Свой человек на небесах - Евфимия Пащенко

— Здравствуйте, батюшка… А мы Вас так ждали, так ждали…

Нина Сергеевна стояла в стороне, вполуха слушая, как старушки наперебой засыпают отца Олега расспросами и местными новостями:

— Батюшка, как Ваше здоровьице? Чайку с дороги не желаете?

— …А ведь какой крепкий мужик был! Кабы не пил, так до ста годов бы дожил, как его дед Никандр…

— …А Вы сегодня молебны служить будете?

— Ох, батюшка, невестка меня поедом заела. Это же надо быть такой змеей! Говорит, скоро ли ты сдохнешь, старая дура? А я ей отвечаю: вот ужо пойду в церковь, так попрошу батюшку помолиться, чтоб ты первая сдохла, безбожница!

— А Вы погребальных наборов не привезли? Марья Колупаиха просила купить. Только, говорит, купи самый дешевый… все деньги внук отнимает да пропивает, только одну сотенную бумажку и удалось припрятать…

— …Дом-то и сгорел. Видать, он пьяный спать завалился да сигарету на пол и уронил… А ведь какой дом-то был. Еще прадедовский… Эх! Деды-прадеды строили, да внуки пропили…

— А это кто? Ваша матушка? — вдруг вопросила низкорослая щупленькая старушка, которой до этого момента все никак не удавалось встрять в разговор.

На миг в воздухе повисло молчание. Островитянки уставились на Нину Сергеевну. Под их любопытными взглядами ей стало не по себе. Что до отца Олега, то он, похоже, растерялся и некоторое время молчал. А потом неуверенно произнес:

— Нет, это моя знакомая. Ее зовут Нина Сергеевна. Она будет мне помогать.

А потом добавил:

— Между прочим, она врач-невролог. И работает в городской больнице. Так что, если у Вас возникнут какие-то проблемы со здоровьем, обращайтесь к ней.

Окажись на месте отца Олега кто-то другой, Нина Сергеевна наверняка высказала бы ему все, что о нем думает. В самом деле, разве посторонний человек вправе распоряжаться ею, как своей собственностью? Опять же, вчера отец Олег договаривался с ней всего лишь о том, что она будет вести духовные беседы с местными старушками и читать с ними акафисты. Однако о медицинских консультациях не было и речи… Тем не менее, Нина Сергеевна смолчала. Отказывать священникам она не привыкла. Вдобавок, сказать «нет» означало навсегда расстаться с мечтами о монашестве и игуменстве. Поэтому она снисходительно кивнула головой, словно подтверждая: «да, вы можете ко мне обращаться. Хотя прежде подумайте, стоит ли вам это делать».

Впрочем, старушки тут же потеряли интерес к Нине Сергеевне. За исключением разве что одной-единственной. А именно той, которая приняла ее за матушку отца Олега. Вот и сейчас, выглядывая из-за спин своих односельчанок, она пялилась на Нину Сергеевну. И, до глубины души возмущенная таким любопытством, Нина гордо отвернулась от нее.

Если бы она знала, что в этот момент за ней пристально наблюдает еще одна пара горящих неистовой злобой глаз!

* * *

Тем временем прерванный было разговор продолжался:

— …Да вот еще Анька Плашкина деньги послала на свечки. Мне, говорит, велели ему на могилу каждый день по свечке ставить, чтобы его душенька с Богом упокоилась.

— Это кто же ей такую чушь сказал? — насторожился отец Олег.

— Наверное, это ей бабка Лизавета посоветовала, — предположила высокая полная старуха в застиранной синей кофте. — Она же его и отпела…

— Что? — вскинулся отец Олег. — Как это отпела?

— А вот отпела, и все тут, — подтвердила обладательница синей кофты. — Я сама при том была. Пришла она, подымила у могилы такой медной штукой с крестиком на верхушке… вроде Вашего кадила, только с ручкой… «Вечную память» спела. Потом все на поминки пошли… на святом месте его душеньку помянуть, чтобы ей на том свете легче было…

— Что за чушь! — возмущенно воскликнул отец Олег. — Это же самое настоящее язычество! Они что, не знают, что отпевать покойника должен священник? Так нет же, пригласили какую-то колдунью!

— Так ее же все приглашают… — не сдавалась очевидица похорон. — Она у нас уже сколько лет и покойников отпевает, и младенцев крестит, и грыжу заговаривает… Оттого ее у нас все за глаза «попихой» называют…

— Какая она вам попиха! — вознегодовал отец Олег. — Колдунья она, вот кто! А ты-то, ты-то, Марфа, куда смотрела? Ладно, эта Анька ничего не понимает… Но ты вроде бы верующий человек… Это ты во всем виновата. Ты должна была пресечь это безобразие. А вместо этого пошла на поводу у колдуньи. Так где после этого твоя вера?

