Опричнина - Александр Зимин

Главной задачей переговоров было решить территориальный вопрос. Первоначально русские представители, как и во время переговоров И декабря 1563 г., обусловили заключение мира передачей России Киева, Любеча, Орши, Могилева, Луцка, Ровно, Бреста, Галича, Каменца, Львова, а также всей Ливонии («Вифляндской земли»)[787]. Московское правительство твердо заявило ту программу воссоединения русских, украинских и белорусских земель, которую оно упорно продолжало отстаивать и впоследствии, в XVII в. В этот максимальный план, как и в 1563 г., уже вскоре были внесены коррективы: Иван IV давал согласие на заключение мира в случае возвращения древних русских земель — Киева, Гомеля, Витебска и Любеча, а также Ливонии[788]. Размер уступок, на которые могло пойти литовское посольство, был гораздо скромнее: передача давно уже находившегося в составе России Смоленска, а также Полоцка, Озерищ и той части Ливонии, которую в момент переговоров занимали русские войска[789].

17 июня состоялось заседание Боярской думы, которая выслушала сообщение комиссии о ходе переговоров и приговорила (приняла решение): поскольку литовская сторона не согласна на возвращение древнерусских земель, мира не заключать, а ограничиться перемирием.

Камнем преткновения на этот раз оказалась Ливония. Русские представители в переговорах 19, 21 и 25 июня настаивали на том, что «Вифлянская земля — вотчина государя нашего от прародителей его»[790]. Россия стремилась получить всю Ливонию до рек Лива и Двины[791]. Видя непреклонную позицию литовского посольства, Иван IV пошел на серьезные территориальные уступки. Он согласился оставить за Великим княжеством Литовским часть ливонских городов между реками Западной Двиной и Эвстом (Влех-Мариенгаузен, Резекне-Режица, Лудзень-Лужа, Динабург-Невгин). Его главная цель состояла в присоединении Риги, обладание которой давало колоссальные возможности в развитии экономических связей со странами Западной Европы[792]. Литовское посольство соглашалось подписать перемирие с Москвою только на условиях сохранения существовавшего в 1566 г. положения вещей.

Длительные споры велись и о русско-литовской границе у Полоцка[793]. Русская сторона требовала передачи городов и волостей Полоцкого повета, лежащих по левобережью Западной Двины в 25–30 км от Полоцка[794], с целью обеспечения безопасности этой важной крепости, а «поступалась» городами Дрысь, Лепель, Белмеки, Кобец и другими, которые и без того находились под литовской властью.

Литовская сторона соглашалась лишь на установление границы по Двине, в 5 верстах севернее Полоцка (по реке Оболи) и в 15 — южнее его (до реки Ропницы)[795]. Но этот спор не имел существенного значения. Стремясь получить Ригу, Иван IV предлагал даже вовсе очистить занятую русскими часть Полоцкого повета, Озерище и Усвятскую волость.

Вопрос, следовательно, сводился к следующему: или отказ русского правительства от Риги и заключение долгосрочного перемирия, или разрыв переговоров и продолжение напряженной Ливонской войны.

Вот для решения этого важнейшего вопроса уже понадобился созыв не Боярской думы, а Земского собора, более широко представлявшего интересы господствующего класса России[796]. Этим созывом правительство хотело добиться санкционирования своей твердой позиции в переговорах и возложить на членов Земского собора ответственность за последствия их возможного срыва[797]. Изучение деятельности Земского собора 1566 г. следует начать с выяснения его состава[798]. По-видимому, все участники заседаний перечислены в соборной грамоте 1566 г. — основном сохранившемся источнике по его истории[799].

Всего на Земском соборе присутствовало 374 человека. Духовенство (так называемый освященный собор) представляли три архиепископа, шесть епископов, 14 игуменов и архимандритов, девять старцев[800] и келарей — всего 32 человека. Боярская дума, также принимавшая участие в соборных заседаниях, состояла из 30 человек (17 бояр,[801] трех окольничих, двух казначеев, одного «у бояр в суде», шести думных дьяков и одного печатника). 204 человека входили в состав дворянских представителей (96 детей боярских первой статьи[802], 99 детей боярских второй статьи, три торопчанина и шесть лучан). Дьяков и приказных людей было 33. Представители «третьего сословия» образовали крупную группу участников в 75 человек (гостей — 12, торговых людей москвичей — 41, смольнян — 22). Наглядное представление о составе собора дает следующая таблица.

