Савитри - Шри Ауробиндо

внутри Его отлила в формы,

А свои действия – в живое тело Его воли.

Мгновенный яркий свет создателя, гром пробуждающий -

Свет Победителя взнуздал Силу бессмертную её;

355. Кентавр в стремительном галопе нёс бога на себе.

Величие двойное обретает Жизнь, сидящая на троне с Разумом.

Миры там были счастия великого, глубокого

И действия, которое окрашено улыбкой и мечтою мысли,

И страсть там ожидала исполнения своих желаний

360. До той поры, пока не ощущала рядом Бога.

Миры там были радости невинной, чистого веселья;

Там молодость беспечная ума и сердца

Небесный инструмент в обличии телесном обретала;

Она сиянье золотистое вокруг желанья зажигало

365. И в человечьих телесах высвобождало божие животное

К скачкам блаженства и любви, и красоты.

В стране сияющей, что созерцает лишь благоволение небес,

Проворный импульс жизни не гас и не был ограничен:

Не знал он и усталости; печаль его была счастливой.

370. Работа там была игрой, игра – единственной работой,

Задания небесные – богоподобного могущества потехой,

Небесною вакхическою пляской, вовеки чистой.

Не остановленная слабостью, присущей всем остовам смертным,

Жизнь была вечностью восторга настроений:

375. Не приходила старость, и забота никогда лица не посещала.

Связуя тесно с жизнью звезд без всяких опасений

Любую гонку, смех любой бессмертных сил,

Резвились на своих полях для игр нагие боги-дети,

Сражая ветры скоростью и блеском;

380. Они в товарищи для этих игр позвали шторм и солнце,

Соревновались с белой гривой волн грохочущих морей,

Уничтожая расстояния, колесами своими попирая их до смерти;

И на аренах своей силы они упорно бились.

Неотразимые в сверкании своем, подобные горящим солнцам,

385. Они сияньем тел воспламенили небеса,

Послав их миру этому, как бога щедрый дар.

Чарующая сила, чтобы сердце к полному восторгу привести -

Они несли великолепье и влиянье обаяния своего

Как будто знамя Жизни по дорогам Космоса бескрайнего.

390. Друзьями светлыми души были идеи;

Здесь разум с речью игры вел и вбрасывал метательные копья мысли,

Но не нуждался в этих инструментах, чтобы знать;

Подобно отдыху, приятным развлечением Природы было Знание.

Там облаченные сияньем ярким сердца чистого,

395. Дети-наследники врожденной древней божьей интуиции,

Те обитатели бессрочного владенья Времени,

Еще объятые блаженством первого творения,

Существование влили в собственную молодость души.

Изящный и неистово горячий деспотизм,

400. Который энергично принуждает собственную волю к радости,

Излил на мир улыбчивые струи счастья.

Царили там дыхание высокой и свободной сути,

Удачливая поступь дней в спокойной атмосфере,

Поток любви всеобщей мира необъятного.

405. Владычество неутомимой нежности существовало там,

Как песнь о наслаждении, что Время нам поёт.

Спонтанный массовый порядок свободной сделал волю,

К блаженству допустив открытый искренний полет души,

Раскрыв величье, широту неограниченного действа

410. И вольность золотую сердечного огня.

Там не было обманных рассуждений о разделении душ,

И искривленность мысли или слова туда не приходила,

Чтоб у творения украсть принадлежащую ему по праву истину;

Всё было откровением и силой естества.

415. Свобода там была законом высшим и правилом единственным.

Миры те поднимались или погружались в ряд, пригодный им -

В царства изящной красоты и изумления,

В поля величия и мощи титанической.

Жизнь здесь легко играла со своими необъятными желаниями.

420. Она без перерыва могла построить тысячу Эдемов;

Не установлено пределов для её величия и милости её,

И для разнообразья божьего её.

Возникнув из груди глубокой Бесконечности,

От крика пробуждаясь и от шевеления несметных душ

425. И улыбаясь как дитя, рожденное в любви и уповании,

В своей природе поселяя мощь Бессмертия,

В своей душе лелея Волю вечную, ей не было нужды в советах,

Ибо руководило ею только сердце просветленное:

Божественность её шагов какое-то падение не унижало,

430. И не могла прийти чуждая Ночь, чтоб ослепить её глаза.

Там не было необходимости в защите от недовольства;

Любое действо было совершенством и успехом.

Безудержная из-за настроений своей фантазии богатой

И интенсивного и красочного буйства своего ума,

435. Дионисийская богиня всеблаженства,

Которая посвящена в могучие священные мечты,

Вакханка бурного животворящего порыва,

Магический строитель форм бесчисленных,

Исследующий данные ему размеры ритмов Бога -

440. Она по усмотренью своему ткала свой собственный волшебный танец.

Мир счастья этот видел Ашвапати, и ощущал призыв его,

Но вход в блаженство это он не нашел;

Моста через сознания пропасть не существовало.

Был слишком темный воздух вокруг его души,

445. Привязанной к тревожной беспокойной жизни.

Хоть и присутствовало страстное желание и разум жаждущий,

Для грустной мысли, порожденной скорбным опытом,

Для виденья, которое ослаблено печалями, заботами и долгим сном,

Казалось это всё мечтою лишь заветной, яркой,

450. Воспринимаемой в желанной дальней дали сердцем

Того, кто следует под сенью земных мучений.

Хоть он объятья Вечности и ощутил однажды,

Была его природа слишком близкой к мирам страдания,

И там, где он стоял, присутствовали только врата въездные Ночи.

455. Вплотную окруженная тревогами мирскими,

С трудом та форма плотная, в которой сотворили нас,

На радость отвечает чистейшей радостью, на свет – полнейшим светом.

Ибо истерзанная воля жить и думать сначала

Пробудила смешенье удовольствия и боли

460. И до сих пор хранит эту привычку своего рождения:

Всё наше бытие – сплошная двойственность.

На стадиях начальных мира смертного

Жизнь не была игрой ума или мечтою сердца.

Когда в несознающей Пустоте была сотворена земля,

465. И не существовало ничего, за исключеньем материальной сцены,

Отождествляемые с морем, камнем, небом,

Младые боги жаждали освобождения душ,

Которые в бесформенных, безжизненных объектах еще спали.

В необитаемом великолепье этом, в лишенной духа красоте,

470. В глухой тиши, среди оставленных без понимания звуков

Тяжелым было бремя Божества – ни с кем не разделяемое бремя

В мире, в котором не было каких-либо стремлений;

Ибо там не было кого-то, кто мог воспринимать иль чувствовать.

Тупая масса эта, которая не допускала нервной дрожи чувств,

475. Глубокий созидательный мотив в себя вместить бы не смогла:

В гармонию Материи, теперь уже не погруженный,

Застывший, свой покой утратил Дух.

И в трансе отстраненном Он ощупью искал прозрения,

Стремился всей душою к сознательным движениям сердца

480. И жаждал разговора, мысли, радости, любви.

В немом бесчувственном кружении дня и ночи

Он жаждал отклика, пульсации стремления.

Висящее в покое Несознание, что сотрясалось от прикосновенья,

И Тишина интуитивная, дрожащая от имени любого, -

485. Они взывали к Жизни, чтобы захватить эту бесчувственную форму

И пробудить божественность в отливках этих грубых.

На шаре этом, что в безмолвии кружился, был услышан