Расшифрованный Достоевский. Тайны романов о Христе. Преступление и наказание. Идиот. Бесы. Братья Карамазовы. - Борис Соколов

В данном случае Достоевский ссылался на одно из утопических положений прокламации "Молодая Россия" (1862), составленной П. Г. Зайчневским. Вслед за Михаилом Александром Бакуниным (1814–1876), послужившим главным прототипом Ставрогина, он представлял себе будущее устройство России как федеративную республику или союз областей, состоящий из земледельческих самоуправляемых общин: "Мы требуем изменения современного деспотического правления в республиканско-федеративный союз областей, причем вся власть должна перейти в руки национального и областных собраний. На сколько областей распадется земля русская, какая губерния войдет в состав какой области — этого мы не знаем: само народонаселение должно решить этот вопрос". То, что осуждающая революционеров сентенция вложена в уста явно несимпатичного персонажа, не делает эту мысль менее достоевской.

Вероятно, эта брошюра отразилась и в темах разговоров на вечерах у генеральши Саврогиной: "Говорили об уничтожении цензуры и буквы ъ, о замещении русских букв латинскими, о вчерашней ссылке такого-то, о каком-то скандале в Пассаже, о полезности раздробления России по народностям с вольною федеративною связью, об уничтожении армии и флота, о восстановлении Польши по Днепр, о крестьянской реформе и прокламациях, об уничтожении наследства, семейства, детей и священников, о правах женщины, о доме Краевского, которого никто и никогда не мог простить господину Краевскому, и пр. и пр. Ясно было, что в этом сброде новых людей много мошенников, но несомненно было, что много и честных, весьма даже привлекательных лиц, несмотря на некоторые все-таки удивительные оттенки. Честные были гораздо непонятнее бесчестных и грубых; но неизвестно было, кто у кого в руках".

"Прокламация Зайчневского звала к новой пугачевщине, даже в случае, если придется "пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х годах!" Она требовала уничтожения рода Романовых, власти помещиков, чиновничества. Как возможное условие революции рассматривалась неудачная для России война: "Начнется война, потребуются рекруты, произведутся займы, и Россия дойдет до банкротства. Тут-то и вспыхнет восстание, для которого достаточно будет незначительного повода!"

Зайчневский был противником брака, "как явления в высшей степени безнравственного и немыслимого при полном равенстве полов", и семьи, само существование которой, по его мнению, препятствует развитию человека, поскольку лучше воспитываться в коммуне и содержаться за счет общества.

Письмо к А. Н. Майкову от 25 марта (6 апреля) 1870 года дает наиболее подробное, целостное изложение всего замысла "Жития", как он вырисовывался перед Достоевским в это время: ";..в "Зарю" я обещаю вещь хорошую и хочу сделать хорошо. Эта вещь в "Зарю" уже два года как зреет в моей голове. Это та самая идея, об которой я Вам уже писал. Это будет мой последний роман. Объемом в "Войну и мир", и идею Вы бы похвалили — сколько я по крайней мере соображаюсь с нашими прежними разговорами с Вами. Этот роман будет состоять из пяти больших повестей (листов 15 в каждой; в 2 года план у меня весь созрел). Повести совершенно отдельны одна от другой, так что их можно даже пускать в продажу отдельно. Первую повесть я и назначаю Кашпиреву. Тут действие еще в сороковых годах. (Общее название романа есть: Житие Великого грешника, но каждая повесть будет носить название отдельно.) Главный вопрос, который проведется во всех частях, — тот самый, которым я мучился сознательно и бессознательно всю мою жизнь, — существование Божие. Герой в продолжение жизни то атеист, то верующий, то фанатик и сектатор, то опять атеист. 2-я повесть будет происходить в монастыре. На эту 2-ю повесть я возложил все мои надежды. Может быть, скажут наконец, что не все писал пустяки. Вам одному исповедуюсь, Аполлон Николаевич: хочу выставить во 2-й повести главной фигурой Тихона Задонского, конечно под другим именем, но тоже архиерей, будет проживать в монастыре, на спокое. 13-летний мальчик, участвовавший в совершении уголовного преступления, развитый и развращенный (я этот тип знаю), будущий герой всего романа, посажен в монастырь родителями (круг наш, образованный) и для обучения. Волчонок и нигилист-ребенок сходится с Тихоном (Вы ведь знаете характер и все лицо Тихона). Тут же в монастыре посажу Чаадаева (конечно, под другим тоже именем). Почему Чаадаеву не просидеть года в монастыре? Предположите, что Чаадаев после первой статьи, за которую его свидетельствовали доктора каждую неделю, не утерпел и напечатал, напр, за границей, на французском языке, брошюру, — очень и могло бы быть, что за это его на год отправили бы посидеть в монастырь. Ради Бога, не передавайте никому содержание этой второй части… Я вам исповедуюсь. Для других пусть это гроша не стоит, но для меня — сокровище. Не говорите же про Тихона. Я написал о монастыре Страхову, но про Тихона не писал. К Чаадаеву могут приехать в гости и другие, Белинский, например, Грановский, Пушкин даже. (Ведь у меня же не Чаадаев, я только в роман беру этот тип.) В монастыре есть и Павел Прусский, есть и Голубов, и инок Парфений. (В этом мире я знаток и монастырь русский знаю с детства.) Но главное, Тихон и мальчик… Авось выведу величавую, положительную, святую фигуру. Это уж не Костанжогло-с и не немец (забыл фамилию) в "Обломове" (речь идет о Штольце. — Б. С.) ("Почем мы знаем: может быть, именно Тихон-то и составляет наш русский положительный тип, который ищет наша литература, а не Лаврецкий, не Чичиков, не Рахметов и проч". Приписка Достоевского к письму. — Б. С.); и не Лопуховы, не Рахметовы. (Два последние — герои романа "Что делать?".)

