Прелестные создания - Трейси Шевалье

Конечно, ничего этого я тогда не знала, крепко стиснутая оползнем. Я смотрела, как мистер Бакленд пробирается вниз по пляжу со своей ношей, двигаясь недостаточно быстро, и недоумевала, почему так устроено, что хорошенькие девицы всегда спасаются мужчинами раньше дурнушек. Вот, значит, как устроен мир: Фанни, со своими большими глазами и тонкими чертами лица, в оползне не застряла и теперь в безопасности, меж тем как я не могу пошевелиться в этой глине и утес угрожает свалиться мне на голову.

Для того чтобы подумать о жизни, времени было предостаточно. Я думала о мистере Бакленде, о том, как странно для человека духовного звания, так интересующегося, чем занимался Бог в прошлом, не находить особого утешения в молитвах и чураться читать их. Закрыв глаза, я сама вознесла длинную молитву Богу, чтобы Он пощадил меня, позволил жить дальше, помогать маме и Джо, найти других кроков и чтобы было вдоволь еды и угля, чтобы когда-нибудь у меня появились даже муж и дети. «И пожалуйста, Господи, пусть сегодня мистер Бакленд не ходит, а бегает. Пусть он побыстрее позовет кого-нибудь на помощь и вернется». Хотя мистер Бакленд всегда был рад одолевать многие мили, бродя вдоль утесов, и во время своего пребывания в Лайме регулярно ходил пешком в Эксминстер и обратно, он никогда не торопился. Его обременяло брюшко ученого, и я беспокоилась, что с Фанни на руках он не успеет вернуться вовремя, чтобы меня спасти.

Теперь стало тихо. Ветер унялся, и на лицо мне сыпалась мелкая туманная морось. Время от времени я слышала легкий шум: на землю с утеса скатывались новые обломки. Видеть их я не видела, потому что это происходило позади меня, а повернуть голову я не могла. Это было хуже всего, слышать и не знать, насколько близко они падают, не закопают ли они меня еще глубже. Грязь, обхватывавшая меня, была холодной и тяжелой, она давила мне на грудь, затрудняя дыхание. На какое-то время я закрыла глаза, подумав, что сон поможет мне скоротать время. Но уснуть я не могла, так что вместо этого последовала в уме за мистером Баклендом, возвращавшимся в Лайм. Сейчас он идет мимо того места, где мы нашли первого крока, думала я. А сейчас — минует уступ с аммиками. Вот он достиг поворота, откуда начинается дорожка. Вот он уже в виду купален Джефферда. Может, мистер Джефферд там и сам прибежит сюда, опередив мистера Бакленда. Я снова прошлась по маршруту туда и обратно — а до Лайма было не так уж далеко, — но никто не появлялся.

Я открыла глаза. Мистер Бакленд предстал точкой, двигавшейся вдоль Церковных утесов. Я не могла поверить, что он не одолел большего расстояния. Но, с другой стороны, трудно было сказать, сколько прошло времени — то ли десять минут, то ли десять часов. Я посмотрела в другую сторону, туда, где ниже по берегу скрывался Чармут. Лодок в море не было, ни один рыбак не проверял ловушки для крабов, потому что волнение было слишком сильным. Не было вообще никого. И отлив сменился приливом, который медленно полз вверх.

Бросив озираться в поисках возможной помощи, я стала присматриваться к тому, что было ближе. Оползень разворотил скалы, которые попали в месиво серо-голубой глины. Мой взгляд перебегал с камня на камень вблизи от меня и остановился на знакомом очертании, до которого было фута четыре: на кольце, образованном перекрывающими друг друга костяными пластинами, размером с мой кулак. Это был глаз крока. Он, казалось, смотрел прямо на меня. Я вскрикнула от удивления, увидев его. Потом заметила, как что-то задвигалось в нескольких футах позади глаза. Это было что-то совсем крошечное, но я снова вскрикнула, и оно снова шевельнулось. Всего лишь маленькое розовое пятнышко высовывалось из глины, и из-за дождинок, попадавших мне в глаза, было трудно разглядеть, что это такое. Может, это краб, скребущийся в грязи, подумала я.

— Эй! — крикнула я, и пятнышко шевельнулось.

Это был не краб, но палец. Я почувствовала одновременно такое облегчение и такую дурноту, что, кажется, потеряла сознание. Придя в себя, я снова посмотрела на пятнышко, но оно не двигалось. Я прочистила горло.

— Кто это? — спросила я, но недостаточно громко и повторила: — Кто это? — так громко, как только могла. — Джо? Это Джо? — Палец не двигался. — Мама? Мисс Филпот?

