Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

340]. «Мифологическому миру присуще специфическое понимание пространства: оно представляется не в виде признакового континуума, а как совокупность отдельных объектов, носящих собственные имена. В промежутках между ними пространство как бы прерывается» [Лотман, Успенский, Миф — имя — культура [47], 288].

49

В сказочном мире, говорит Д. С. Лихачев, «сопротивление среды почти отсутствует… Любые расстояния не мешают развиваться сказке. Они только вносят в нее масштабность, значительность, своеобразную пафосность… Действие сказки — это путешествие героя по огромному миру» [Художественное пространство сказки // Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. Л.: Худ. лит-ра, 1971. С. 386–387].

50

По словам М. И. Стеблина-Каменского, «мир эддических мифов легко можно облететь, объехать и даже обойти пешком» [Миф [48], 38]. «Заполненность мифологического пространства собственными именами придает его внутренним объектам конечный, считаемый характер, а ему самому — признаки отграниченности. В этом смысле мифологическое пространство всегда невелико и замкнуто, хотя в самом мифе речь может идти при этом о масштабах космических» [Лотман, Успенский, Миф — имя — культура [47], 288]. Движение героев мифа к центру мира и обратно «подтверждает… доступность каждому узнать пространство, освоить его, достигнуть его сокровенных ценностей» [Топоров, Пространство [48], 341].

51

Пространство в мифах «представлялось конечным; мир эддических мифов был мал и тесен. Он весь легко обозреваем» [Стеблин-Каменский, Миф [48], 38]. В повествовательном фольклоре «пространственно-временная статика проявляется прежде всего в замкнутости, закрытости изображаемого мира» [С. Ю. Неклюдов. Статические и динамические начала в пространственно-временной организации повествовательного фольклора // Типологические исследования по фольклору. М.: Наука, 1975. С. 183].

52

В особенности свойственных философскому роману Достоевского и Толстого. Как замечает В. В. Кожинов, «в романе Достоевского все живут последними, конечными вопросами… и все живут в прямой соотнесенности с целым миром, с человечеством, и не только современным, но и прошлым и будущим. Конечно, и Раскольников и Мармеладов не перестают жить в своих каморках и на узких улицах вокруг Сенной площади… Но герои чувствуют себя все же на всемирной арене… как будто на них смотрит целое человечество, все люди, даже Вселенная» [В. Кожинов. Роман — эпос нового времени // Теория литературы. М.: Наука, 1964. С. 157]. Действительно, Соня побуждает Раскольникова поцеловать землю, которую тот осквернил, и поклониться всему свету, а Шатов говорит Ставрогину: «Мы два существа и сошлись в беспредельности в последний раз в мире» (пародийную буквализацию подобной сходки мы находим в ДС, где, как известно, отец Федор и Воробьянинов сталкиваются лбами в Дарьяльском ущелье, наиболее представительной, символичной точке Кавказского хребта). Соотнесение с мировыми категориями свойственно и Толстому, хотя в более «замотивированном» виде: ср., в частности, такие моменты сюжетных линий Пьера и князя Андрея, как комета 1812 года, аустерлицкое небо, бессмертная душа во французском плену и т. п. Обобщенный карикатурный космизм Ильфа и Петрова, подобно пародиям Козьмы Пруткова, имеет весьма широкого адресата. Среди прочего, в нем могут улавливаться и отзвуки указанных тенденций великих романов XIX в.

53

Ср. аналогичное замечание Е. М. Мелетинского об «Улиссе» Джойса, в котором «пародийный план не исчерпывает отношения к гомеровской «Одиссее»» и «более того, ирония — необходимая «цена» за обращение к эпосу и мифу» [Е. М. Мелетинский. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. С. 309].

54

Тяготение действия к центру типично для мифа. М. И. Стеблин-Каменский объясняет это свойственной мифу внутренней точкой зрения на пространство, которая «проявляется… в том, что когда [в эддических мифах] говорится о местонахождении чего-либо, то это местонахождение всегда оказывается либо серединой мира, либо его окраиной…» Помимо этого, центр наделен этической оценкой: «Середина мира — обиталище всего благого. Поэтому… в мифическом пространстве обиталище людей, обиталище богов и священное древо не могут находиться нигде, кроме середины мира» [Миф [48], 39–40]. Путешествия героев в мифе и сказке — это в первую очередь передвижения от периферии к центру и обратно [Топоров, Пространство [48], 341].

55

Термины, заключенные в кавычки, принадлежат Н. А. Бердяеву [см. его кн.: Самопознание. Париж, 1949. С. 205, а также: Зернов. Русское религиозное возрождение XX в., 173].

56

Давность присутствия героев (в особенности властителей) в мире характерна для сюжетов с элементами сказочно-мифологического строя. Черты последнего есть, например, в «Анне на шее» Чехова; среди прочего, там есть указания на то, что таинственный «его сиятельство» властвует над городом уже очень давно [см.: Ю. Щеглов. Из этюдов об искусстве рассказывания: Чехов, «Анна на шее» // Россия — Russia. Venezia/Marsilio Editori, 1987. № V. С. 125]. Об аналогичной «извечности» своего правителя говорят герои пьесы-сказки Е. Шварца «Дракон».

57

Важность символики пути в ДС/ЗТ отмечают У.-М. Церер [Zehrer, «Dvenadcat’ stul'ev» und «Zolotoj telenok»…, 222] и Б. Брикер [Природа комического в романах И. Ильфа и Е. Петрова]. Дорога, странствие — один из центральных мотивов мифа [Топоров, Пространство [48], 341].

58

Ворота, дверь, мост, лестница, окно, граница — обычные атрибуты символических мотивов «пути» и «дома» в сказочно-мифологическом мире [см.: Топоров, Пространство [48], 341; Т. В. Цивьян. К семантике пространственных элементов в волшебной сказке // Типологические исследования по фольклору. М.: Наука, 1975. С. 203–207].

59

Об этих функциях лестницы см.: Ю. К. Щеглов. К описанию структуры детективной новеллы // J. Rey-Debove (ed.) Recherches sur les systemes signifiants. La Haye: Mouton, 1973.

60

См. статью, упомянутую в примечании [27], 126, 132.

61

Фигура круга и обход территории по периметру (что делает Хворобьев) — нередкие мотивы мифа [см.: Топоров, Пространство [48], 340, 341]. Архетипическим образам круга и колеса уделяется много внимания в работах С. М. Эйзенштейна [см.: Вяч. Вс. Иванов. Очерки по истории семиотики в СССР. М.: Наука, 1976. С. 95].

62

Чудакова, Поэтика Михаила Зощенко, 100.

63

М. Каганская и 3. Бар-Селла, Мастер Гамбс и Маргарита, 19.

64

О моторах и машинах, вокруг которых развертываются романы Золя, как, например, поезд (в романе «La bete humaine»), или угольная шахта с паровым лифтом и подземными рельсами (в «Жерминале»), и т. д. см.: Peter Brooks. Reading for the Plot: Design and Intention in Narrative. Harvard University Press, 1992. P. 45–46.

65