Вождение вслепую - Рэй Брэдбери

Теперь он смотрел на ту же самую Ночную Бабочку.

— Привет, — сказал он. — Заждалась?

Невероятная глупость, но до чего же приятно позволить себе быть глупым. Ему не понравилось выражение лица Линды. Он прекрасно знал: чем больше поводов у него будет уйти с ее глаз, тем лучше для него. Между прочим, и на сигаретах можно сэкономить, если держаться от нее подальше. Но действовать нужно с оглядкой.

«Не сбегать ли мне за бутылочкой виски, дорогая?»; «Схожу-ка на причал — надо купить мотыля»; «Дорогая, Сэм приглашает меня играть в гольф». Линда была совершенно не приспособлена к такой погоде. Вот и теперь она уже немного скисла.

Бабочка задела его щеку.

— Здоровенная, гадина! — сказал он, внезапно ощутив, как по спине пробежали мурашки, точь-в-точь как в первый раз. Вот уже много лет он не испытывал страха, но тут позволил себе совсем немножко, в свое удовольствие, испугаться белой шуршащей бабочки. Теперь она кружила у электрической лампы. Ополоснув руки, он рискнул заглянуть в кабинку, чтобы проверить загадочные письмена, которые разглядывал в детстве. Тогда это были заклинания, странные, непостижимые. Теперь — ничто.

— Все ясно, — сказал он. — Слова. Стишки. Серость.

Краем глаза он увидел свое размытое, нечеткое отражение в зеркале и отметил, что на лицо легла тень разочарования. В нацарапанных на стене словах не оказалось и следа той волшебной силы, которой он их когда-то наделял. Прежде это были золотые магические формулы. Теперь — короткие, вульгарные пощечины хорошему вкусу.

Он помедлил, чтобы докурить сигарету, оттягивая, насколько можно, возвращение к Линде.

Когда он появился в дверях, Линда окинула его взглядом:

— Это выходная рубашка. Зачем расхаживать в ней под дождем? Разве трудно было набросить плащ?

— Ничего страшного, — сказал он.

— Так и простудиться недолго. — Она распаковывала сумку, выкладывая вещи на кровать. — Господи, кровать-то какая жесткая.

— Было время — я спал на ней безмятежным сном, — сказал он.

— Не иначе как я старею, — сказала она. — Мне теперь подавай ложе из взбитых сливок.

— Ты приляг, — предложил он. — До ужина три часа.

— Когда прекратится этот дождь? — спросила она.

— Понятия не имею. Думаю, сегодня, в крайнем случае — завтра. Зато листва свежая. Какой чудный воздух после дождя, благодать!

Но он покривил душой. В этих краях дожди порой не прекращались неделями. Раньше это не было помехой. Под колючими струями он сбегал к серому, подернутому рябью озеру, а небо над головой, как вылепленное из серой глины, то и дело содрогалось, выпуская на свободу грозу, и раскалывалось слепяще-голубым электрическим разрядом. Гром сбивал с ног. Барахтаясь в озере, он держал голову высоко над поверхностью, но в воде было тепло и уютно, потому что там не донимали дождевые иголки, потому что можно было разглядывать павильон, в котором вечерами устраивались танцы, и еще корпуса с просторными, полутемными холлами, где бесшумно сновали коридорные, и, конечно, снятый родителями домик, оробевший под раскатами августовского грома, а самому при этом плавать по-собачьи, брызгаясь сколько душе угодно, и прятаться от ледяного воздуха. Неохота было вылезать на берег, хотелось так и качаться в теплой воде до восторженного посинения. Линда прилегла на кровать.

— Господи, матрац называется! — сказала она. Не касаясь ее, он вытянулся рядом.

Дождь припустил опять, деликатно стучась в домик. Стало темно, как ночью, однако ощущение было совершенно особое, потому что часы показывали всего четыре пополудни, но уже опустилась тьма, а над этой тьмой еще стояло солнце — просто уму непостижимо.

В шесть часов Линда заново накрасила губы.

— Надеюсь, хотя бы кормят здесь сносно, — сказала она.

Дождь лил не переставая, стучал и молотил по крыше, будто упавший с небес вечный шторм.

— Что будем делать вечером? — поинтересовалась Линда.

— Может, сходим потанцевать? Здесь есть павильон, построенный в двадцать девятом году, еще до кризиса — обошелся в миллион долларов, — говорил он, затягивая узел галстука, а сам возвращался на восемнадцать лет назад.

Мысленно он был сейчас на улице, под мокрыми деревьями, вместе с Мэрион и Скипом. Кутаясь в плащи, которые шуршали, как целлофан, они с мокрыми лицами бежали под дождем через детскую площадку с горками, вдоль обнесенной столбиками аллеи, прямиком к павильону. Детям вход был воспрещен. Им оставалось топтаться снаружи, прижимаясь носами к окнам, и смотреть, как взрослые заказывают вино, смеются, усаживаются за столики, потом встают, выходят на площадку для танцев и кружатся под музыку, которая снаружи слышалась глухо, будто бы через подушку. Мэрион замирала от восторга, когда ей на лицо падали цветные отблески. «Когда я вырасту, — сказала она, — приду сюда танцевать».

В мокрой тьме с карнизов павильона им на головы низвергались дождевые струи. А музыка играла «Нашел я любовь в Авалоне», «Старинный Монтерей» и прочее.

Поглазев с полчаса и промочив ноги, они начинали хлюпать носами и чувствовали, как дождь затекает за ворот; тогда они поворачивались спиной к теплым огням павильона и под угасающую музыку молча плелись назад, в сторону своих домиков.

Кто-то постучался в дверь.

— Это Сэм! — раздался голос. — Ну, как вы там? Готовы? Ужинать пора!

Они пригласили его войти.

— Как будем добираться до главного корпуса? — спросила Линда. — Неужели пешком? — Она выглянула за порог.

— Почему бы и нет? — сказал ее муж. — Это же здорово. Ведь если подумать, мы совершенно перестали двигаться, то есть, я хочу сказать, перестали ходить пешком — в соседний квартал и то ездим на машине. Нет, правда, наденем плащи — и вперед. Что скажешь, Сэм?

— Я не возражаю, а ты как, Линда? — громогласно спросил Сэм.

— Пешком? — жалобно переспросила она. — Всю дорогу? В такой дождь?

— Оставь, пожалуйста, — сказал ей муж. — Дождик-то пустяковый.

— Ну, что ж поделаешь, — сказала она.

У выхода зашуршали плащи. Он много смеялся, шлепал жену пониже спины, помог затянуть пояс.

— От меня пахнет, как от надувного моржа, — сказала она.

И вся троица высыпала на окаймленную деревьями дорогу, скользя подошвами по мокрой траве, утопая в слякоти, уворачиваясь от машин, которые обдавали их грязью и жалобно завывали в густой мгле.

— С ума сойти! — кричал он. — Ну, классно!

— Не так быстро, — взмолилась Линда. Деревья гнулись от ветра; судя по всему, дождь зарядил по меньшей мере на неделю. Дорога к главному корпусу шла в гору, и теперь им было уже не так весело, хотя он еще бодрился. Однако после того как Линда поскользнулась и упала, никто больше не произнес ни слова, только Сэм сделал попытку пошутить, когда помогал ей подняться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});