Таким образом, на Земском соборе 1566 г. мы видим решительное преобладание дворянства. Это является несомненным свидетельством возросшей политической активности широких кругов класса феодалов, укрепивших свои социально-экономические и политические позиции в середине XVI в. Отсутствие на соборе крестьян и рядовых посадских людей лучше всего показывает чисто феодальный состав соборных представителей, выражавших интересы господствующего класса.

Сословная кастовость на соборе 1566 г. проявилась в подаче обособленных мнений духовенством, боярами, детьми боярскими первой и второй статьи, приказными людьми и торговыми.

Особенности созыва собора и организации служилого люда, а также другие обстоятельства накладывали свой отпечаток на группировку его участников при подаче мнений. Рассмотрим состав каждого из «чинов», участвовавшего в заседании собора 1566 г.

В июле 1566 г. в Москве находился весь освященный собор, который после ухода на покой митрополита Афанасия 20–24 июля избрал главою русской церкви соловецкого игумена Филиппа (Колычева)[803]. Из высших церковных иерархов не было митрополита и полоцкого архиепископа (он умер незадолго до собора) и серьезно болевшего глубокого старика тверского епископа Акакия[804].

Если сравнить список игуменов и архимандритов, присутствовавших на соборе 1566 г., с аналогичным списком, помещенным в приговоре 1580 г.[805], то увидим, что большинство настоятелей крупнейших монастырей в земском соборе 1566 г. не участвовало: на нем было всего 14 настоятелей, тогда как в 1580 г. их было 39[806], в том числе отсутствовавшие на земском соборе 1566 г. архимандриты Троице-Сергиева, Спасо-Ярославского, Спасо-Евфимьева (Суздальского), Нижегородского, Печерского, Юрьевского Новгородского монастырей, игумены Пафнутьева, Боровского, Ферапонтова, Спасо-Прилуцкого и других монастырей. Конечно, поскольку собор 1580 г. был церковным и решал дела, касавшиеся монастырского землевладения, главы духовных корпораций, как это отметил М.Н. Тихомиров, приняли в нем более широкое участие. Что касается земского собора 1566 г., то на нем, главным образом, присутствовали старцы московских монастырей (15 человек), а также монастырей запада и северо-запада (6 человек)[807] — картина, аналогичная, как мы увидим ниже, составу дворянских представителей.

Наиболее сложным является вопрос о характере дворянского представительства на земском соборе 1566 г. Прежде всего рассмотрим деление соборных представителей, дворян, на статьи сравнительно с составом дворян по тысячной книге 1550 г. Среди 204 дворянских представителей на соборе 1566 г. было 83 тысячника и 13 сыновей тысячников[808]. Дети боярские собора 1566 г. подразделялись на два, а тысячники в свое время — на три статьи.

В.О. Ключевский считал, что дворянские представители на соборе «распределялись по статьям только при обсуждении предложенных собору вопросов и при подаче мнений, но это распределение не выражало их представительного значения». По своему служебному положению они, как считает Ключевский, принадлежали к высшему столичному дворянству, делившемуся, судя по тысячной книге, на три ранга или статьи[809].

Для того, чтобы решить вопрос, соответствовали ли статейные рубрики приговора 1566 г. делению тысячников, представляем следующую таблицу:

Налицо полное соответствие статей Тысячной книги 1550 г. статьям приговора 1566 г. Тысячники первой статьи к изучаемому времени получили уже думные чины. Только двое соборных представителей (Д.Ю. Кашин и В.Г. Салтыков) были детьми таких тысячников. Новгородские, псковские и торопецкие тысячники, помещики первой и второй статьи, как известно, по своему окладу приравнивались соответственно к тысячникам-детям боярским второй и третьей статьи[810]. Но если так, то, судя по приведенной таблице, вторая и третья статьи детей боярских Тысячной книги (и первая и вторая статьи северорусских помещиков) соответствовали двум статьям соборного приговора 1566 г.[811]