Дети Богов и Воинов - Шона Лоулес

с мыслями.

– Так что ты скажешь? Союз между нашими семьями будет выгоден нам обоим, а когда ты вторгнешься в Нортумбрию, Ситрик сможет прийти тебе на помощь. Но учти: второго такого предложения не последует. Если ты откажешься от Гиты, ей придется выйти за одного из нортумбрийцев или потерять вдовью долю.

Олаф с непроницаемым видом оглянулся на свои корабли. Как же он меня раздражал. Никакой реакции на то, что ему говорят. Что же на самом деле побудило Олафа приплыть в Нортумбрию? Жажда богатства и власти? Или слепое повиновение совету Сигурда?

– Ну? – вздохнула я. – Не весь же день нам тут стоять.

– Я согласен, – кивнул Олаф и дотронулся до серебряного крестика, висящего на шее. – Клянусь, что женюсь на Гите и помогу твоему сыну стать королем Дублина.

Наконец-то. Я ждала несколько лет и наконец-то получила желаемое. Все это время я предвкушала счастье и облегчение, но вместо этого в животе еще туже затянулся узелок тревоги. Что меня так испугало? Его ледяной взгляд или кривая усмешка? Я не знала наверняка, но чувствовала нутром. Предательство. Я подставила Олафу щеку, чтобы он скрепил соглашение поцелуем. Наклонившись, он скользнул по моей коже сухими губами, и я крепко обхватила его за шею левой рукой.

– Если ты предашь Ситрика и отнимешь у него Дублин, я тебя убью.

Олаф отстранился:

– Клянусь крестом Господним. Я всегда держу слово, женщина.

– Вот и хорошо. Следуй за мной в крепость. Объясни Вальтеофу, что ты напутал про тинг, и развлеки его историями из странствий. Когда на пир пожалует Гита, притворись, что ослеплен страстью.

– Ослеплен страстью? – Лицо Олафа оставалось непроницаемым.

– Да. Веди себя как по уши влюбленный глупец, не способный отвести от нее взгляда, полного обожания. А если все это тебе не знакомо, вообрази на ее месте свою знаменитую мертвую женушку.

Олаф нахмурился, но я уже развернулась и не обращала на него внимания. Теперь я знала, что он за человек.

Викинги последовали за мной в Бамбургскую крепость, где я познакомила Олафа и Вальтеофа, а затем оставила их наедине и направилась в покои Гиты. Взглянув на меня, приемная дочь положила на стол золотую фибулу, которую старательно начищала.

– Как ты себя чувствуешь, Гита? – спросила я, присаживаясь на ее кровать. – Ты ведь знаешь, что Олаф приплыл сюда сделать тебя своей?

Она погладила серебряный крестик на шее, прерывисто и часто дыша.

– Ведь ты бы хотела такого в мужья? Он и был очень красив, а за эти три года похорошел еще больше.

Гита нервно пожала плечами:

– Даже и не знаю, готова ли я…

Боги меня подери. Она же может все испортить. Четыре года утомительных проповедей от дряхлых морщинистых святош превратили Гиту в богобоязненную клушу. Будь я такой же унылой, как она, я бы зарыдала от счастья, предложи мне кто выйти за такого мужчину, как Олаф.

– Священники говорят, что Олаф уже обратил всех своих воинов в христианство, а вернувшись в Норвегию, он навсегда принесет туда слово Господне. Разве ты не станешь гордиться таким мужем?

Это заставило ее навострить ушки.

– Я так благодарна…

– Ах да. Конечно. Понимаю. – Я встала с кровати и со вздохом подошла к Гите. – Ты воспылала страстью к Этельвольду. Все это время я думала, что ты его ненавидишь, а на самом деле ты тайно влюблена.

– Не дразни меня, Гормлат, – взмолилась она. – Ты же знаешь, что я терпеть его не могу.

– Ну что же, раз ты не хочешь, чтобы лорд Вальтеоф насильно выдал тебя за племянника, соглашайся на Олафа. Он благородный христианин. Нортумбрийцы не имеют права отказать тебе во вдовьей доле, если он возьмет тебя в жены.

– Но мне ведь придется покинуть эти края.

Усевшись рядом с Гитой, я погладила ее руку.

– Нортумбрия – чудесная страна, но место женщины – рядом с мужем. Молись, чтобы этот прожил дольше предыдущего. Тогда у тебя появятся и дети, о которых ты так мечтаешь.

Наконец Гита кивнула:

– Если ты считаешь, что так лучше, Гормлат, я последую твоему совету.

Я прильнула к приемной дочери и заключила ее в теплые объятия.

– Послушай меня, Гита. Слишком многим из нас приходится выходить за тех, кого выбирают наши отцы. Твой первый муж был уродливой дряблой скотиной. Олаф молод, хорош собой и полон честолюбия, и из всех женщин он выбрал в невесты именно тебя. У него уже есть золото – твое ему ни к чему. Ты ему нравишься: он сам мне сказал. А это значит, что ты уже будешь куда счастливее многих замужних женщин.

Ее улыбка становилась все смелее, а на щеках вовсю расцветал румянец.

– Ну а теперь готовься к пиршеству, – сказала я, поправляя ее волосы. – Сделай так, чтобы Олаф не сумел отвести от тебя глаз.

Когда я вышла из ее покоев, Гита вовсю разглаживала новую шелковую мантию, по-прежнему улыбаясь. Ей понадобится не меньше двух часов, чтобы завить волосы и приготовиться к выходу в свет, и, вместо того чтобы просидеть все это время в своей спальне, я отправилась к домам, расположенным неподалеку от городских стен.

Фальк сидел на скамье у своего дома, а его дети играли среди разложенных во дворе деревянных досок.

– Еще один новый корабль? – улыбнулась я. – Скоро у лорда Вальтеофа появится могучий флот.

– Он хорошо платит, – ухмыльнулся Фальк в ответ. – Как ты и обещала.

– Может, даже слишком хорошо?

Фальк закинул ногу на ногу.

– Я слыхал, что утром сюда явился Олаф Трюггвасон. Значит, скоро мы поплывем домой?

Я кивнула:

– До свадьбы я останусь с Гитой, чтобы наш визит в Ирландию не вызвал подозрений. А ты возвращайся сегодня же. Найди Ситрика и его воинов. Привези их в Дублин.

– Он по-прежнему в Уладе? – спросил Фальк.

– Да.

– Тогда я выйду в море, как только стемнеет.

– Есть ли вести от твоих родичей из Дублина?

– Да. У них за душой и так ни монетки, а в следующем месяце верховный король потребует выплатить следующую часть эрека. Город уже на грани бунта: может, помощь Олафа тебе и не понадобится. Я почти уверен, что завидев Ситрика, Ивар припустит назад в Уотерфорд, сверкая пятками.

– Без Олафа нам не обойтись, но меня волнует не Ивар, а Шехналл. Поняв, что Ситрик не собирается выплачивать эрек, он наверняка придет в ярость. Если Дублин не будут защищать воины Олафа, он нападет на город в тот же миг.

– А Олаф знает, что ты его используешь? – спросил Фальк, выдергивая топор