— Так что я могла сделать? — пробормотала пристыженная Марфа. — Хоронили-то его во вторник. А Анька до Вашего приезда ждать не захотела… Опять же, мы и не знали, приедете Вы или нет. Может, как в прошлый раз: ждали-ждали, да зря прождали…

На сей раз отец Олег решил закончить бесполезный разговор:

— Теперь видите, до чего вы дошли, живя без Бога! — обратился он к застывшим в растерянности старухам. — Храм разрушили, батюшку убили… Так нет же — вместо того, чтобы каяться в этом да Бога о прощении просить, вы всяким колдуньям потакаете. Мало вас уже Господь покарал? Смотрите, как бы с вами еще хуже не вышло!

— Простите, батюшка… Ох, простите старых… Впредь будем умнее… — И старушки, украдкой утирая глаза, гуськом потянулись в дом вслед за отцом Олегом, который собирался отслужить там заказанные молебны. Нина Сергеевна замыкала шествие. Не зная, что ее саму провожает все тот же пристальный, злобный взгляд…

* * *

— Ну как Вам Лихостров, Нина Сергеевна? — спросил отец Олег, когда они вместе, все на том же «Лебеде» возвращались в Н-ск. И, не дожидаясь ее ответа, решил высказать свое мнение об острове и его обитателях: — Сами видите, работы тут — непочатый край. Народ — вчерашние безбожники, не знающие даже азов Православия. Правильно сказано: если человек не верит в Бога, то начинает верить во все остальное[16]. Вот они и верят во всякую языческую чушь… Это же до чего надо дойти, чтобы называть какую-то бабку-колдунью — «попихой»! За что боролись, на то и напоролись… Так Вы мне поможете, Нина Сергеевна?

— Благословите, батюшка! — откликнулась Нина. Потому что понимала: священник прав. И, хотя на дворе уже конец двадцатого века, обитатели Лихострова, судя по всему, весьма немногим отличаются от своих предков, которые более тысячи лет тому назад молились каким-нибудь Мокоши или Перуну. Какая же земная и небесная слава ожидает того, кто приобщит этих людей к Православной вере! Иначе говоря, ее саму. Не случайно же она носит имя святой Равноапостольной Нины, в стародавние времена просветившей светом Православной веры языческую Иверию… И вот теперь тезка святой Нины приведет ко Христу жителей Лихострова.

На другой день Нина Сергеевна, собрав вещи, уехала на Лихостров.

* * *

Весь первый день по приезде туда она занималась обустройством. Надо сказать, что церковный дом состоял из двух половин. Вернее сказать, одна из его комнат, так называемое «зальце», была отделена от другой, проходной комнаты, фанерной перегородкой, и переоборудована в некое подобие часовни. Стены ее были увешаны репродукциями икон, вырезанными из календарей. Еще несколько бумажных икон, наклеенных на фанеру, стояло в углу, на комоде, покрытом старинной цветастой шалью с обтрепавшейся бахромой. В противоположном углу виднелся стул, на спинке которого было укреплено гипсовое Распятие. А под ним стоял ящик с песком, из которого кое-где торчали свечные огарки. Судя по всему, стул с ящиком служили канунником[17].

В другой половине дома стояла кое-какая мебель: диван допотопного вида с валиками по бокам, комод, пара обшарпанных стульев… Конечно, для Нины Сергеевны, привыкшей к городским удобствам, подобная обстановка была, так сказать, спартанской. Однако она была не из тех, кто пасует перед подобными мелочами. Особенно когда впереди брезжит некая заманчивая и желанная цель… Нина не помнила, кто из королей в свое время сказал: «Париж стоит мессы» и сменил веру ради возможности взойти на французский трон[18]. Но хорошо понимала: отказываться от шанса стать игуменией из-за отсутствия привычного комфорта — по меньшей мере глупо. Вдобавок, на донельзя захламленной повети отыскались и вполне сносный на вид кухонный столик, и даже круглый раздвижной стол, в свое время, вероятно, украшавший «зальце», а впоследствии, после поломки одной из ножек, перекочевавший на поветь, оказавшуюся для Нины Сергеевны поистине неисчерпаемым кладезем всевозможных находок. Чего там только не было! И старая одежда, и несколько картонных коробок, доверху набитых пустыми водочными бутылками, и ржавый детский велосипед, и связки газет, полуистлевших от времени и сырости, и фанерный ящик с елочными игрушками, и чернильница на белой мраморной подставке, и альбом с чьими-то фотографиями, и несколько учебников конца 40-х годов со следами крысиных зубов на обложках… и изданные в середине 50-х годов томики стихов Некрасова и Есенина… Нине оставалось лишь гадать, кем могли быть владельцы всех этих вещей и как сложились их судьбы… Впрочем, само то, что вещи, принадлежавшие этим людям, в конце концов оказались свалены на повети, говорило о многом…