Уж замуж невтерпеж - Надежда Тутова

— Она не заразная, можь проклята? А вы ее в обоз! — вмешивается скрипучий голос — не разобрать: мужчина или женщина.

— Окстись, Пафнутья! — все-таки женщина. — Вечно всяки гадости говоришь. Не дай Всевышний, услышит Лукавый, да сбудутся все твои карканья. Чай не ворона!

А первая женщина сильна, да и власть имеет: Пафнутья с первого раза умолкла, если что и бурчала, то лишь в уме.

— Голованя, чего рот разинул? Воды достань! Бедняжка от жажды мается! — продолжила командовать женщина.

Голованя, видимо тот мужик, что меня подобрал, спохватился и вскоре моих губ коснулось горлышко фляги или бутыли, теплая, но такая желанная вода потекла в рот.

— Ну… ну… тише… не все сразу… — хлопотал надо мной Голованя. — Ты лежи, лежи… авось полегчает… О, диво!

Э? Это он о чем? Судя по тому, что правая ладонь разжалась, обнаружилась монета. Ну, да, та самая, что в пояс не поместилась.

— Монета золотая, ненашенская, — зашептал кому-то Голованя, наверное, женщине с командным голосом.

— Откуда знаешь? Можно подумать в руках держал, — буркнула та в ответ. — Эх, бедное дитятко, издалека видать пришла. Что ж случилось с ней?

— Ну, очнется — сама расскажет, — мудро рассудил Голованя. — Припрячь монету-то, потом отдашь. А то вон Пафнутья косится! И зачем мы ее в обоз взяли?

— Просилась же… вот и…

Голоса удалялись. Действительно, зачем такую вредину в обоз взяли. Что? Обоз? Значит, правду сказал Вираг, и я таки попала в нужную сторону. Хотя о последнем рано судить: может они не в Мальбург, а из него едут. Ладно, потом разберусь.

Послышался хлесткий голос кнута, перекличка прошлась по повозкам, и обоз медленно тронулся в путь. Мерное покачивание повозки убаюкивало. Да и впрямь, можно расслабиться и поспать. Все равно на большее нет сил.

Скрип-скрип… Колеса тяжело поворачиваются вокруг оси, но следуют колее. Мерный перестук копыт отсчитывает путь. Надеюсь, обоз не идет в Ориенрог. Это была последняя связная мысль в голове — сон благодатным пологом сомкнул глаза, уводя в страну света и мечты.

Тихий вечер неясной дымкой окутывает землю. Долгожданная прохлада спускается на опаленные летней жарой леса, поля, дороги. Мерное покачивание повозки не дает проснуться окончательно. Повозки? Ах, да, я же встретила, наконец, обоз. Хотя скорее это меня встретили, точнее нашли. Ладно, не важно. Главное, я на верном пути, ну или почти.

Судя по разговорам, обоз останавливается на ночлег. Пора, наверное. Здраво судить не могу, поскольку кроме бортов повозки да клочка темнеющего неба ничего не видно, да и опытной путешественницей себя не считаю. Повозки явно куда-то свернули и замедлили ход, располагаясь определенным образом. Через силу выглянув из места пребывания, поняла, что полукругом. Видимо для защиты. А может, и ошибаюсь — не специалист я в этом, не специалист.

— Очнулась… — раздался рядом знакомый голос.

Повернувшись в сторону говорившего, я разглядела высокого худого мужика: жилистый, сухопарый, привыкший к труду. Наверное, крестьянин. Тогда что ж он делает здесь, в дороге?

— Живая, — расплылся в улыбке мужик. — Голованей меня зовут. А ты кто будешь?

— Гхм… Эредет, — мда, сил еще мало, да и во рту опять все пересохло.

— Далеко собралась, Эредет? — продолжал улыбаться Голованя.

— Я… э… — ну, не выкладывать же все первому встречному?

