Белый воин - Алексей Осадчук

Забыв об отдыхе, Саша начал спуск. Если бы он не свернул тогда с кабаньего следа, то, наверное, уже сейчас столкнулся бы с огромным стадом. Вернувшись на след, он быстро побежал, на ходу доставая лук из-за спины и готовя стрелы.

Пробежка разгорячила и успокоила возбуждённо колотившееся сердце. Спустившись по следу в долину, он повёл себя осторожней. Такое огромное стадо не может остаться незамеченным. Вероятно, какие-нибудь крупные хищники, те же саблезубые волки, например, как и Саня сейчас охотились где-то рядом. Земля в долине напоминала настоящую кашу: грязь, снег и кучи звериных экскрементов были перемешаны тысячами оленьих копыт.

Да, это были олени! Только необычные для земного взгляда: высокие в холке, с длинными мощными ногами и широкими копытами. Серый мех с черными пятнами был очень красив. Крупную, с небольшими ушами, голову венчали, разлапистые лосиные, рога. Олени, не отрываясь от общего потока стада, спокойно паслись в долине, разгребая своими широкими копытами снег и доставая из мёрзлой почвы растения, чем-то напоминающие голубой мох. Запах, похожий на козий, стоял по всей долине.

На появление мелкого человечишки огромное стадо никак не отреагировало. То ли потому, что ветер дул в лицо Сане, принося пары многотысячного организма, то ли потому, что они были близоруки, а может, справедливо верили в ничтожность опасности исходящей от крадущегося существа.

Такое поведение оленей очень подходило голодному человеку. Приблизившись примерно на сто шагов к стаду, Саня, пригнувшись, продолжил движение.

Легкая дальнобойная стрела плавно уступает место страшной бронебойной… Примерно девяносто шагов… Стадо спокойно продолжает трапезу… Восемьдесят шагов…Выбор падает на небольшого безрогого телёнка, так неосмотрительно оторвавшегося от взрослых особей…Семьдесят шагов…Что-то чувствует мать неосмотрительного детёныша и начинает подзывать непослушное потомство…Ветер по-прежнему в лицо… Шестьдесят шагов…Пора! Саша поднимается во весь рост…Тетива у щеки…Цель сердце…

Дум! Стрела стремительно уходит вперёд! Вторая стрела мгновенно занимает место первой…

Беззвучным кулем тело оленя падает как подкошенное. Стрела без особых преград вошла в бок, чуть выше лопатки, почти по самое оперение. Стадо, внезапно пришедшее в движение, испуганно разгоняется и уплывает вбок. Скорей! Подальше от страшного запаха смерти!

Не было никаких душещипательных сцен, так часто виденных Саней в телевизионных программах о животных, когда стадо отбивает своё дитя у львиного прайда. Нет, стадо просто ушло от непонятной угрозы, оставив на земле тело одного из своих неудачных и неосторожных сородичей.

Как ни странно, Саша тогда испытывал жалость к бедному животному. Он, уже узнавший, что значит убивать, не чувствовал никакого удовольствия от этого. Он много раз обещал себе, что будет это делать как можно реже и только по необходимости…

Найдя укромное местечко у подножия скального хребта, тянувшегося вдоль всей долины, на высоте нескольких метров от земли, Саня развёл костёр и принялся готовить отрезанные им куски мяса от туши оленя. Местная оленина оказалось жестковатой, но это был настоящий пир в тот день.

После нескольких суток голодовки сжавшийся желудок не принял жареного на костре мяса. Быстро набросившегося на пышущее и скворчащее лакомство, Саню тотчас вывернуло. Когда дикая боль в желудке унялась, он стал мелко нарезать небольшие кусочки и тщательно прожевывать их.

Немного поев, но всё ещё очень голодный, он завернулся в разложенный у костра меховой спальный мешок и заснул, предвкушая завтрашний завтрак…

Так уже почти пять дней он шел со стадом, двигающимся вдоль длинного горного хребта. Мяса хватало. Ночуя на скальных уступах и в небольших углублениях, высоко над землёй, так долго голодавший, а теперь отъедавшийся олениной, Саня набирался сил для дальнейшего пути…

Глава 14.

Ночь в Ульме была тихой и тёплой. Несмотря на прошедшие ураганы, весна постепенно забирала своё. На полях и дорогах таял грязный последний снег, и только, казалось, в вечной тени деревьев лежали последние зимние пределы мокрого снега.

Весна. Аная очень любила весну. Её прекрасные птичьи песни и зеленое оживление лесов и лугов всегда наполняло сердце юной девушки радостью и весельем. Хотелось танцевать, петь, кружиться среди полевых трав и лесных цветов, водить хороводы и вечерами засиживаться у костров с молодёжью.

Сейчас всего этого в Ульме не было. Городище, славящееся на все земли лоримов своей весёлой огромной весенней ярмаркой, принимающей всегда в это время множество разного народу, засыпало этой ночью угрюмым и тревожным сном.

На том месте, где всегда в это время ярмарочные торговцы выставляли свой товар на своих возах и зазывно нарочито громко расхваливали его, сейчас разрастался большой лагерь беженцев, бегущих с окраин от ужасной таркской орды. Хоть Ульм и стоял в середине земель лоримов, между стольным Мирольмом и Хирмальмом, вотчиной её отца ярла Икера, всё же люди, напуганные страшными вестями, старались получше подготовиться к грядущей войне.

Укреплялись крепостные стены. Кузни с утра до ночи не умолкали, перековывая косы и орала на наконечники для копий и стрел. Мерный бой молотобойцев оглашал вот уже две седмицы весь такой весёлый и беззаботный в эти времена года город. Крестьяне, охотники, рыбаки – все, кто что только мог свозили продовольствие за стены городища, готовясь к длительной осаде. Набиралось местное ополчение. Все мужчины брались за копья и топоры. Стоять будут насмерть – тарки пленных не берут.

Сама Аная этих тварей никогда не видела, только по рассказам и байкам ветеранов пограничья она знала, что для этих полузверей война, как понятие, не существует. Они охотятся, и это их самая большая охота. Таким огромным скоплением тарки никогда ещё ни на кого не нападали.

Ульмская дружина не такая крепкая, как отцовская, насчитывала около двух сотен воев, добавить ополчение, в основном состоящее из рыбаков да крестьян, получалось примерно шесть сотен. Не густо. Против орды тарков, пусть вооруженных только палками да дубинами и не носящих броней, очень и очень мало.

Воспитанная в детинце, в лоне отцовой дружины, дочь хирмальмского ярла мыслила не по-женски. А как ещё? Матушка Анаи ушла к Творцу, оставив малышку на руках разбитого горем ярла. Другую жену он так и не смог взять, любил дюже ныне покойную, да и не сладилось бы с другой. Как можно? Когда непрестанно мыслишь об ушедшей. Единственная отрада дочка. Да какая! Ликом – вся в мать, а характер – точно Седовласов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});