Волкодав - Мария Васильевна Семенова

прошептал венн.

Эврих ошалело повёл глазами на коленопреклонённых итигулов, увидел на бородатых лицах то самое выражение, которое мгновение назад поспешно стёр со своего собственного… И разум учёного, привыкшего сопоставлять, вспышкой озарила догадка. КАЖДЫЙ ВИДЕЛ СВОЕ.

– Храм древних Богов!… – вырвалось у него.

Каменное изваяние улыбнулось ему с той стороны пропасти, и наваждение кончилось. Черты женщины ненадолго расплылись – или, может, просто облачко набежало, – а потом застыли уже изменёнными, и Эврих снова узнал их. У статуи, вытесанной один Вседержитель знает когда, оказались черты Сигины. Сумасшедшей Сигины. Деревенской дурочки из безымянного поселения в захолустье северного Нарлака, где случайно пролегла их с Волкодавом дорога…

Случайно ли?… Теперь Эврих был в том отнюдь не уверен.

А вот что сделалось объяснимо, так это непонятный почёт, оказанный Сумасшедшей жрецами Богов-Близнецов. И её – вернее, Её – постоянные россказни о Сыновьях, затерявшихся неведомо где. И о том, что за Богиня была призвана в помощь бедняжке Вионе, гадать стало излишне.

Равно как и о природе Замёрзшего, вырубленного из ледника и не оставившего ни частицы Своей плоти на погребальном костре… И о том, почему изваяние Матери, сокрывшееся от людских глаз после утраты Сыновей, именно сегодня явило Себя племенам, готовым осквернить кровью самое подножие храма…

Эвриху захотелось немедленно поведать горцам о своей чудесной догадке и рассказать им, как это невозможно – затевать убийство на глазах у Матери обоих народов… Однако судьба – или Сигина? – распорядилась так, что всё совершилось без него.

Похоже, невероятный обвал, открывший Статую солнцу, был всего лишь звеном в цепи разрушений, потрясших в тот день Заоблачный кряж. Из ущелья, где вилась между скалами тропка к шанской деревне, выбежал быстроногий мальчишка. Он мчался так, словно за ним гнались, и размахивал руками, что-то крича. Это был младший пасынок Раг, ещё не носивший кинжала.

– Тлеющая Печь провалилась!… – расслышал Эврих, когда задыхающийся мальчишка подлетел ближе. – Кузнец Шенай говорит, дождевая вода пролилась внутрь и бьётся с подземным огнём!… Деревни больше нет, мы еле спаслись от смерти, выскочив из домов!…

Шан-итигулы, умевшие без промаха определять направление среди нагромождений хребтов, невольно оглянулись туда, где осталось селение. Там восходило над ближними вершинами облако странной формы, увенчанное белоснежной клубящейся шапкой, и во все стороны разлетались от него стаи перепуганных птиц. Надо думать, некоторое время назад стоявшим в Долине Звенящих ручьёв полагалось бы услышать грохот и свист пара, рвущегося в небеса. Да только шум ближнего оползня похоронил все прочие звуки.

Шаны отчаянно бросились навстречу мальчишке: каждый принялся расспрашивать о своей семье – живы ли, успели ли отбежать, когда проваливалась деревня. По словам паренька, уцелели все, даже младенцы и дряхлые старики:

– И теперь мы все идём сюда, чтобы помочь убивать кворров или умереть вместе с вами, ведь у нас больше нет дома.

Его слова напомнили мужчинам о том, зачем, собственно, они сюда собрались. Эврих увидел, как воины снова начали отодвигаться прочь друг от друга, стягиваясь в два разных отряда. Мальчик тем временем впервые посмотрел на другой берег ущелья, увидел Статую и от изумления даже шагнул вперёд:

– Мама?…

А из прохода в утёсах, откуда не так давно выходило войско шан-итигулов, уже показались женщины, старцы, ребятишки и немногочисленные мужчины, оставленные стеречь дом. Одной из первых на землю Глорр-килм Айсаха ступила Раг. Новорожденную дочь она несла на руках, ещё с полдюжины детей разного возраста жались к ней, боясь отойти.

Для шан-итигулов это были те, кого следовало защищать до последнего вздоха, те, чьё присутствие властно изгоняло самую мысль о возможности поражения. Что же до квар-итигулов – они узрели перед собою добычу. Кое у кого начали разгораться хищным блеском глаза.

Волкодав едва не первым заметил белый комок, летевший к людям с другого конца долины.

– Твой пёс бежит, вождь Элдаг, – сказал он старейшине кваров.

Пёс мчался, беззаветно отдавая бегу все силы. Развевалась длинная шерсть, валился из дымящейся пасти мокрый красный язык. Утавегу заволновались при виде собрата, с воем устремились навстречу. Вой был горестным.

Подлетев, пёс бросился Элдагу на грудь, чуть не свалив вождя в затоптанную траву, и принялся судорожно облизывать хозяину лицо. Он захлёбывался плачущим лаем, словно хотел что-то сказать. Элдаг тревожно хмурился, не понимая. Утавегу метнулся от него к Волкодаву, в отчаянии прижался к ногам. Венн опять приник на колени, обнял изнемогшего пса.

– С твоим домом такое же несчастье, Элдаг, – проговорил он медленно, обращаясь к вождю. – Мой брат говорит, дождевые ручьи подточили опору камней, и скалы обрушились. По счастью, утавегу, оставленные в деревне, вовремя предупредили людей, а самых беспомощных выволокли на себе. Твой народ сейчас идёт сюда, чтобы вместе с воинами принять жизнь или смерть. Хорошие псы у тебя, вождь…

Произнося эти слова, он сам выглядел до такой степени собакой, что Элдаг поверил ему. Сразу. И полностью.

Вот, значит, как, вертелось у Эвриха на уме. Вот, значит, как. Непослушных, драчливых детей следует хорошенько отшлёпать. Чтобы поскорее набирались ума…

В обоих отрядах было примерно поровну воинов, однако нападать на шанов стало бессмысленно. Мужчины мужчинами, но если за каждым – его женщина, готовая, если придётся, пустить в ход и ногти и зубы, если не кинжал, снятый со стены разрушенного жилища… И, что важнее, квары стали оглядываться. В дальнем конце луга должны были вот-вот появиться те, кому полагалось бы сидеть дома, под защитой неприступной стены и свирепых собак. Воин не должен так оглядываться в бою. Иначе конец и ему, и тем, кого он силится оградить.

Эврих смотрел то на одних, то на других… на мрачно насупившихся вождей… и видел, что они с Волкодавом больше ничего не могли сделать. Жертва, которую они предложили, думая отвести два племени от бессмысленной распри, осталась невостребованной и, похоже, успела забыться. И даже Мать Сигина, каждому посмотревшая в душу, не сумела погасить в этих душах чёрный огонь. Остановит ли материнский укор беспощадного воина, способного не сходя с места перечислить десять родственников, убитых или замученных теми, с кем его хотят помирить?…

Он сказал себе, что сейчас неминуемо начнётся резня, и вдруг увидел Йарру. Кондарский сирота как-то робко, бочком протиснулся мимо Элдага – вождь даже не остановил его, не поняв намерения приёмного сына, – и неожиданно пошёл через луг туда, где угрюмо, закрыв спинами свои семьи, стояли шанские воины. Золотистый отлив кожи делал его бледнолицым среди тёмно-медных соплеменников,