кошмаре» теперь напоминало заброшенный кинотеатр с пристройками в несколько этажей. Лестницы, неглубокие коридоры, примитивный лабиринт перед баром. Неясный свет скрывается во тьме, повсюду пустота и больше никого — один ловец хлебает пиво среди диванов и мягких кресел.

Здесь должны быть обратные зеркала (подходишь к ним лицом — в них отражается затылок) и зеркала обратной тяги [чем дальше от них уходит объект, тем больше становится в размерах].

Ловцу сейчас не до зеркал. Как эффективней отразить атаку чудищ снаружи, если все они ринутся на штурм? Через подвал пойдут или полезут прямо в окна? И вообще — сколько их там бродит?

Пиво во второй бутылке тоже закончилось. Ловец спустился в бар, достал из холодильника сразу пять новых и вернулся на третий этаж.

Бесконечный закат всё продолжался. Багровые лучи лизали потолок над головой ловца. Он любовался этим светом, неспешно отпивая из горлышка.

Ловец знал: жизнь после смерти будет не для всех…

Кто-то исчезнет (бесследно), кто-то окажется в лимбе, застрянет там коматозной душой. А остальные станут теми тварями, что рыщут снаружи в кошмарах ловца и других.

Они могут принять любой облик за счёт мерцающих волн, за которыми охотится ловец в прямом эфире сна. Когда не пьёт.

Очень выходить не хочется. Ловец всматривается в рыжий закат, ставит очередную опустевшую бутылку на пол. Высоченный табурет есть, найти в подвале верёвку — попытаться повеситься? Может, тогда кошмарам конец?

Пьяные помыслы переходят в открытие ещё одной бутылки.

Что тебя убивает , то делает тебя сильнее .

Ловец глядит на пустые диваны и кресла. Комната купается в осеннем золоте заката, будто красавица-блондинка принимает душ.

Ловец хлебает из бутылки.

Будет сон – будет пиво…

Я разлепил усталые веки. Сплю или не сплю? Медленно пошевелил пальцами рук. Такое чувство, что я не двигался целый месяц… Осторожно поднялся с кушетки, попробовал сделать пару шагов. Едва не упав, добрался-таки до стола перед единственным окном в кабинете.