Вижу противника ! - Николай Исаенко

Нравственное здоровье всякого коллектива, тем более армейского, к тому же во время войны, зиждется на строжайшей дисциплине. В свою очередь, дисциплина зиждется на сознательности людей и требовательности командного состава. Требовательность же любого командира должна начинаться с предъявления строжайших требований к самому себе.

Я старался во всем действовать личным примером, строго спрашивал за упущения по службе, а в неслужебное время старался поддерживать со всеми людьми полка товарищеские отношения.

Ничто во время войны так не укрепляет авторитет командира, как личный пример в бою. Обязанности командира авиационного полка многогранны, требуют иной раз длительного пребывания на земле, но я стремился каждый день начинать с боевого вылета, чтобы учить подчиненных не только аккуратности, строевой выправке и уходу за техникой, но и действиям в воздушном бою. Надеюсь, это сыграло не последнюю роль в моем командирском становлении.

Вскоре командующий 17-й ВА генерал В. А. Судец издал, на основании распоряжения маршала авиации А. А. Новикова, приказ о включении 236-й ИАД в состав 2-й ВА генерала С. А. Красовского, действующей на 1-м Украинском фронте.

Перебазировать полки и службы дивизии на новое место предстояло через полосы 2-го и 4-го Украинских фронтов. Опыт подобного перебазирования у дивизии отсутствовал. Особенно беспокоило, как быстро пройдет перебазирование технического персонала, штабов и полевых ремонтных мастерских. Мы знали: едва прибыв к новому месту назначения, дивизия получит боевое задание и должна будет его выполнить. Однако боевую задачу без механиков и оружейников не выполнишь.

Я мало рассказывал о техническом персонале полков, в которых служил. Причиной этому - лишь невозможность говорить обо всем сразу и столь обстоятельно, как надлежало бы. Если бы даже во время учебы и службы в кадрах ВВС мне не привили уважение к техническому составу, что было бы просто дико, то один из боевых вылетов, чуть не закончившийся по вине механика катастрофой, раз и навсегда научил бы меня относиться к техническому персоналу чрезвычайно внимательно, постоянно изучать людей и высоко ценить каждого добросовестного, самоотверженного авиаспециалиста.

Случай, о котором я упомянул, произошел 12 марта 1943 года. Нам приказали тогда прикрыть группу из шести штурмовиков, наносивших удар по противнику в районе косы Чушка на Азовском море. Накануне заболел мой постоянный механик. Обслуживать самолет прислали только что прибывшего в полк техника-лейтенанта. Новичок не приглянулся, показался неряшливым, разболтанным, но как доверять первому впечатлению?

Взлетая, я лишь с большим трудом сумел приподнять хвост самолета, хотя ручку управления отдал до отказа от себя. Самолет оторвался от земли на необычно малой скорости, выказывая острую тенденцию к кабрированию.

- Уж не механик ли сидит на хвосте? - испугался я.

Случалось, что при вязком грунте механики истребительных полков "оседлывали" хвосты самолетов, чтобы те не встали на нос при выруливании на старт, и, случалось, не успевали вовремя спрыгнуть. Упоминавшийся мною командир эскадрильи в 117-м гвардейском ИАП капитан Ф. Черный однажды так и взлетел с механиком на хвосте.

Я отодвинул фонарь кабины, обернулся. На хвосте никого. Может, возвратиться? Но я отмел мысль о возвращении, решил лететь вместе со всеми, чтобы не сорвать вылет.

На косу Чушка, забитую живой силой и техникой противника, мы вышли совершенно неожиданно. Удар был мощным, результативным. Но я радовался не этому, а тому, что в воздухе нет истребителей врага: "лагг" слушался плохо, правая рука устала так, что дрожала.

На обратном пути, при подходе к хутору Красный Октябрь, обнаружил идущие встречным курсом два вражеских самолета Ю-52. Ведущий штурмовиков капитан Еременко сбил один, я, несмотря на нелады с машиной, атаковал второй. Когда расстояние между "лаггом" и Ю-52 сократилось до 200. метров, фашистский стрелок огонь прекратил. Возможно, заело пулеметную ленту. Тогда я подошел к гитлеровцу вплотную, открыл огонь в упор. Средний мотор Ю-52 сразу же сильно задымил. Я продолжал стрелять. Внезапно вражеский летчик сделал "горку", потерял скорость, завис перед "лаггом". Избегая столкновения, я резко взял ручку управления на себя. В глазах потемнело, уши заложило. Вдруг - сильный удар по фюзеляжу изнутри, ручка управления делает рывок. Пришел в себя. Что такое? "Лагг" перевернут на спину, я отделился от сидения, вишу на ремнях, мотор работает на самых малых...

Дав ему полные обороты, я сделал "полубочку", повернул машину вдоль продольной оси. Но едва истребитель принял нормальное положение - снова удар по фюзеляжу и снова рывок ручки управления! Внутри фюзеляжа находились или человек, или тяжелый предмет, ударявший по тяге рулей глубины!

Вскоре штурмовики принялись уничтожать обнаруженные на земле Ю-52, но я принять участие в действиях группы не смог: невероятно устал, еле-еле вел машину.

Время полета до своего аэродрома показалось вечностью. Выпустив шасси и посадочные щитки, подвел самолет к земле на полметра. Для придания машине трехточечного положения брать ручку управления на себя перед приземлением не пришлось. Наоборот, с уменьшением скорости пришлось дать ручку управления до отказа от себя и, тем не менее, "лагг" приземлился на .

Выбравшись из кабины, я увидел нового механика. Приказал ему открыть хвостовой люк. Крышку люка пружиной выбросило, ударив механика по подбородку. Внутри фюзеляжа лежал на ребре открытый деревянный сундук этого растяпы с окованными железом уголками. По всему фюзеляжу - инструменты. Машина была избита так, что ее оставалось только списать на запчасти.

В тот мартовский день я лишний раз убедился, что успех воздушного боя предопределяется задолго до его начала, еще на земле, механиками, мотористами и оружейниками, готовящими самолеты к боевым схваткам. От технического персонала зависит поведение машины в воздухе, надежная работа всех ее систем. Самый опытный, смелый и хладнокровный летчик окажется бессильным перед лицом врага, если технический состав проявит хотя бы малейшую небрежность в работе. Я всегда помнил и помню об этом, хотя с инженерами и младшими авиаспециалистами, за исключением одного-единственного, уже описанного случая, мне всегда везло.

Вспоминаю ли я старшего техника 1-й эскадрильи 611-го ИАП Николая Федоровича Степанченко, старшего техника 3-й эскадрильи Сергея Алексеевича Сорокина, техника звена техника-лейтенанта Ивана Дмитриевича Головина, механика самолета, а затем техника звена старшину Якова Алексеевича Шушуру, вспоминаю ли девушек-оружейниц, механиков самолетов старшину П. А. Ляпина, старшину Георгия Борисовича Дюбина, старшину Алексея Ивановича Воронецкого, старшину Ф. М. Першина и В. Я. Лысокобылина, сержанта Н. В. Молчанова, старшину Дмитрия Васильевича Мешкова, старшину Анатолия Ефимовича Каменчука, старшину Григория Лукьяновича Лужецкого, старшину А. Т. Чумака и других становится теплее на душе, испытываю радость: военная судьба сводила со столькими отличными, преданными народу людьми. О многих я еще скажу в последующих главах, а сейчас хочу отдельно упомянуть механика моего самолета в 611-м истребительном авиационном полку старшину Андрея Дмитриевича Павличенко.

Выходец из бедной крестьянской семьи, Павличенко в 1936 году вступил в комсомол, а в 1939-м закончил среднюю школу. Закончил с отличными оценками по математике и физике, сдав нормы на значки ГТО и "Ворошиловский стрелок". Андрея тянула авиация. Родители против желаний сына не возражали. После октябрьских праздников отец проводил Андрюшу за огород, показал дорогу на Кировоград, обнял и наказал:

- Не посрами наш род, выучись... и будь честным человеком!

Пятьдесят пять километров до Кировограда пришлось пройти пешком: никакого транспорта не подвернулось. Расстояние это юноша одолел за день и к вечеру увидел железную дорогу, поезд, трех- и четырехэтажные дома... В авиаучилище механиков его приняли без экзаменов. Учился он прилежно. Срок обучения сократила война. В 1941 году девятнадцатилетних и двадцатилетних юношей выпустили в действующую армию, началась их трудная фронтовая служба.

В моей памяти Андрей Дмитриевич Павличенко остался всегда подтянутым, собранным младшим командиром. После войны А. Д. Павличенко продолжал упорно учиться, закончил 1-е Харьковское военное авиационное техническое училище, был назначен на должность техника авиазвена реактивных самолетов, отслужил сначала в Белоруссии, затем - на Поволжье, а в 1949 году снова вернулся в Харьков и в 1954 году закончил 2-е Харьковское военное авиационное техническое училище имени Ленинского комсомола Украины по специальности инженер-механик, в звании инженер-капитана. Служба Андрея Дмитриевича, как и следовало ожидать, проходила успешно. Он оставил ее по болезни в 1965 году, будучи уже инженер-подполковником - старшим инженером.