Поиски - Чарльз Сноу

— Мне очень жаль оставлять вас сейчас, — повторил я, — но вы понимаете, как необходимо мне вернуться в Англию, как я мучительно хочу вернуться.

Глава III. Возвращение домой

1

Я прибыл в Харидж в унылый туманный день. Всю ночь в поезде я не спал, то утешая, то мучая себя раздумьями; пока мы плыли морем, я был способен только глядеть на редкие волны мертвой зыби, прокатывающиеся под водяной поверхностью. Душевные муки парализовали мою волю.

Когда я оказался на платформе в Харидже, я испытал минутное удовлетворение от привычных вещей — чашки чая и вечерних газет. Первые мили в поезде я пытался читать, но вскоре уже сидел, бездумно глядя через окно на поросшие вереском пустоши, кое-где освещенные солнцем, пробивавшимся сквозь осенний туман. Мысли о предстоящем вечере молоточками стучали у меня в голове: как она меня встретит, куда мы поедем, о чем будем говорить, чем все это кончится? А взор мой совершенно бессознательно скользил по полям, с каждой минутой все более погружавшимся в сумерки. Мои мысли прервались на момент, когда поезд подошел к станции. Я выглянул в окно, увидел оранжевые огни буфета в конце платформы, они напомнили мне Кембридж. Мне захотелось, чтобы это были просто каникулы и я возвращался бы к новому семестру, свободный от радостей и огорчений. Поезд тронулся, и помню, что я посмотрел на часы и представил себе, как я буду снова смотреть на часы через некоторое время.

За окном было уже совсем темно, в вагоне зажгли огни, и мое лицо отражалось в темном стекле. Я был бледен, на лице резко проступили морщины. Я смотрел сквозь свое отражение на черные силуэты деревьев, на случайные огоньки, пока мне не захотелось вновь посмотреть на часы. Мы отъехали от станции пять минут назад. Фонарей за окнами стало больше, они уже составили целый узор. Показались окраины города. Я ждал так долго, что время, казалось, перестало иметь какое-либо значение. Но на станции «Ливерпул-стрит» я просто выскочил из поезда. Ноги у меня были как ватные. В первый момент от слабости я даже не мог разглядеть Одри. Потом толпа схлынула, и я увидел, как она идет мне навстречу своей быстрой походкой.

— Здравствуй, — сказала она и поцеловала меня. Я крепко обнял ее. Она быстро отстранилась и положила руки мне на плечи.

— У тебя усталый вид, — сказала она.

Лицо у нее было серьезное, но я почувствовал в ней какую-то перемену.

— Я тридцать часов в дороге, — сказал я. — И все это время думал о нас с тобой. Вдруг тебя не оказалось бы здесь!

— Тебе нужно поесть. — Она взяла меня под руку.

— Нам надо поговорить, — сказал я.

— Мы поговорим, пока ты будешь есть.

Я вдруг почувствовал, что голоден до обморока. Одри взяла на себя заботу о моем багаже, я только с легким головокружением следил за тем, что она делала. Она провела меня в ресторан, заказала виски и обед. Она сидела молча, пока я ел суп; я заметил, что шляпка у нее надета по-новому. Она говорила что-то о пьесе, которую вчера видела. Я пытался рассказать ей про Мюнхен. Голос мой звучал напряженно, я словно задыхался. С трудом я съел половину бифштекса и, отодвинув тарелку, заметил, что она в упор смотрит на меня и глаза у нее блестят.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, Артур, — сказала она, — и мне это очень тяжело.

— Ну, говори.

— Я выхожу замуж.

Я не ощутил ничего, кроме удивления.

— За кого?

— За Чарльза, — сказала она, — за Чарльза Шериффа.

— Почему?

— О, Артур, — ответила она, — потому что я влюбилась в него.

Эти слова меня сразили. Я смотрел на нее через стол, она сидела с серьезным — тогда мне не хотелось вникать в ее состояние, но теперь я должен признать это — с серьезным и довольным видом. Мой голос словно доносился откуда-то издалека.

— Ты не можешь… после тех лет, что мы вместе… после всех лет нашей любви… почему, объясни мне, бога ради, ты не написала мне об этом?

— Ты думаешь, это так просто? — сказала она. — Ты думаешь, мне легко говорить тебе это сейчас? — добавила она.

— Когда это случилось? — отрывисто спросил я, как будто это имело какое-нибудь значение.

— Разве это важно? — Она пожала плечами. — О, я виделась с ним раз или два в месяц уже в течение довольно длительного времени. А когда ты уехал, я была одинока и… он завладел мною.

— Значит, это случилось, пока меня здесь не было?

— Не совсем. Хотя в это время мы чаще виделись.

— Он ухаживал за тобой?

— Практически нет, — улыбнулась она, — но он сделал мне предложение две недели назад.

