Одиночное плавание к острову Крым - Наталья Труш

«Наверх, вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает...» – пропела она. Вернее, прохрипела или вообще прошептала. На большее дыхалки не хватило.

* * *

Из дневника Марины

«Когда я увидела полуразрушенную келью неподалеку от лестницы, мне очень захотелось стать монахом – отшельником или схимником, все едино кем, лишь бы не идти больше никуда, а прилечь на каменную лежанку в разрушенном жилище без крыши и лежать сутками напролет, глядя в звездное небо, пока не пойдут дожди. А потом накрыться большим лопухом и снова лежать, терпеливо снося голод и холод. Только бы не идти больше по этим крутым ступеням, высунув язык, как собака, держась за сердце, что билось уже где-то в гортани, высушивая ее, выжигая огнем.

И когда я уже готова была свалиться под дерево и умереть в этом святом месте, кто-то наверху сжалился надо мной и закончил это издевательство, эту пытку монастырской лестницей. То, что по идее не должно было не кончиться никогда, вдруг чудесным образом закончилось. И можно было сесть в траву, отдыхать и смотреть на море, необыкновенно красивое в этот час, когда разгоряченный диск солнца только-только начинает касаться воды. Кажется, что вот сейчас оно опустится на сантиметр и слышно будет, как зашипит на горизонте, и от соприкосновения светила с водой повалит пар.

А можно даже лечь в траву и смотреть, как ползут по небу облака, похожие на сказочных зверей. И никто не подумает: «Что это она тут лежит?» Все и так знают – почему. Устал человек, вот и лежит. А когда ноги перестанут дрожать и выровняется дыхание, вот тогда вставайте, сударыня, и вперед – на автостоянку.

И все-таки я и в самом деле была тут в последний раз. Я не знаю, что должно произойти, чтобы я по доброй воле снова совершила такой подвиг. Увы, надо признать, что силы уже не те, и то, что тогда приносило ощущение счастья, сейчас только расстраивает. Нет и нет! Сюда я больше не ходок!»

* * *

У стен монастыря Марина увидела автобус и вспомнила, что должна предупредить водителя.

– Та куда я денусь! Только чувствую, что мне их тут до темноты ждать! Они ж как дети – рванули к морю, силенки не рассчитали, теперь, того гляди, поумирают на лестнице, а я тут жди их! Та не переживайте вы! Куда я без них?! Пока усе не соберутся, не уеду! – Дядька, скинув ботинки, бродил по краю обрыва. – Знал бы, что так оно будет, сам бы спустился искупаться. Ото ж, скажу я вам, чи живу на мори, чи нет – лето проходит, а я на пляжу ни разку не був!

Марина кивнула дядьке и поспешила уйти: он, похоже, из тех собеседников, от которых невозможно отвязаться. Понять его можно – он тут пропарился на солнце уже несколько часов, а еще ехать далеко, за город, да потом возвращаться в Севастополь. Пока туда-сюда катаешься, ночь глубокая будет. А завтра ведь никто работу тоже не отменял.

Все это дядька проворчал уже вслед ей и, может быть, даже добавил что-то раздраженно и про нее – она не слышала. От таких говорунов надо убегать, а то они своими разговорами замучают. Хорошо, если еще не вцепятся в рукав, рассказывая в подробностях о семье, работе, беспечных отдыхающих и диких ценах на арбузы, хоть они и белесые все как один в этом году. И ты потом будешь мучиться вопросом: «А и в самом деле, чегой-то в этом году арбузы все белесые, а стоят дороже, чем в прошлом сезоне?»

– На фиг тебя, дядя, с твоими арбузами и ценами на них! – пробурчала Марина себе под нос, решительно шагая к стоянке автомобилей, где под раскидистым деревом спасался от жары ее верный Мотька.

Из салона на нее жахнуло жаром как от мартена, и она чуть в обморок не упала! Открыла дверцы нараспашку, чтоб Мотька остудился хоть немного, включила музыку. Через пять минут поймала себя на мысли, что уже и забыла, как чуть коньки не отбросила на подъеме с пляжа. И даже мыслишка такая высунулась, осмелев: мол, не стоит зарекаться, что больше ни шагу, ни-ни, никогда.

Так всегда бывает: пока делаешь что-то невыносимое, говоришь себе, что больше палкой не загонит никто на эту каторгу, а чуть забудутся трудности – и начинаешь думать, что все не так уж страшно.

«Э-э-э! Тормозите, Марина Валерьевна! Вы все-таки отдыхать приехали, а не за трудовыми подвигами и свершениями», – осадила себя Марина, завела двигатель и осторожно выехала на трассу.

* * *

Пока добралась до дома, стемнело, и, завернув в свой дворик, Марина увидела любимого дядю, который мерил расстояние от одного угла дома до другого. Заметив, что Мотька, украшенный божьими коровками, переваливаясь с боку на бок, выискивает себе место для ночевки, дядя весело засвистел мотивчик и сделал вид, что гуляет. На самом деле – Марина это знала наверняка – дядя вышел во двор нервничать в одиночку. Дома в таком состоянии он бы тете плешь проел вопросом: «Ну вот где ее черт носит в такое время?!» – несмотря на то что времени-то было еще всего ничего. Но для дяди Марина была ребенком, и он нервничал, если она где-то задерживалась.

– Гуляешь? – хитро спросила Марина неугомонного родственника.

– Ага! – весело ответил дядя, закончив свистеть. – Вот подышать вышел! А тут – ты!

«Ага! Ладно врать-то! Подышать он вышел! Видать, уже весь издергался!» – подумала племянница, а вслух сказала:

– Дядя, а ты не меняешься! Помнишь, как ты психовал, когда я приезжала к тебе в гости лет дцать тому назад? Ты даже у кинотеатра встречал меня вечером после кино, хотя ходили мы туда компанией в десять человек, и мальчишки нас провожали до двери в квартиру! И сейчас ты переживаешь за меня!

– Еще бы не переживать! – Дядя свистнул и не попал в нужную ноту. – Мало того что до темноты где-то пропадаешь, так еще и ездишь не на автобусе!

– Можно подумать, что на автобусе безопасней!

Тетя открыла им дверь. На носу – две пары очков, на голове мокрое полотенце, завязанное на затылке большим узлом, поясница замотана старым пуховым платком. Тетя так лечится. На балконе у нее стоит огромная бутылка с зельем, которое прикупила у бабки-знахарки. Зелье чудодейственное, от всех болезней исцеляет.

– Бась, так не бывает! – смеется над ней Марина.

Тетя не слушает. «Хорошо ей смеяться, она как лошадь еще по горам бегает! А тут все ноет и болит». А если и не болит, то ради профилактики тетя мажет все, что можно помазать, завязывает, как научила знахарка, и в таком виде смотрит телевизор и разгадывает кроссворды. Причем делает она это одновременно, поэтому и очки надевает не одни, а две пары сразу: одни для чтения, другие для телевизора. И кошку Муру под бок. Она у тети непростая. Кошка – лекарь. Голова болит – значит, она на голову лезет. Нога – к ноге пристраивается. Никто ее этому не учил. Мура вообще прибилась к тете взрослой самостоятельной кошарой. Просто выбрала ее на улице из всех проходящих мимо, посмотрела прямо в глаза и сказала: «Мяу!» Не жалобно сказала, а как бы к разговору пригласила. Тетя ей в ответ: