Вызываем огонь на себя - Овидий Горчаков

По-русски этот пожилой немец говорил как на родном языке, с украинским, однако, акцентом. Зарядившись шнапсом, до которого он был очень охоч, вспоминал он, пуская сентиментальную слезу, детство, проведенное в помещичьей усадьбе на Украине, в имении отца — царского офицера, бегство за границу, годы эмиграции. Он бахвалился своим стажем в национал-социалистической партии, рассказывал, что до войны, окончив в Германии шпионскую школу, он долгие годы, будучи немецким шпионом, работал на шахтах в Донбассе, шпионил в Москве и во многих крупных городах Советского Союза, бежал из ГПУ в Челябинске. Этого-то полуспившегося и разложившегося матерого фашиста, помощника оберштурмфюрера, и держал в своих руках советский разведчик Константин Поваров. Он умело играл на слабостях и страстишках этого во всем разуверившегося гитлеровского шпиона. Ефрейтор Геллер считал себя обойденным по службе («Даже офицерских погон пожалели!»), злился на начальство, не признавшее его заслуг («Вот только крест пожаловали, да и то второго класса!»), оскорблялся недоверием («Сами держали меня в России, а теперь считают неполноценным русским немцем, не верят мне, в этой дыре в черном теле держат!»). Усомнившись после разгрома немцев под Москвой в победе Гитлера, слишком хорошо зная Россию, этот экс-шпион стремился лишь к одному — любыми средствами обеспечить себя под старость.

Сам по себе Геллер был не опаснее кобры, почти лишившейся зубов и яда, но за ним стоял СС-оберштурмфюрер Вернер со всем аппаратом контрразведки на базе. Пользоваться «услугами» старой кобры надо было очень осторожно.

От Геллера Поваров знал, как нагорело переводчику от оберштурмфюрера Вернера за то, что он «прошляпил» шпионку-еврейку Женю. Можно себе представить изумление, гнев и замешательство разведчика, когда он узнал, что Аня прячет у себя под кроватью Женю. И Поваров и Алисейчик говорили Ане, что разведчик не имеет права так безрассудно рисковать делом, отлично понимая при этом, что Аня действовала по велению сердца. Пожалуй, это был единственный случай, когда командиры были недовольны Аней.

К концу августа 1942 года подпольная организация Кости Поварова состояла из нескольких изолированных, ничего не знавших друг о друге групп и насчитывала около тридцати пяти человек — в Сеще, на станции Сещинской и в окрестных селах — в Вельской, Радичах, Яблони. Все подпольщики были известны только ему одному. Подпольщики переправляли партизанам не только разведданные, но и оружие, медикаменты, распространяли советские газеты и листовки. Костя держал крепкую и постоянную связь с подпольем в районном центре Дубровке…

Да, Косте Поварову было что вспомнить перед вылетом на Большую землю — немало было сделано им за десять долгих месяцев в подполье…

ТАЙНА «ШЕЛКОВКИ»

Костя мчался на попутном немецком грузовике по пыльному проселку. На перекрестке спрыгнул из кузова, весело помахал водителю и полем пошел к Струковке.

«Я, наверное, скоро вернусь!» — сказал Костя Поваров своим друзьям в Дубровке и Сеще. Но Костя не вернулся ни в Дубровку, ни в Сещу, ни в Вельскую к матери. Не пришел он и в лес. В тот сентябрьский день всю округу облетела весть: старший полицейский Поваров погиб.

— Не может этого быть! — не поверил Федор, когда ему доложили о несчастье. Зная о том, что Костя должен прибыть в лес, Данченков запретил своим бойцам выходить из лагеря: ведь всем и каждому не объяснишь, что за старший полицейский Костя Поваров!

Что же случилось? Как погиб Костя Поваров, хозяин сещинского подполья?

Ночью партизаны заминировали большак между Струковкой и Алешней. Утром показался крестьянский обоз с хлебом и картофелем под конвоем немцев и полиции. Какой-то полицай заметил мину под второй телегой. Немцы остановили обоз. Под угрозой оружия они стали заставлять крестьян разминировать дорогу. Костя Поваров спешил в лес. Ночью на тайной посадочной площадке партизан в лесу сядет самолет «У-2», а назавтра старший полицейский Поваров увидит московские бульвары и Кремль… Но он не мог пройти мимо. Он лучше разбирался в минах, не раз ставил их и решил выручить из беды крестьян, своих земляков, обреченных на смерть. На помощь пришел Елизар Полуков, связник из Струковки, хорошо знавший Костю. Они сняли одну мину, и тут Полуков нечаянно наступил на вторую тщательно замаскированную мину…

Партизанские минеры не поскупились на тол, доставленный августовской ночью самолетом с Большой земли на ту самую тайную лесную посадочную площадку… Поваров и Полуков не мучились, их сердца перестали биться почти сразу…

Полицаи тут же забрали оружие Кости Поварова, сорвали окровавленную одежду с еще теплого тела, забрали винтовку и наган. Один из гитлеровцев заметил туго свернутую шелковую трубочку в распоротом взрывом обшлаге рукава. Он развернул ее. Это была «шелковка» — на кусочке крепкого шелка было отпечатано удостоверение Константина Поварова — разведчика Красной Армии. Федор Данченков предлагал всем партизанам оказывать всемерную помощь старшему полицейскому.

Ночью в Струковку приехал Василий Николаевич Поваров — дядя Кости. Но было уже поздно — ему сказали, что немцы забрали все документы Кости.

Опасаясь за собственную безопасность, начальник сещинской полиции Коржиков и переводчик Отто Геллер, рекомендовавший Поварова в полицию, замяли дело с «шелковкой». Но полгода спустя, когда начались массовые аресты в Дубровке и Сеще, оберштурмфюрер Вернер дознался о ней…

Вечером того дня, когда погиб Костя, Аня, бледная, с осунувшимся лицом и горячечными глазами, долго говорила с Яном Большим:

— Когда я передала Косте приказ о вызове в Москву, он сказал: «Видно, речь пойдет об усилении нашей диверсионной работы. Ведь наши летчики заняты теперь в Сталинграде». Это его последние слова. Значит, Ян, надо усилить диверсионную работу! Но кто теперь будет нами руководить?…

— Ты, Аня, — твердо сказал Ян Большой. — Мы считали и будем считать тебя своим командиром.

— Нет, что ты! Не могу я!…

Аня не рыдала, не билась в истерике. Но по щекам ее неудержимо лились горячие слезы.

В деревне на пути от Сещи к лесу, в поселке Преснова Пильня, Аня встретилась на явочной квартире с Федором и Дядей Колей. Они тоже непременно хотели, чтобы организацию возглавила Аня Морозова.

— Пойми, Аня, — уговаривал ее Данченков, — больше некому. Да ты и так фактически руководила половиной организации. Твоя группа девушек, польская группа, чехословацкая группа — ты создала все эти группы. Они за тобой и останутся. А остальные группы Поварова — в Сеще и сещинской полиции, в Вельской, Яблони, Радичах — и дубровская организация будут действовать самостоятельно. Они не должны знать тебя и твоих подпольщиков. Мы уже с Дядей Колей подумывали о том, чтобы выделить твой интернационал в особую организацию, глубже ее законспирировать, ограничить ее слишком широкие связи. И то ненормально, что твоя, Аня, организация связана не только с нами, но и с Виницким, но эту связь я не могу вам запретить. А у Поварова были еще связи и с рогнединскими партизанами и разведчиками. Все это увеличивало шансы провала. Твоя организация, Аня, для нас самая нужная, самая ценная. Береги ее!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});