— И ты приняла его?

— Да.

— А если бы я предложил тебе выйти за меня замуж до моего отъезда? — спросил я, желая поставить все точки над «и». — Как бы ты поступила?

Одри задумалась на мгновение.

— Думаю, что вышла бы за тебя. Для того чтобы не влюбиться в Чарльза. Но боюсь, что в конце концов я все равно ушла бы к нему.

Во мне поднялось возмущение.

— Он был моим другом в течение многих лет. А теперь он у меня за спиной уводит тебя. Черт возьми, мне хотелось бы проучить его.

Одри улыбнулась, чуточку грустно, немного насмешливо.

— Смешно, что даже ты считаешь нужным делать из этого мелодраму. Он ничего не мог тут изменить. Никто из нас не мог бы ничего изменить. — В ее голосе слышались нотки былого отчаяния, но сейчас он звучал мягче. — А если ты хочешь проучить его, то я предупреждаю тебя, что он гораздо сильнее.

Помимо своей воли я улыбнулся; похоже было, что она потеряла самообладание.

— О, перестань! — воскликнула она. — Я не виновата. Я никогда не думала, что все так плохо получится.

Мы сидели и смотрели друг на друга. Уязвленная гордость и обида уже не шли в счет, мы оба были в смятении, и я, страдая от ощущения потери, почувствовал, что во мне пробуждается жалость к ней.

— Как вы сможете жить? — спросил я. — У него совсем нет денег…

— Его родители могут дать ему немного. И он как раз получил сейчас работу в Саутгемптоне. У него будет двести пятьдесят фунтов.

— А мы с тобой вечно раздумывали…

— Но мы раздумывали, потому что мы не хотели жениться, — сказала она. — Или притворялись, что не хотим. А теперь я хочу, и все остальное не играет для меня никакой роли.

Я подумал о своих сомнениях, когда я старался убедить себя жениться на ней. Я был слишком туп, чтобы заметить, как рядом выросла другая любовь.

Я попробовал рассуждать трезво.

— Может быть, все это не так важно, как нам с тобой казалось. — Мой голос звучал глухо. — Но есть другие соображения. Послушай, дорогая, ты действительно любишь его? Я могу это понять в некотором смысле… Он очень обаятельный мужчина, но… это же смешно… надолго ли это? Я имею в виду…

— Это очень мило с твоей стороны, — спокойно сказала она. — Я тебе объясню. Он не такой человек, как ты, Артур. Ты знаешь, что таких, как ты, не так много. Господи, мир был бы очень неуютен, если бы все были такими, как ты. Чарльз необыкновенно живой и веселый парень, но он человек другого типа. Он никогда не станет таким, как ты. Не думай, что у меня есть какие-нибудь иллюзии на этот счет. Но он мне нужен. Ты должен поверить в это, Артур. Он мне нужен так же, как был нужен ты четыре года назад. И я хочу выйти за него замуж.

— Почему?

— Стоит ли пытаться объяснять эти вещи? — спросила она.

— Может быть, ты права, — коротко ответил я. — Но может быть, это просто слепое влечение? Чисто физическое…

— Может быть. — Она катала по скатерти хлебные шарики. — Но мне не кажется, что это так. — Она подняла на меня глаза, и я увидел мелькнувший в них вызов. — А разве ты можешь отделить одно от другого — физическую любовь и все остальное? Я не могу. Разве человек когда-нибудь любит только физически?

— Не знаю, — пробормотал я, — мне никогда не приходилось. — Я сделал последнюю попытку. — Но почему не попробовать? Проведите вместе месяц, — я говорил и чувствовал, как дрожат у меня руки и стучит кровь в висках, — и посмотри, не надоест ли это тебе.

Она очень медленно покачала головой.

— Это ничего не изменит. Я не хочу пробовать. И как это ни странно, но я думаю, что и Чарльз не захочет.

Я сник.

— Ты окончательно решила? — спросил я.

— Да.

— И что бы я ни делал и ни говорил, ты выйдешь за него замуж?

— Да.

— Когда?

— Скоро.

— Когда?

Она нахмурилась.

— На следующей неделе.

— Вот как! — Я пытался усмехнуться, но из этого ничего не вышло, осталось только чувство еще большей опустошенности. — Очень жаль.

2

Некоторое время мы сидели молча. Я отвернулся и рассматривал зал, чтобы не глядеть в глаза Одри. Когда я вновь взглянул на нее, она сидела, опершись подбородком на руки. Посетители ресторана уже заинтересовались нами, и кое-кто из пассажиров, наверно, так и сел в поезд, недоумевая, что же это за пара — молодой человек и женщина с измученными лицами, которые разговаривали в течение часа, а потом застыли в молчании. Я заказал кофе, и мы молча выпили, потом я встал.