Пепел богов. Трилогия - Сергей Вацлавович Малицкий

бы поужинать.

Они добрались до обители мудрецов к полудню. Уже напротив деревни жажда, от которой Кай успел отвыкнуть, казалась ему нестерпимой, а у кованых ворот, прикрывающих проход в скале, она уже кружила голову, застилала пеленой глаза. Мороз усиливался, снег забивался в сапоги, а охотника бил жар. Внизу под обрывом рокотала Бешеная. Над воротами возвышалась неприступная скала. Уступ дороги у входа в обитель был расчищен, и даже обычная деревянная лопата стояла у ворот, словно неведомый трудяга только что закончил свою работу.

— Что собираешься делать? — спросила Каттими.

— Поговорить, — растер лицо снегом Кай, приглядываясь к приклепанному к воротам, стертому от древности, едва различимому кругу — двенадцать лучей, шесть крестов, шесть кругов на концах. — Сначала всегда следует поговорить.

— Пробуй, — кивнула Каттими. — Только дай мне браслет.

— Зачем? — не понял Кай.

— Надену, — чихнула от попавшей в нос снежинки девчонка. — Ему со мной все равно не сладить, а я так попробую почувствовать того, кто слепил заклинание.

— Держи. — Кай бросил браслет Каттими и снова окунул лицо в снег. — Проверим, по-прежнему ли Парнс неприступен, или Пагуба научила мудрецов гостеприимству.

Он не успел сделать и шага к воротам, как дверца в них открылась, оттуда вышел сутулый, лысоватый старичок в черном балахоне и, шаркая валенками, засеменил к лопате.

— Вот ведь, тертый бубен вместо башки, лопату забыл.

— Асва! — окликнул старика Кай.

Старик замер, словно вспомнил что-то важное. Настолько важное, что даже пошевелиться нельзя, потому как вылетит из головы и уже не разыщется, не наткнешься. Потом медленно повернул голову к спутникам, поднял брови, будто увидел их только что. Протянул, шмыгая носом:

— Милостью Пустоты, привратник Ирмалант я. Немного и провидчеством мелким балуюсь, но так-то привратник. Вот. Ворота, проездной двор и кусок дороги на мне, да. Как сказал имя? Асва? О клане Лошади говоришь? Тут бесклановые все. Пустое искать тут…

— Ирмалант… — Кай был готов побиться об заклад, что старик и был Асвой. И не потому, что напоминал он того самого Асву, которого охотник запомнил на престоле в своем видении, а потому что блеснуло что-то в мутных глазах балахонщика, блеснуло, когда заговорил он с гостями. А уж потом старик только то и делал, что тупил взгляд долу.

— Послушай, Ирмалант, а что скажешь насчет отдыха в обители? Видишь, что творится на дороге? Не отказались бы мы и от чаши горячей воды, и от крыши над головой хотя бы на день. Позволено такое или не позволено? Монетой бы не обидели. А там, может быть, и провидчеством твоим воспользовались.

— Провидчеством? — ухватил лопату Ирмалант. — Так ведь провидчество-то мое на вроде той самой погоды и есть: то плещется, когда не надо, а то не дозовешься.

— А не дозовешься, все одно заплатим, — настаивал Кай.

— Заплатите? — усомнился старик. — Так деньги вперед. Серебряный за попытку, а как срастется, еще серебряный. Потянете?

— Потянем, — кивнул Кай и бросил монету. — Держи задаток.

Монету старик поймал намертво, словно и не жмурил подслеповатые глазки, не шаркал больными ногами и не держал лопату в правой руке. Выкинул в сторону левую — и выдернул из воздуха брошенную за двадцать шагов хурнайскую денежку. Тут же поднес к носу, засопел и засеменил обратно к воротам.

— Так чего стоите? Заводите коней, заводите. Только чтобы без шума. Братия почивает, так что тихо. У нас как зима, так все почивают. А я вот уже, наверное, выспал свое, выспал…

Не ожидал Кай, что так легко попадет в Парнс. Стучался уже в эти ворота, хотел как-то поискать мудрости, только и услышал, чтобы проваливал куда подальше. Так что напрасно рассчитывал на помощь старшина стражи Харкиса, когда уходил от погони с маленьким Киром Харти тринадцать лет назад. Напрасно. Значит, что-то переменилось в Парнсе, если и постучать не успели в ворота, а седой старатель уже тут как тут, убирает засовы и медленно двигает тяжелые створки. Или просто сумели наконец Кай и Каттими оседлать капризную удачу?

— Сюда, — закряхтел старый, откашливаясь и сморкаясь. — Заходите-заходите. Двор через тридцать шагов, справа коновязь, там и сенцо имеется, и поилка, хотя какая теперь поилка. А я сейчас, сейчас…

Тридцать шагов полумрака. Понятно, что не из камня сложен тоннель, а в камне вырублен, но так ведь вырублен так, что глаз не оторвать — свод ровный, только что не отшлифованный. За резной аркой на выходе — двор. Двор не слишком большой — полсотни на полсотни шагов, но светлый. Небо над головой колодцем — далеко. По сторонам галереи, над ними узкие оконца-бойницы. В галереях двери, пахнет конским навозом, сеном и топленым, а то и подгоревшим молоком и какой-то мерзостью, но запах молока забивает все. А напротив тоннеля еще более тяжелая дверь, чем та, которой звякал, задвигая засовы, привратник. И скала над нею. Да не скала, а гора, подошва горы, которая сама если и не упирается в небо, то уж точно царапает его снежным пиком.

— Ну что там забыли? Коней к коновязи — и за мной. Насчет ночлега или отдыха подумаю, а горяченького чего-нибудь точно устрою.

— Что там? — показал Кай на тяжелую дверь.

— Как что там? — удивился старик. — Вход на этажи, к кельям, в трапезную. Склады и хозяйство. А ты что думал?

— Проход в Запретную долину, — предположил Кай.

— Проход в Запретную долину? — вытаращил глаза старик. — Ну ты загнул, приятель. Проход в Запретную долину. Это ж надо… Ну пошли, пошли, что вы там. Пошли.

Келья привратника располагалась в той же скале, в которой был вырублен и тоннель. Только потолок в ней был обычным, беленым, и не столь ровным, как в тоннеле. Окошко крохотное имелось, но выходило в тот же двор, да еще располагалось под навесом галереи, так что старик сразу открутил фитиль лампы и засуетился между четырьмя лежаками и одним большим дубовым столом. Ничего больше не было в келье привратника — ни шкафов или ниш со свитками, ни сундуков с вещами, ничего. Только крохотная глиняная печь, жестяной чайник, кубки да несколько крынок на покосившейся полке. Впрочем, там же отыскался и завернутый в тряпицу хлеб.

— Ягодка сушеная или мед есть? — с надеждой посмотрел на Каттими старик. — Кипяточек имеется, а вот с ягодкой или медком трудно стало. От Хастерзы торговцы раньше чем через месяц не доберутся, а деревенские уж второй месяц как забыли о нас. Озоровали тут на дороге мугаи, из тех, что совсем разум потеряли, вот тогда деревенские о нас и забыли. Даже не знаю…

— А провидчество свое на деревенских направить