Правда, я ничего не создам, я только выставлю действительного Тихона, которого я принял в свое сердце давно с восторгом. Но я сочту, если удастся, и это для себя уже важным подвигом. Не сообщайте же никому. Но для 2- го романа, для монастыря, я должен быть в России. Ах, кабы удалось! Первая же повесть — детство героя: разумеется, не дети на сцене; роман есть. И вот, благо я могу написать это за границей, предлагаю "Заре".

Попытка реконструкции содержания каждой из предполагавшихся повестей на основе письма к Майкову и планов "Жития" была предложена Л. П. Гроссманом: 1. Детство; 2. Монастырь, встреча с Тихоном; 3. Молодость (атеизм, влияние ростовщика и накопление золота, кульминация греховности); 4. Кризис (схимничество, странствия, жажда смирения); 5. Духовное перерождение, признание в преступлении и смерть.

С образом Великого грешника генетически связаны главные герои последнего романа писателя. К Дмитрию Карамазову ведут записи: "начало широкости", "сладострастие", "разгул"; в характере Ивана отражена богоборческая линия "Жития"; в характере Алексея — мотив послушничества. Тема монастыря и старчества, намеченная в "Житии" как одна из самых главных, получила в "Братьях Карамазовых" углубленное развитие. Тихон Задонский стал одним из прототипов Тихона в "Бесах" и Зосимы в "Братьях Карамазовых". А в Ставрогина трансформировался главный герой "Жития".

По справедливому наблюдению А. Л. Бема, в планах "Жития" "преступный лик героя вырисован четко и психологически убедительно, лик просветленный рисуется смутно"; даже встреча с Тихоном "скорее укрепляет грешника в его ложном пути, чем ведет его на путь просветления", а в одной из заключительных записей о "не побежденном в своей гордости, не способном на подлинный акт смирения и раскаяния" герое говорится: "Застрелиться хотел…" Таким образом, "почти до конца герой "Жития" пребывает в своей гордыне, пути преодоления которой в сохранившемся плане не даны".

Тут подоспела история с С. Г. Нечаевым, и Достоевский, навсегда оставив "Житие великого грешника", начал писать новый роман. "Бесы" были задуманы Достоевским в конце 1869 года как роман о Нечаеве и нечаевцах. Первоначально Достоевский намечал на роль главного героя Петра Верховенского, восходящего к Сергею Нечаеву. Осенью 1869 — в начале 1870 года Достоевский делает план повести "Смерть поэта" для "Русского вестника". Там появляется и первая запись о Нечаеве — "Нечаев. Кулишов донес на Нечаева".

О главных источниках информации на первом этапе работы над "Бесами" он рассказал в письме к редактору "Русского вестника" М. Н. Каткову от 8 (20) октября 1870 года: "Одним из числа крупнейших происшествий моего рассказа будет известное в Москве убийство Нечаевым Иванова. Спешу оговориться: ни Нечаева, ни Иванова, Ни обстоятельств того убийства я не знал и совсем не знаю, кроме как из газет".

"…Мой Петр Верховенский, — утверждал писатель в том же письме, — может нисколько не походить на Нечаева; но мне кажется, что в пораженном уме моем создалось воображением то лицо, тот тип, который соответствует этому злодейству… Без сомнения, — замечает он, — небесполезно выставить такого человека; но он один не соблазнил бы меня. По-моему, эти жалкие уродства не стоят литературы. К собственному моему удивлению, это лицо наполовину выходит у меня лицом комическим. И потому, несмотря на то, что все это происшествие занимает один из первых планов романа, оно, тем не менее, — только аксессуар и обстановка действий другого лица, которое действительно могло бы назваться главным лицом романа. Это другое лицо (Николай Ставрогин) — тоже мрачное лицо, тоже злодей. Но мне кажется, что это лицо — трагическое, хотя многие наверно скажут по прочтении; "Что это такое?" Я сел за поэму об этом лице потому, что слишком давно уже хочу изобразить его. По моему мнению, это и русское и типическое лицо. Мне очень, очень будет грустно, если оно у меня не удастся. Еще грустнее будет, если услышу приговор, что лицо ходульное. Я из сердца взял его. Конечно, это характер, редко являющийся во всей своей типичности, но это характер русский (известного слоя общества)… Что-то говорит мне, что я с этим характером справлюсь… Замечу одно: весь этот характер записан у меня сценами, действием, а не рассуждениями; стало быть, есть надежда, что выйдет лицо… Но не все будут мрачные лица; будут и светлые. Вообще боюсь, что многое не по моим силам. В первый раз, например, хочу прикоснуться к одному разряду лиц, еще мало тронутых литературой Идеалом такого лица беру Тихона Задонского. Это тоже Святитель, живущий на спокое в монастыре. С ним сопоставляю и свожу на время героя романа".