Снег идет 100 лет… - Вячеслав Малежик

Однако карьера флориста у Музы не задалась. Цветы, связанные в различные букетные сочетания, не успевали продаваться. Они засыхали и осыпались, так и не попав в руки благодарного покупателя. И по нулям пройти не удавалось. По цветам был минус, аренда киоска – опять минус, а еще надо было с утра отвезти Музу на место дислокации, а вечером забрать и доставить к месту ночевки.

– Выматываюсь, как сволочь, – сообщил мне Зорик, когда мы вместе решили отсмотреть «Интер» и «Милан». – Сил на мою девочку не хватает.

– А она просит? Может, ей и не нужно? – спросил я.

– Да как-то так…

– Да как-то как?

– Ну, не очень настойчиво.

– Это не здорово… Мог бы уж залудить, вернее, смузицировать «Лунную сонату» или какой-нибудь «Ноктюрн».

– Тебе хорошо… Ноктюрн… А мне с утра побудку соло играть.

– Зорик… – с непонятной самому себе интонацией подвел я итог нашей беседе.

– «Смены не будет», – произнес грустно Зорик фразу из «Как закалялась сталь» Николая Островского.

VIII

А потом о Зорике Сапрыкине вспомнил большой футбол, и его пригласили тренировать команду, базировавшуюся на Урале. Хозяин команды, вернее, генеральный директор металлургического комбината был известным самодуром, единственной любовью которого был футбол. И он спал и видел своих ребят в премьер-лиге. Сезон близился к окончанию, и «Металлист» еще мог зацепиться за второе место, дававшее право на следующий сезон сыграть «в верхах». Но для этого должно было произойти чудо. Шелыгин, а именно такова была фамилия генерального, предложил осуществить это чудо Сапрыкину.

– Что мне делать? – спросил Зорик меня по телефону.

– Ты же помнишь фразу, по-моему, Черчилля, что если надо совершить подвиг, то значит, кто-то где-то недоработал.

– Ну да… кое-где, порой, подчас…

– Вот именно… – вторил я.

– И все-таки я соглашусь. Боюсь, что у меня не будет другого подобного шанса.

– Что ж, давай… Удачи тебе! – подытожил я наш разговор.

И Зорик подписался и – пропал. Как пропадал всегда, когда с головой уходил в дело.

А тем временем его благоверная Муза, устав от занудной флористики, решила попробовать себя еще в одной профессии с нерусским названием. Сомелье – так называли себя специалисты по винам в ресторанах. И она с головой бросилась осваивать высоты не слыханной очень многими россиянами профессии. Казалось бы, чего проще – наливай да пей, ан нет… Ну столько нюансов и оттенков, и все это надо знать… А Витька? А Витька был брошен в детский сад на пятидневку. И если папу, который с ним по-мужски поговорил, он понял, то маму, не удосужившуюся и самой для себя понять, зачем в семье высокопрофессиональный виночерпий (это при непьющем-то папе), Витек понять отказался. И снова раздался клич «Смены не будет», и Зорик прилетал, и звонил, и курировал все и вся.

И он сорвался… Сжег себя… На матчах «Металлиста» присутствовал доктор, который следил за давлением и сердцем Сапрыкина. Подвига не получилось, а обследование Зорика показало, что он на ногах перенес микроинфаркт. Надо немедленно делать операцию по коронарному шунтированию.

– Я буду, как Борис Николаевич, – шутил в телефон тренер «Металлиста». – Лечу в Баден-Баден. На Западе подобные операции делаются на раз, как аппендицит. Муза полетит со мной.

– А чего же она на Урал-то с тобой не летала?

– Не бухти, дружище.

Нужно отдать должное Шелыгину, все расходы на операцию команда взяла на себя. И вскоре Сапрыкин и «первая леди» отбыли в Германию. Мы с ним пару раз созванивались, Зорик был в норме.

А после операции, когда участие жены в восстановительном процессе было более чем необходимо, она вдруг засобиралась домой в Москву.

– Витька скучает, – пояснил мне Зорик во время одного из перезвонов.

Она улетела, а он по возможности звонил в Москву и был не в пример себе грустен.

– Что с тобой? – спросил я однажды.

– Да все в порядке. Анализы нормальные, гуляю, занимаюсь гимнастикой.

– Я о твоей душе? Что-то не так?

– Приеду – потолкуем.

IX

И он вернулся. Тот же Зорик. Зорик, который прикупил себе какой-то модный прикид.

– Показать тебе шрам на организме?

– А что, страшно?

– Да нет… Смотри, – с этими словами он задрал свой свитер и показал красноватый шрам через всю грудную клетку, – ты меня очень не смеши, а то шов разойдется, и сердце куда-нибудь под стол закатится.

– Как дома? – спросил я, стараясь не вкладывать никакой интонации в вопрос.

