Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
К тому времени Козима приобрела над Вагнером огромную власть в качестве его секретаря. В связи с этим Петер Корнелиус писал, что с Вагнером «нельзя было поговорить наедине, он не получал ни одного письма, которое она не вскрыла бы и не зачитала ему вслух». По просьбе Людвига II она стала записывать под диктовку композитора его автобиографию Моя жизнь. Вагнер поручил ей также вести переписку с королем, поскольку это занятие, заключавшееся преимущественно во взаимном славословии, уже успело ему надоесть. Рекомендуя Козиму монарху, он писал: «Если Вам угодно получить истинные, глубокие толкования того, что будет непонятно в моих письмах, обратитесь к этому редкому существу как к источнику Первоначал, из которого черпали Норны». В начале августа Лист отправился в Пешт, чтобы присутствовать там на исполнении своей оратории Легенда о Святой Елизавете, и взял с собой супругов фон Бюлов, рассчитывая, что за две недели тесного общения с ними ему удастся уговорить Козиму разорвать греховную связь с Вагнером и вернуться к мужу. Напрасная надежда! Перебравшийся в предоставленный ему на это время охотничий домик на озере Вальхензее любовник еще сильнее воспылал страстью к оторванной от него возлюбленной. Помимо писем, которые могли попасться на глаза посторонним, он записывал свои обращения к ней в «Коричневой книге», и эти записи невозможно читать без волнения: «Нам нельзя больше разлучаться, ты слышишь? – Это одно, а кроме того, нам нужно постоянно оставаться вместе. Однако ты и в разлуке пишешь прекрасные письма! Но я очень хотел бы с тобой поболтать. Ах, милая жена! Все-таки мир отвратителен!» Или: «Но как ты прекрасна, моя жена! Да, ты моя, и только ты имеешь на меня право. Кроме тебя никто обо мне ничего не знает. О Боже, сколько нам еще мучиться от такого существования?» Однако, как это часто бывало, связанное с вынужденной разлукой сильное напряжение послужило для него новым импульсом к поэтическому творчеству, и Вагнер записал в той же книге первый эскиз либретто Парсифаля.
Пока речь шла о художественном творчестве, приближенные короля могли смириться с влиянием, которое оказывал на него Вагнер, – в конце концов, Людвиг был вправе тратить на своего любимца имевшиеся в его распоряжении личные средства. Однако ненавистный фаворит стал оказывать на короля и политическое воздействие, представив ему, в частности, трактат Что есть немецкое?. В нем Вагнер жаловался, что «франко-еврейско-немецкая демократия», как, впрочем, любая революция, вредит немецкому духу. Бывший революционер утверждал, что только монарх может быть гарантом государственных интересов. Автор работы, уверенный, что король может найти «избавление» лишь в его искусстве, представил эту идею мистически-невнятно, вполне в духе Шопенгауэра. Людвигу было недосуг разбираться в сути изложенного, чтобы оценить его практическую ценность, и он передал трактат на рассмотрение членам кабинета министров. Затуманить им мозги было значительно труднее: о революционной деятельности автора они прекрасно знали из докладов спецслужб.
Между тем плохо представлявший себе расстановку сил при дворе Вагнер начал усиливать давление на короля, убеждая его отправить в отставку придворного советника Пфистермайстера и председателя правительства фон дер Пфордтена (Рихард и Козима называли их между собой Пфи и Пфо). Оба они не скрывали своего враждебного отношения к зарвавшемуся фавориту. Будучи умелым льстецом, Вагнер пытался убедить Людвига II в том, что они не в силах понять высоких художественных устремлений своего монарха, и королю приходилось разрываться между приобретшим над ним огромную власть в вопросах духовной жизни композитором и своими министрами, уже открыто требовавшими удалить Вагнера из Мюнхена. С этой целью они подключили прессу. Газета Neuer bayerischer Kurier писала: «Наименьший вред, нанесенный этим пришельцем, заключается в его неумеренном аппетите, и его можно сравнить с затмевающим солнце нашествием саранчи. Но эта кошмарная картина всеобщего бедствия библейских времен – ничто по сравнению с тем, что этот невероятно переоцененный человек сможет натворить, если он помимо музыки будущего получит возможность заняться также будущей политикой». В конце ноября Вагнер организовал в той же газете публикацию, в которой королю было рекомендовано «удалить двух-трех лиц, не имеющих ни малейшего представления о народе Баварии». Вернувшись в начале декабря в Мюнхен из замка Хохеншвангау, Людвиг провел совещание кабинета министров и посоветовался со своими близкими. И его мать, и брат его деда принц Карл, и мюнхенский архиепископ в один голос предупредили его, что в случае промедления может случиться революция. Паника, разумеется, была бессмысленной, однако общими усилиями короля удалось убедить в необходимости высылки Вагнера. И Людвиг сдался. Еще за две недели до того он в течение недели принимал Вагнера в альпийском замке, где во время пробуждения монарха было организовано исполнение утреннего призыва из второго действия Лоэнгрина – его протрубили расставленные на зубчатой башне десять духовиков, – а 10 декабря Козима и друзья уже провожали на мюнхенском вокзале постаревшего и осунувшегося композитора, который снова уезжал в Швейцарию в сопровождении слуги Мразека и собаки Поля.
* * *
Вагнер временно поселился в женевском пансионе и стал подыскивать себе жилье посолиднее. За это время он успел еще раз встретиться в Веве с великим герцогом Баденским, с которым беседовал в основном о политике, обсуждая проблемы федерального обустройства немецких земель с учетом того, что он недавно вычитал в книге Константина Франца Восстановление Германии. К концу года он арендовал в Женеве уединенную виллу Артишо, из окон которой открывался замечательный вид на Монблан, и в середине января продолжил работу над Мейстерзингерами. Однако, будучи лишен возможности общаться с Козимой, влиять на политическую жизнь Мюнхена и отвечать на постоянные агрессивные нападки, он чувствовал себя неуютно, и работа не спорилась. В письмах королю он рекомендовал ему почитать Константина Франца, продолжал настаивать на отставке Пфи и Пфо и требовал от своего юного, но уже в какой-то мере искушенного друга, чтобы тот проявил твердость, поменьше доверял кабинету министров и осознал собственное предназначение. Но и это не вызвало необходимого прилива вдохновения. В поисках места для продолжения работы он отправился на юг Франции, посетил Лион, Тулон и Марсель. Там его настигло письмо из Дрездена. Верный друг Пузинелли сообщил, что 25 января 1866 года от разрыва сердца умерла Минна. За несколько дней до смерти она успела по просьбе Мальвины Шнорр фон Карольсфельд защитить Вагнера от нападок прессы, обвинявшей его в том, что тот, купаясь в роскоши, оставил жену без
- Мистические тайны Третьего рейха - Ганс-Ульрих фон Кранц - История
- Музыка Ренессанса. Мечты и жизнь одной культурной практики - Лауренс Люттеккен - Культурология / Музыка, музыканты
- Эрос невозможного. История психоанализа в России - Александр Маркович Эткинд - История / Публицистика
- Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин - История
- Рок-музыка в СССР: опыт популярной энциклопедии - Артемий Кивович Троицкий - Прочая документальная литература / История / Музыка, музыканты / Энциклопедии
- Золотой истукан - Явдат Ильясов - История
- Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно - Матвей Любавский - История
- Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев - История / Политика / Публицистика
- Альма - Сергей Ченнык - История
- Полководец. Война генерала Петрова - Карпов Владимир Васильевич - История