Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания - Владимир Сухомлинов

По закону при возникновении волнений гражданская власть принимает прежде всего свои полицейские меры для водворения порядка, и только в том случае, когда всеми предпринятыми мерами подавить эти беспорядки не удается, гражданская власть имеет право обратиться за содействием к начальникам войсковых частей. До какой степени это законоположение игнорировалось в данном случае, видно из того, что не только в день передачи Клейгельсом своих широких полномочий моему помощнику, но и в течение нескольких дней после того никаких беспорядков не было. Но этого мало: генерал-губернатор свое решение передал полицмейстеру в такой редакции, что тот признал за благо снять все охранно-полицейские органы в городе. Поэтому в тот день, когда предстояло возникновение беспорядков и во всем городе царило необычное возбуждение, ни одного полицейского чина на улице не было видно. Лишь на следующий день были выставлены войсковые посты со знаками на груди, указывающими на их полицейские полномочия.

Так как положение, в котором очутился мой помощник, генерал Карас, создалось совершенно незакономерно, то он телеграфировал в Петербург, прося указаний, как ему быть. На этот вопрос он получил ответ, что киевским генерал-губернатором назначен я. Без некоторого сопротивления Клейгельс, однако, Киева не покинул.

Нашлись люди, чувствовавшие себя прекрасно под начальством Клейгельса. Эти господа решили устроить демонстрацию для сохранения его в должности генерал-губернатора. «Отцы города» должны были просить Клейгельса не покидать их в такое тревожное время и одновременно с этим от имени всего населения телеграфировать в Петербург с ходатайством об оставлении его у власти.

Между тем растерянность самой власти способствовала только возникновению беспорядков, и около думы собиралась публика. Клейгельсу было доложено, что к нему явится депутация с просьбой не покидать Киев.

Через некоторое время действительно показалась по направлению к генерал-губернаторскому дому толпа. Клейгельс появился на балконе, чтобы оттуда сказать речь к народу. Но так как полиция им самим была изъята, то некому было доложить ему, что эта депутация не имеет ничего общего с грандиозной овацией по адресу генерал-губернатора, а скорее всего цель шествия – разгром домов богатых евреев в Липках. Когда Клейгельс появился на балконе, послышались выстрелы и рев погромщиков. Клейгельс, конечно, покинул балкон и стал готовиться к отъезду.

Благодаря мерам, принятым генералом Карасом, погромы были скоро прекращены, но город пострадал сильно.

Когда несколько месяцев спустя я говорил со Столыпиным о слишком продолжительных гастролях Клейгельса, Петр Аркадьевич осенние события 1905 года в Киеве приписал безусловно ему и между прочим высказался, «что недостаточно только быть хорошим кавалеристом, чтобы оказаться способным деятелем на посту генерал-губернатора».

Заметив мое смущенное лицо, Столыпин, улыбаясь, добавил: «Разумеется, я убежден, что до этого погрома дело бы не дошло, если бы тогда уже обе должности были объединены в ваших руках!»

Часть пятая. Генерал-губернатор (1905–1908)

Глава XV. Мои местные задачи в Киеве

Первые известия о беспорядках в Киеве застали меня во Франции, где я находился во время обычного моего увольнения в отпуск. Вскоре получена была от моего начальника штаба, генерала Маврина, шифрованная телеграмма. Она была так перепутана, что трудно было ее расшифровать. День спустя прибыла нешифрованная, от председателя Совета министров Булыгина, с уведомлением о моем назначении киевским генерал-губернатором. Через Париж – Вену я выехал сейчас же в Волочиск, пограничную станцию между Россией и Австро-Венгрией, где и получил я первые известия о событиях в Киеве.

Никто не ожидал такого скорого моего приезда. На станции Подволочиск жандармы попрятались, и только под угрозою мне удалось получить локомотив и вагон. В штатском костюме я отправился в свою резиденцию.

Мой въезд в Киев в роли генерал-губернатора происходил соответственно состоянию Юго-Западного края – вне обычных рамок.

Решительно нигде не происходило торжественных встреч местными властями, не было поднесений хлеба и соли от народонаселения. То, что на вокзале оказался выехавший за мной кучер, казалось каким-то чудом. Очевидно, ему пришлось ждать много часов.

Чтобы сейчас же ознакомиться с размерами причиненных погромом убытков и опустошений, я в открытой коляске медленной рысью проехал по Бибиковскому бульвару и Крещатику.

То, что я увидел, было ужасно: разбитые окна магазинов, заколоченные двери и ворота, на мостовой – остатки товаров, там и сям – лужи крови. Я понял всю серьезность выпавшей на мою долю задачи и то личное одиночество, в котором находился.

* * *

У Клейгельса, должность которого перешла ко мне, я застал непорядок, соответствовавший его образу и характеру управления.

Беспрепятственно вошел я в обширный кабинет, в котором «все вверх дном» свидетельствовало о приготовлениях к быстрому отъезду. Клейгельс никаких объяснений дать мне не мог, встретил не особенно любезно, с явно задетым самолюбием, поэтому разговор с ним был короткий, и я ушел домой, где уже несколько месяцев у меня не было супруги и хозяйки, переоделся и сел на коня. Я обречен был на одиночество целиком, оно было мне особенно чувствительно в этом холодном пустом доме.

От первых моих шагов зависело, стану ли я хозяином положения или нет. Помочь мне никто не мог, дать совет – очень немногие. В одиночестве, без единого спутника, спустился я вниз на Подол.

Мерами, принятыми генералом Карасом, остававшимся моим заместителем по должности командующего войсками, разнузданность прекратилась, но погромное настроение еще сохранилось. Подол, главное гнездо грабителей, еврейская часть Киева, представлял печальное зрелище. На улицах было много народа. «Босяк», бывший солдат, узнал меня.

– Смотрите, Сухомлинов! – закричал охрипшим голосом пьяный человек. – Не боится… Ну, что же, и я никого не боюсь! А жидов бить будем!

Направив коня в его сторону, я ему ответил: «Нет, не будешь!» Толпа расступилась.

Прижавшись к стене дома и сняв вдруг шапку, он заговорил другим тоном:

– Виноват, ваше превосходительство, действительно не буду, ежели начальство не дозволяет.

– А ты где служил?

– В 24-й артиллерийской бригаде, ваше превосходительство.

– Так не срами же своей бригады!

– Постараюсь, ваше превосходительство!

Я поехал дальше. Поведение этого человека было весьма показательно: он жил, воображая, что погромы одобряются правительством, так как истинно русские люди, объединенные в «Союз русского народа» и поставлявшие в первую очередь царских чиновников, натравливали одну часть населения на другую.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});