– Витька меня встречал, как будто я вернулся с войны. А эта…

Я взглянул на него.

– Мне кажется, что мы музицируем, вернее, музицировали втроем, – продолжил Зорик свой монолог.

– Перед ее отъездом из Бадена я случайно влез в ее телефон, и представляешь, 80% входящих и исходящих заканчивались на 43–70. Причем код московский. Я хотел ей сделать втык и объяснить, что роуминг дорогой и нечего языком чесать с подружками. А потом взял и набрал этот номер. Ответил мужик… Перезвонил в Москву, чтобы пробили этот телефон. Выяснилось, что этот телефон был в Германии, потом я узнал, что в Баден-Бадене. И улетел в Москву этот телефон вместе с телефоном моей неповторимой. Вот так…

– И что ты?

– Ты же понимаешь, если бы не моя операция, я бы его убил…

– Нездорово все…

– Нездорово… Мы с ним встретились в Москве. Нормальный мужик, приударил за симпатичной девахой. Объяснились, обещал исчезнуть из нашей жизни. Обидно то, что я же мог сдохнуть, а она… Я-то считал, что она – жена декабриста. Ведь мне же операцию делали в декабре. Вот так, друган…

– Я боюсь тебе что-либо советовать. Сам-то что думаешь? – спросил я.

– Попробую сохранить семью. Я же не застукал ее, а разыгрывать мавританские страсти устал. Я пробовал искать свои недостатки, тяжело, все время сбиваюсь.

– А помнишь песню «Стань таким, как я хочу». Чего ей не хватает?

– Ну, в театр мы не ходим, все футбол, футбол… Гости…

– А главное, Зорик, музицирование, вдохновенное музицирование. Если решил склеить чашку, начни за ней ухаживать, как будто на новеньких.

И их все чаще стали видеть вместе, они даже к нам несколько раз заезжали в гости втроем. Витька светился счастьем.

А потом Зорик выздоровел, и синдром трудоголика дал о себе знать. Он стал пропадать на работе, не звонил вообще… На мои звонки отвечал с неохотой. Обычные наши проблемы обсуждал без энтузиазма, создавалось ощущение, что он не знает, как закончить разговор и только терпит меня. И я решил не звонить ему первым. И что вы думаете? Никто не позвонил и не спросил:

– Ты куда пропал, дружище?

Не знаю, может, я переступил черту доверительности, и мои знания режут ему душу. Не знаю… Но так случилось, что через десять дней мы должны оказаться на одном фестивале вместе. Не встретиться не удастся… Как себя вести при встрече? Делать вид, что ничего не произошло? Наверное, так и сделаю. А там – как покатит…

Как я снял порчу

Не брать чужого… Слова «воровство» сознательно избегаю… Думаю, что эта заповедь из Библии, которая звучит как «не укради», в значительной степени передается нам на генетическом уровне, хотя все же основную роль имеют среда обитания и воспитание. Наверное, те же цыгане, из поколения в поколение занимающиеся профессионально попрошайничеством и гаданием на картах, развивают свои навыки, и они-то и передаются от отца к сыну… А если судить по художественной литературе, то красиво увести лошадь – это считалось для них даже определенной доблестью.

Но как бы то ни было, листая страницы своей жизни, могу сказать, что чужое, ну то, что плохо лежит, не брал, хотя один раз лазил со своим дружком в деревне в колхозный колодец, чтобы напиться от пуза сливок, и пару раз – в сад за яблоками. Сейчас обратил внимание, что яблоки были элементами моего греха. Кто был моим змеем-искусителем? Да, наверное, все тот же черт, который меня попутал. И если первый раз я полез за яблоками в хозяйский сад за компанию, чтобы узнать «как это», и этим был даже похож на библейского Адама, вкусившего греха познания, то второй раз…

А второй раз – сразу и не пойму, в какую категорию греха его отнести. Да что уж там? Обычная ребячья забава, которой баловались практически все мои сверстники. Все это происходило в Занино, и, если честно, я был не в равном положении со своими друганами, потому что в нашем саду яблоки росли в изобилии, и мама и бабушка были озабочены проблемами их сохранения.

Матушка моя Нина Ивановна практически все лето проводила с нами, детьми, в деревне, занимаясь привычным делом по воспитанию и кормлению нашего выводка, а где-то с августа она еще и изображала из себя сторожа сада-огорода. Должен сказать, что около нашего дома «у липки» проходили традиционные гуляния парней и девчонок. Если в соседних деревнях – Давыдовском, Санино или Шульгино – не было танцев и кино, то в наше Занино со всей округи пешком и на грузовиках приезжала молодежь, которая еще не знала слово «дискотека», а танцевала и любилась на пятачке как раз у нашего дома. Я успешно выполнял функцию баяниста и лихо шпарил «танцули».