Никакого шевеления. Я понимала, что там не может быть никого из них, потому что иначе я знала бы, что они находились на пляже. Но кто еще мог прийти сюда в такую погоду? Я предположила, что там мог быть кто-нибудь из детей, явившихся шпионить за Мэри Эннинг и мужчиной, которому она помогает, в надежде увидеть что-нибудь скандальное, о чем можно было бы донести по возвращении своим родителям. Но это казалось маловероятным. Мы заметили бы их, будь они на берегу. Если только они не были наверху, на самом утесе, а это означало, что они оказались внизу вместе с оползнем. Было чудом, что кто-то из них жив.

Размышления об этом утесе и об оползнях заставили меня осознать, кто там должен быть.

— Адмирал Антик? — Теперь я вспомнила, что видела его в тот день раньше.

Как раз когда палец пошевелился, я заметила рукоять его лопаты, торчавшую из засыпавшей его глины. Я так обрадовалась его присутствию, что вся неприязнь, которую я к нему испытывала, мгновенно улетучилась.

— Адмирал Антик! Мистер Бакленд пошел за помощью. Они вернутся и откопают нас.

Палец шевельнулся, но слабее, чем раньше.

— Вы были на утесе и упали вместе с оползнем?

Палец не двигался.

— Адмирал Антик, вы меня слышите? Вы ничего себе не сломали? У Фанни, по-моему, сломана нога. Мистер Бакленд взял ее с собой. Он скоро вернется. — Я болтала, чтобы скрыть свой ужас.

Палец оставался недвижим, указывая в небо. Я поняла, что это значит, и заплакала.

— Не умирайте! Останьтесь со мной! Пожалуйста, останьтесь, Адмирал Антик!

Глаз крока, высунувшийся между мной и Адмиралом Антиком, наблюдал за нами обоими. Нас с Адмиралом Антиком ждет судьба этого крока, подумала я. Мы станем окаменевшими останками, навсегда погребенными на взморье.

Спустя какое-то время я перестала смотреть на палец Адмирала Антика, теперь столь же неподвижный, как любой камень, угодивший в глину. Вместо этого я вглядывалась в низкое белое небо, в котором проплывали несколько облаков. Большую часть своей жизни я смотрела вниз, на камни, и после этого странно было смотреть вверх, в пустоту. Я заметила чайку, кружившую высоко над берегом. Казалось, она никогда не приблизится, но всегда останется точкой, парящей вдали. Я не отрывала от нее глаз и не смотрела больше ни на палец Адмирала, ни на крока.

Было так тихо, что мне хотелось произвести какой-нибудь шум, чтобы разрушить эти тихие чары. Мне хотелось, чтобы сквозь меня прошла молния, вытолкнув меня в жизнь, потому что я чувствовала, как в мое тело вползала медлительная тьма.

В нашей семье было множество смертей: умер папа, умерли все дети, кроме нас с Джо. Большую часть времени я собирала кости мертвых животных. Но прежде я не особо задумывалась о собственной смерти. Даже навещая леди Джексон, я больше думала о ее уходе, чем о своем, и относилась к смерти как к драме, в которой участвуют другие актеры, не я. Но умирание, оказывается, было лишено напряженного драматизма. Умирание было холодным, тяжелым, болезненным и скучным. Оно тянулось слишком долго. Я устала от него, оно мне все больше надоедало. Теперь у меня было слишком много времени, чтобы гадать, умру ли я из-за прилива, который утопит меня, как леди Джексон, или из-за того, что грязь выдавит из меня весь воздух, как это случилось с Адмиралом Антиком, или из-за того, что в меня угодит падающий камень. Я не могла думать об этом долго, это причиняло слишком сильную боль, как прикосновение к куску льда. Вместо этого я пыталась думать о Боге и том, как Он поможет мне пройти через это.

Я никому об этом не рассказывала, но тогдашние мысли о Нем нисколько не уменьшили моего страха.

Из-за тяжести глины дышать становилось все труднее. Дыхание у меня замедлилось, равно как и пульс, и я закрыла глаза.

Когда я пришла в себя, кто-то скребся в глине рядом со мной. Я открыла глаза и улыбнулась:

— Спасибо. Я знала, что вы придете. Спасибо, спасибо, что пришли за мной.

6

Я была в него слегка влюблена

Предполагается, что если ты спас кому-то жизнь, то это связывает вас навеки. У нас с Мэри так не случилось. И я ее не виню. Но то, что я выкапывала ее тогда из оползня, воспользовавшись лопатой Адмирала Антика и работая наперегонки с приливом и обломками, сыпавшимися по обе стороны от нас, впоследствии поставило нас дальше от друг от друга, чем в тот день.

Было чудом, что Мэри осталась жива, да еще и невредима, особенно учитывая ужасную смерть Адмирала Антика от удушья всего в нескольких футах от нее. Страшные синяки покрывали все ее тело, но сломанными оказались только некоторые кости: несколько ребер и ключица. Это продержало ее в постели пару недель — не так долго, чтобы удовлетворить доктора Карпентера, но она отказалась лечиться дольше и вскоре снова появилась на взморье, туго перебинтованная.