Ванька-ротный - Александр Шумилин

Я пропустил лейтенанта и оглянулся на своего ординарца. Он шел сзади не торопясь, упираясь руками в боковые стенки траншеи. Автомат висел у него поперек груди.

— Гранаты у тебя есть?

— Есть штуки три! Пара немецких и одна наша — лимонка!

— А чего немецкие таскаешь?

— Немецкие, они на много легче наших, товарищ гвардии капитан! От наших, у меня штаны с задницы спадают. Живота совсем нет, ремень на порках держать нечем. От плохой кормежки видать!

— Ты мне еще про кальсоны расскажи. Какого они у тебя на заднице цвета!

— Ну ладно! Пошли!

Мы подошли к солдату, дежурившему в стрелковой ячейке. Солдат показал молча рукой в темноту и я услышал тихие стоны и немецкое лепетание:

— Ава! Ава![183]

Наши солдаты стонали обычно: — Ай! — Ой!

Я стал прислушиваться к звукам из ночной темноты. По стонам и приглушенному голосу можно было сделать заключение что их двое. Порыв слабого ветра уловил я на своем лице, и голоса стали слышны довольно отчетливо и как будто ближе. Ветер утих. От земли снова потянуло трупным смрадом.

Трудно было понять о чём говорили они там. Ни русского: — Мать вашу! … — которым наши сопровождали свои стоны, ни немецкого: — О майн гот! — различить было нельзя.

— Слушай лейтенант! Дай мне пару солдат! Ты знаешь, я своих разведчиков отправил отсюда. Вдвоем нам не справиться. Один из них раненый, видно лежит на земле.

— Берите! Не возражаю, если кто из них с вами пойдет.

— Людей я не знаю. Солдаты все новые. Эти с вами туда не пойдут. Из бывалых, всего два санитара. А у них, как у баб, зады обвисли.

— Ты мне дай двух молодых. Чтоб посмелей, были. По проворней.

— У меня в роте, сам видел, какие солдаты с пополнением пришли.

— Ладно, мы сейчас сами спросим.

Я кивнул ординарцу.

— Прошвырнись по траншее! Переговори с солдатами! Может, кого добровольцем найдешь! Спроси, кто хочет на дело с капитаном пойти. Даю тебе десять минут на все переговоры.

Ординарец метнулся в сторону и исчез за поворотом траншеи.

— Ну что старина! Пойдешь с нами брать языка? — спросил я сидевшего в стрелковой ячейке солдата.

— Староват я для вас! Товарищ капитан. Ноги у меня опухают к вечеру. Разуться не могу. Боюсь вам испортить все дело. Вы уж извеняйте. Как ни будь без меня. Ваше дело молодое. А меня временами бьет кашель. Скрабет, как скребком. Как чуть вспотею — кашель спасу нет.

— Ладно, солдат! Я тебя не неволю! Давай-ка лучше, помолчим и послушаем!

Я поднялся на руках на вверх, на край окопа, сел на бруствер и стал прислушиваться. Слышны были стоны одного и приглушенный голос другого человека. Немцы! — решил я. Их двое. Они медленно отползают к оврагу. Но как они там оказались? Всё вроде естественно, похоже на то. Один тяжело ранен, другой его по земле волочит. Но нет ли здесь хитрой ловушки? И когда я подумал о засаде, мурашки у меня поползли по спине.

— Да-а! — сказал я и глубоко вздохнул. Мысли пошли в стройном порядке. Стонут! Лопочут! Подманивают! Как уток болотных на манок. Перед глазами мгновенно встала картина засады.

Человек двадцать немцев лежат полукругом в кустах, животами припавши к земле. На локтях растянуты ремни автоматов. Затворы взведены. Двое впереди прикинулись ранеными. Ждут когда замелькают наши тени.

Но вот по ветру донесло отчетливо немецкие слова. Говорил прежний голос. Другой, в ответ, только стонал.

— Ну что капитан? — спросил я сам себя. Думай! Решай! Такого случая больше не будет!

В это время в проходе послышались шаги ординарца. Я тихо соскользнул по земле и спустился на дно окопа.

— Ну, что брат! Добровольцев нету!

— Не хотят братья славяне с нами за немцами идти. Говорят, — в петлю лезть! Это, говорят, ваше разведческое дело.

— Ладно, оставим солдат в покое! Ты вот что! Полезай-ка лучше наверх! Посиди! Послушай! Нет ли там других шорохов и голосов? А я пока покурю здесь внизу и подумаю.

— Разрешите мне метров на тридцать вперед пройти?

— Может там будет лучше слышно?

Я кивнул в знак согласия, а на словах добавил:

— Сними мешок! Две минуты даю! Не больше! Нам нельзя ни одной минуты терять!

Ординарец ловко забрался на бруствер, перемахнул через него и исчез в темноте. Через несколько минут он вернулся и изложил свои соображения.

— Они чуть левее. Других шорохов нет.

— Ну, что рискнем пойти на дело вдвоем? Я пойду прямо на них. Ты пойдёшь рядом, чуть правее. Следи за мной и смотри вперед по траве. Я буду смотреть вперед и оглядывать левую сторону. Ты — вперед и вправо. Двигаться не торопясь. Туда пойдем медленно. Резких движений не делать. Мой планшет с картами и свой мешок оставь здесь солдату и лейтенанту на сохранение. Дай мне пару немецких гранат. Себе оставь лимонку. Из карманов все лишнее вытряхни. Поправь амуницию, чтоб ничего не болталось и не брякало. Ночь сегодня исключительно тихая и темная. Так что ни веток, ни кустов и не хрена не видно.

— Лейтенант! Пройди по траншее. Предупреди своих солдат. Пусть ухо держат востро. Разъясни, что впереди работают разведчики. Ни какой стрельбы, чтобы не случилось. Стрелять до нашего возвращения категорически запрещаю! А то найдется дурак, возьмет и подмогнет! Пока мы готовимся тут, ты должен вернуться обратно. И прощу тебя, пожалуйста, побыстрей.

Пока ординарец очищал свои карманы, пока он складывал в мешок свое барахло лейтенант обошел всех солдат и вернулся.

Напарник мой сидит на бруствере, слушает и смотрит в темноту. Я ощупываю у себя карманы, где у меня что лежит. Здесь и здесь по гранате, а здесь перевязочный пакет на всякий случай. Поднимаю голову, смотрю на ординарца, стараюсь угадать, какой у него настрой. Лицо его спокойно, настороженно и сосредоточено. По лицу и по всей фигуре вижу, что он недоспал и хочет вздремнуть. Нам ведь действительно не дали поспать.

Это тоже не плохо, что нервы расслаблены и мысли спокойны. Все должно пройти без лишнего волнения и без сомнения. О чем думает он, морща нос, как будто чихнуть собирается. Этого еще сейчас не хватает. Возможно, это раненые летчики отлеживались где-то в кустах, а теперь ползут к своим? Мысль, что это летчики, окончательно успокоила меня. Я посмотрел на ординарца, лицо его было неподвижно. Он весь как пантера превратился в зрение и слух. Ничего! — подумал я. Он парень смышленый и не из робких. Тронемся вниз, сразу все мысли встанут на место. Немцы до этого светили и постреливали. Услышали стоны и крики, сейчас с их стороны полнейшая тишина. Ни трассирующих, ни ракет! На передовой с двух сторон, как будто все вымерло.