Двадцать кубов счастья - Дамер Кит

процесс, Спартак. Но мы вас вытащим. Доверьтесь мне. Я такие дела уже вел.

Я с трудом улавливал то, что мне говорил Влад. Он излагал положение дел четко, категорично, и я чувствовал его уверенность. Сразу было понятно, что опыт у него есть, и он знает, как вести подобные дела. Прошло еще какое-то время, и к нам подошел человек в форме. Адвокат сказал маме, что мы сейчас вернемся, и повел меня в кабинет, где я подписал документ о невыезде.

– Вы ведь не собираетесь скрываться? – спросил офицер, бросив взгляд на меня и на Влада.

– Нет. Конечно, нет, – ответил я.

– Ну, вот и хорошо, – врезался в разговор мой защитник, – ничего подобного не произойдет, не стоит сомневаться. Мой клиент теперь под моей опекой, и я несу за него полную ответственность. Спасибо большое. Мы сразу явимся, когда нас пригласят. Из города он никуда не уедет.

Мы всей семьей дома. На столе салаты, вкусности и подогретая курица с картошкой, которые ждали нас еще в день рождения мамы. Никто не причитает и не осуждает меня. Мы мирно сидим за праздничным столом, и с долей иронии, на пару с братом, рассказываем в подробностях о происшествии. Все измотаны. Выпиваем непонятно откуда взявшихся полтора литра водки. Мама с женой брата, расслабленные и уставшие, идут спать. Дети дома, разбираться будем потом. В голове ни капли, и я сообщаю брату, что у меня в загашнике осталось два пакета травы. Тихо вызволив их из тайника, мы закрываемся на балконе и раскуриваем разом три забитые сигареты. Стресс начинает понемногу снижать обороты, приходит спокойствие и умиротворение. Мы молча курим сигареты и смотрим на строящийся дом, который находится напротив. Что-то обсуждаем, но чувство ущербности и поражения не покидает нас. Дальше предстоит борьба. Борьба за свободу.

ПАЦАНЬЕТА

Когда меня вывели из камеры, я увидел маму. Она была не одна. Рядом с ней стоял адвокат и мой одноклассник, которого мы называли Жабас. Пару слов об этом пареньке. Мы общались с самого детства, поскольку жили в одном дворе, и вместе учились с первого класса. Он всегда отличался дерзостью, непослушанием и наглостью. Эти черты в будущем сформируют его характер, благодаря которому хулиган отмотает свой первый срок еще до девятнадцати лет. Помню, как прошлым летом я встретил его на районе: совсем недавно «откинувшись», он вернулся домой. Бывший одноклассник шел по тротуару в отглаженной бордовой рубашке и черных классических брюках. На ногах его сверкали лакированные туфли, на голове красовался с геометрической точностью исполненный пробор, и блестели зализанные волосы. Подобный образ, конечно, нельзя было назвать модным. Скорее, человек был намерен либо серьезно заняться новой жизнью, либо, при случае, показать оппоненту свой статус. Такой стиль обычно принадлежит культурным фраеркам – людям при понятиях, которые не обижаются, а огорчаются, и у которых вместо дел – «делишки». Те, кто общался с бывшими арестантами, поймут меня. Вот и передо мной предстал молодой человек из этой касты.

– О! Привет, Леша!!! Как дела твои?

– Слыыышь… дела у прокурора… – ответил мне одноклассник, с таким взглядом, словно он отсидел лет двести.

– Чего?! – засмеялся я, – Леша, бля… Хорош чушь нести, двадцать первый век на дворе, теперь понятия другие, понимаешь? Поэтому не цепляйся за слова и спустись на землю. Сейчас живут по другим понятиям…

Жабас немного растерялся, поскольку не ожидал такого поворота. Хотел показать всю свою важность, а по факту – обсмеяли. После этой встречи мы стали чаще видеться, курить шмаль, и я открыл для «человека – дела у прокурора» совершенно другой мир: отдыхай, расслабляйся, зарабатывай деньги, не ломай голову окружающим и просто наслаждайся жизнью. Отдаленные места, видимо, хорошенько на него повлияли, и наружу из осторожного, после зоны, Алексея вылез сумасшедший Жабас. Гребаный доктор Джекилл! Жабас – от слова «жабать». Когда кто-то укуривался, мы говорили «обжабался». Так мой одноклассник и получил это прозвище, потому что всегда курил много, жадно, и просил еще, как девственник, только что познавший женскую ласку. Леша постепенно начал адаптироваться к современной жизни, но фраерские штучки у него еще проскальзывали. Поэтому мы с Родионом часто над ним подшучивали:

– Слушай, Жабас, – говорил я, – а как там, на зоне?

– Ты давал? – включался Ред. – Не гони, братишка, все между нами. Мы все понимаем…

– Да вы вообще, охуели, что ли?!! – вскакивал в такие моменты возмущенный Леша. – Ну хорош уже… Вот посидели бы пару лет, как я, все сами поняли бы! А за такие приколы вас бы самих натянули!

– Успокойся, Леша, – говорю я, протягивая ему косяк, – бери дудку и не кричи. Реально интересно. Ну ладно, ладно… мы знаем, что ты порядочный пацан.

– Расскажи как там все-таки, – просил Ред, и мы начинали смеяться.

– Да че рассказывать? Отморозки вы!

Вот такое маленькое резюме Алексея. Со временем он все больше и больше начал наглеть и прыгать мне на хвосты, пытаясь угоститься халявной дурью. Работы нет, денег нет, а времени на две жизни. Я понимал, что он меркантильный паренек, которому нельзя доверять, но он не был опасен и, в конце концов, у нас были хорошие дружеские отношения. Поэтому, когда у меня было свободное время, я звонил ему, и мы раскуривались.

В тот день, когда меня освободили до суда, именно он стоял в конце коридора рядом с мамой и моим адвокатом. Как оказалось, брат, надеясь на помощь, позвонил и ему. Жабас, как узнал, что меня должны отпустить, тут же предложил маме, в качестве поддержки, поехать вместе. Он ведь специалист по зонам! Спустя несколько дней я рассказал ему о том, что не было никаких дилеров, и что сбыт был организован мною. Мы сидели в моей комнате, и одноклассник смотрел на меня, как обычно учитель смотрит на своего ученика.

– А знаешь, Спартак, будет хорошо, если тебя посадят хотя бы на год. Чтоб прочувствовал. Хотя зона тебя сломает…

– Жабас, да ты вообще охренел? Сплюнь!

Он сидел у меня дома, и глаза его ликовали. Кретин! Тюремный опыт для Жабаса не был трагедией безвозвратно потраченного времени, или ситуацией, которая изменила его и заставила смотреть на жизнь по-новому. Его ходка была неким статусом, привилегией. Он гордился этим судьбоносным эпизодом. Ну, оно и понятно.

Судебный процесс шел полным ходом. Мы встречались с адвокатом, обсуждали детали, готовили массу документов, справки и прочую макулатуру, которые, по его словам, должны были повысить уровень лояльности судьи или суда присяжных. Властители судеб к тому моменту еще не определили, кто именно будет вершить правосудие. Была и очная ставка с Бобом, при которой перспективный друг, опустив глаза, что-то мямлил в ответ на задаваемые вопросы следователя, а