— От бедовая голова! Я ж те сказала проверить как она, а не допытывать! — прервала нашу познавательную беседу новая героиня.

У нее тоже подозрительно знакомый голос.

— Аггеюшка, я только спросил, — начал оправдываться мужик.

— Спросил он, как же! Кыш отседава! Я сама с девочкой потолкую, — распорядилась Аггея.

— Ее Эредет зовут, — уже уходя, бросил Голованя.

— Дознатчик, — усмехнулась женщины и обратила взор ко мне.

Мда… именно таких и называют ЖЕНЩИНАМИ! Высокая, видная, полногрудая, толстая коса, как и положено замужней крестьянке, короной уложена вокруг головы — белая косынка не в силах скрыть ее, настолько коса велика, лицо улыбчивое, а в глазах мудрость, не та, что узнается из книг, а приходит с годами, с тяжелой жизнью, с умением радоваться мелочам.

— По нраву? — усмехнулась женщина.

Ох, надо ж было мне так откровенно уставится на нее.

— Я… у… — краска залила не только лицо, но и шею, за уши вообще молчу.

— Да не красней, не красней. Нет в том зазору, чтоб человека встретившегося тебе рассмотреть. Звать меня Аггеей, с мужем моим — Голованей обоз ведем в края дальние. А ты куда направляешься?

Значит ее муж — глава обоза. Ничего удивительного, что так все слушаются. С другой стороны, да будь муж хоть королем, никто и пальцем не шевельнет, если уважения нет. Взять хотя бы меня: да, Фларимон не король, всего лишь рыцарь (с его слов, других сведений не поступало), но его слушались в Ориенроге, а меня… Ох, от меня ж ответа ждут, и, судя по взгляду Аггеи, мнение о моих способностях все ниже и ниже.

— В Мальбург, — голос все еще не окреп, да и воды никто не давал.

Аггея сразу догадалась, что мне требуется помощь.

— Ох… Вставай, девонька, пойдем к костру. Сейчас похлебку сообразим, отвара мятного выпьешь, враз полегчает! — захлопотала она вокруг меня, помогая вылезти с повозки.

Пришлось выбираться, тем более что так помогают. Ноги слегка дрожали, голова немного кружилась, но в целом состояние очень даже ничего — после всего можно было ждать худшего.

— Монета твоя не пропала, не бойся, у меня она спрятана, — зашептала Аггея. — Пафнутья, вон та бабулька вредная, спать уляжется, я тебе ее отдам.

Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Да и не беспокоилась я о монете, зря что ли в поясе остальное запрятала.

Вроде недолог путь к костру в центре полукруга, но рассмотреть многое успела. Обоз из десяти повозок занял целый луг. Интересно, а это много или мало — десять повозок? Семь или восемь семейств устраивались на ночлег. Вместе с ними и та самая Пафнутья — сгорбленная, в серо-синих одеждах, нос крючком, а глаза так и рыщут: «Чтоб такое углядеть, да повредничать». На одной из повозок среди разбросанных вещей устроился парень с лютней — не то менестрель, не то трубадур (никогда не различала их), что-то наигрывая и напевая:

— И вызовет на поединокНе боль, не месть и не молваА только глупый звук единый —Брошенные вскользь слова!

Похоже, все-таки менестрель: насколько я помню, героические сказания и баллады по их части. По моему мнению, не слишком слова попадают на мелодию, но тут дело вкуса, кому-то вообще нравятся частушечные кричалки. Хмурый мужчина средних лет — по выправке и отношению к оружию воин — сосредоточенно рубит сушняк: ровно, методично, без лишних движений. Кучка детей затеяла игру в салки, шныряя между повозками, в ожидании ужина. Две старших девочки и трое парней помогали родителям в обустройстве ночлега и приготовлении ужина. Без лишней спешки, выверенными движениями каждый занимался своим, но и в тоже время общим делом. Сколько ж дней они путешествуют вместе, что успели так сработаться?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});