Друзья и возлюбленные - Джоанна Троллоп

В витрине агентства «Бартон и Нукс» Хилари увидела глянцевую фотографию Хай-Плейс — она гордо стояла в самом центре. «Уникальная возможность. Старинный дом, визитная карточка города. Не пропустите!» — гласила надпись под рамкой. Снимок, очевидно, сделали с верхушки фонарного столба напротив, поскольку на нем красовалось старинное каменное крыльцо, которым никто не пользовался и которое видели разве что пролетавшие мимо птицы. Хилари зашла в агентство, где ей подробно рассказали о доме и подарили фотографии — не какие-нибудь ксерокопии, а целый буклет со снимками фасада, обитого деревянными панелями коридора и сада с готической скамьей. Дом стоил двести двадцать пять тысяч фунтов.

По неясной причине Хилари было приятно нести этот буклет в сумке, где, кроме него, лежали починенные туфли Лоренса и несметное количество дешевых почтовых марок. Не то чтобы она желала подруге зла — вовсе нет, — но несчастная покинутая Джина вызывала в Хилари смутную тревогу, точно взбесившаяся лошадь на скачках «Гранд-Националь». Никаких поводов тому не было, однако Хилари держала ушки на макушке. Лоренс стал регулярно относить или посылать в Хай-Плейс разные лакомства — вроде бы уместный и правильный жест с его стороны, и все-таки Хилари это было не по душе.

Когда дом купят, Джина, наверное, уедет из Уиттингборна. А что, было бы неплохо. (Тут Хилари подумала, что становится похожа на старшую сестру.) Джина и Фергус — одно дело, а брошенная Джина — совсем другое. У Софи впереди последний год учебы, и потом она тоже примкнет к длинной веренице молодежи, неохотно плетущейся в безрадостное будущее.

В конце Орчард-стрит Хилари, будто по мановению мысли, встретила Джину. Та шла от мамы, с которой ходила в больницу. Дэн с трудом их узнал и был очень сонный. Ви целый день молчала, что на нее совсем непохоже, и Джина после долгих уговоров и пререканий отправилась домой.

— Мне, наверное, стоит признаться… — сказала Хилари, положив руку на сумку.

— В чем?

— Я взяла буклет с фотографиями Хай-Плейс. Знаю, что лезу не в свои дела…

— Я ни от кого не скрываю, что продаю дом.

— Да, но мне сперва надо было спросить…

— Необязательно.

— Фотографии прекрасные. — Хилари помолчала, затем с чрезмерной легкостью, о которой тут же пожалела, поинтересовалась: — А ты уже решила, что будешь делать потом?

Джина медленно провела обеими руками по волосам, как бы повторяя беспечный настрой Хилари.

— Подумываю вернуться во Францию.

— Правда? В Монтелимар?

— Нет, в По. Мне там очень понравилось.

— Но там ты встретила…

— Знаю. И что? Я могла бы, как раньше, давать уроки. Впрочем, все пока вилами на воде писано, ты уж…

— Конечно, я никому не скажу. Как Ви?

— Очень подавлена и страшно волнуется. Дэну не хуже и не лучше, и я понимаю ее чувства насчет больницы. Врачи и сестры очень вежливые, но Ви прямо в ужасе от их официоза.

— Я велела мальчикам прополоть клумбы. Они хоть чем-нибудь помогли?

— Цветам — нет. Зато слопали весь торт и порадовали Ви.

Хилари улыбнулась. Приятное облегчение разлилось по всему ее телу, словно глоток бренди.

— Мы присмотрим за ней, если ты уедешь во Францию…

Джина пристально посмотрела на подругу, немного подумала и ответила:

— Я буду очень признательна.

Хилари слегка обняла ее и уловила свежий цитрусовый запах.

— Приятно было поболтать, — тепло сказала она. — Береги себя.

— Постараюсь, — почти равнодушно проговорила Джина.

Поздно вечером, закрыв столовую, Лоренс пошел в кабинет к Хилари — сказать, что Софи осталась мыть посуду на кухне и что ему не нравится, как она выглядит. Девочка и раньше была бледная, а теперь и вовсе осунулась. Может, Хилари с ней поговорит?

— Хил…

Склонившись над столом, она писала имена сотрудников на листочке бумаги. Справа лежал незаконченный рабочий график.

— Да?

— Как тебе кажется, у Софи все нормально? Выглядит она неважно.

— Она всегда выглядит неважно.

— Сегодня особенно.

Не отрываясь от работы, Хилари спросила:

— Так спроси у нее сам.

— Я не мать.

Она резко обернулась.

— А это тут при чем?

— Может, у нее просто месячные. О них она мне точно не скажет.

Хилари подумала, вздохнула, пробормотала: «Ну ладно, дай мне еще десять минут», — и вытащила из-под графика какую-то папку.

— Смотри.

Это оказался буклет с фотографиями Хай-Плейс. Лоренс кивнул:

— Шикарно.

— Двести двадцать пять тысяч фунтов. Я сегодня видела Джину.

Лоренс прислонился к стене напротив стола.

— Правда?

— Да, она шла от Ви. По-моему, она нисколько не расстроена продажей дома.

Молчание.

— Разве?

— Ну да. Видимо, не хочет жить там без Фергуса. И я ее понимаю: это не дом, а салон дорогой мебели. Она подумывает уехать во Францию.

— Неужели?

— Вроде как в По. — Хилари подняла глаза на Лоренса. — Тебе неинтересно?

Лоренс слегка пожал плечами, и это движение навело Хилари на мысль, что он очень красивый мужчина. Господи, какой же он красивый!

Чтобы скрыть свои чувства, она выпалила:

— Мне кажется, переезд во Францию пойдет ей на пользу, как считаешь?

Он снова пожал плечами и закрыл глаза.

— Пожалуй…

— Я к тому, что теперь ничто не держит ее в Уиттингборне. Я пообещала ей присматривать за Ви.

Лоренс очень медленно оторвался от стены, сдвинув календарь, и так же медленно закрыл дверь. Хилари внимательно за ним наблюдала: что-то в его движениях и перемене атмосферы в этой крошечной захламленной комнате не позволило ей вымолвить ни слова. Она лишь смотрела, как он отошел от двери и оперся на край стола, повалив банку с ручками и помяв рабочий график.

— Хилари, — промолвил Лоренс.

Она молча разглядывала его лицо и голубую рубашку под белым фартуком, такую знакомую и родную.

— Я не хотел говорить тебе об этом сегодня, но беседа приняла неожиданный поворот, и теперь мне придется… Я не хотел говорить, потому что не знал как. Скажу прямо. Вряд ли для моего признания найдется подходящее время, так что тянуть не буду. — Он чуть опустил голову и смотрел прямо на нее — серьезно и уверенно, почти как отец на ребенка. Таким же серьезным тоном он произнес: — Я влюбился в Джину.

Наступило молчание, которое показалось Хилари очень долгим и тревожным. Оцепенев, они оба прислушивались к словам, буквально повисшим в воздухе. Потом Хилари почувствовала, как ее руки впились в лицо, в очки, сорвали их и швырнули на стол. Она услышала крик — ее собственный крик, рвущийся из груди.