Хроника - Бонаккорсо Питти

Вторая часть, наибольшая по размеру и главная по содержанию, содержит хронику в собственном смысле слова; все, сказанное выше – о стиле, о характере изложения, о богатстве фактического материала и т. д. в первую очередь относится именно к этой части. Она деловита по тону, носит описательный и вместе с тем динамичный характер, как бы передающий бег времени, и порой настолько увлекательна и жива, что трудно оторваться от чтения.

Но живой, интересный метод изложения оказался не под силу стареющему Питти. Чем дальше он отходит от волновавших егов молодости событий, от того, что составляло главный нерв его жизни, чем ближе он к событиям последних лет, тем суше становится рассказ. Вместо энергичного повествования автор зачастую довольствуется простым перечислением фактов и поступков, свидетельствующим о чисто формальном отношении к своей задаче. Питти вновь и вновь возвращается к уже изложенным им фактам, когда-то поразившим его воображение, и даже сравнительно недавние события повторяет по нескольку раз. Особенно утомительны последние страницы «Хроники», где автор перечисляет города и страны, в которых он побывал. Но при всех этих недостатках «Хроника» Питти отнюдь не теряет своей значимости и интереса. И хотя сам стиль изложения также меняется от одной части к другой, но в этой изменчивости проявляется своеобразное единство, ибо в каждой мелочи, даже в простом перечне родственников или городов, всюду ощущается главный герой «Хроники» – ее автор Бонаккорсо Питти. Поэтому в переводе мы даем весь текст полностью.

Настоящий перевод сделан с итальянского издания «Хроники» Питти, осуществленного Альберто Бакки делла Лега в 1905 г.[158] Из напечатанного в этом издании текста нами выпущены только те слова, которые были вставлены в «Хронику» Питти ее предыдущим издателем и которые легко устранимы благодаря примечаниям, сделанным Бакки делла Лега, видимо, в каждом из подобных случаев. Некоторые имена, восстановленные по косвенным данным самим Бакки делла Лега, оставлены в тексте, но взяты в квадратные скобки.

При переводе текста «Хроники» на русский язык мы с переводчиком стремились по возможности к максимальной точности, сохраняя сухой, лишенный внутренней эмоциональности, часто не имеющий необходимых для литературного языка связок, стиль автора. К сожалению, иногда это бывало не только трудно, но и невозможно. Известной преградой в этом отношении является спорность перевода некоторых слов. Даже обычное слово «ne-pote», которое на итальянском языке означает и племянник, и внук, требовало в каждом случае детального рассмотрения. Исходя из контекста, мы большей частью склонялись к первому значению, однако не всегда текст позволяет дать вполне точное определение родственных отношений. Большие трудности при переводе представляют специальные термины, как например «scarpellatore», «riformatore», «regulator», «massaio», «maliscalco» и многие другие. Исходя опять же из контекста, иногда из того, что нам известно о политическом и экономическом строе флорентийского города, мы старались переводить их возможно более точно. Однако отсутствие в русской истории однозначных понятий, как и недостаточная разработка специфической терминологии, сложившейся в Италии в XIII–XV вв., порой заставляла нас принять при их переводе более или менее условные обозначения, которые в каждом спорном случае мы старались объяснить в примечаниях.

Не меньшие трудности представлял и перевод географических названий и наименований, особенно в тех случаях, когда они относятся не к итальянским, а к французским, немецким, венгерским и прочим городам. Мало того, что Питти дает их в итальянской транскрипции, к тому же архаической, а иногда, видимо, и весьма произвольной и потому не поддающейся расшифровке, но среди перечня названий городов и местечек есть, очевидно, такие, которые в ходе истории давно прекратили свое существование. Поэтому для того, чтобы разобраться, о каком городе или местечке говорит Бонаккорсо, мы даем эти названия в их современном звучании, исключая лишь те случаи, когда написание их слишком далеко разошлось с современным эквивалентом. В этом случае мы опять-таки прибегаем к соответствующим примечаниям, в тексте же даем эти названия в том виде, в каком они приведены в «Хронике». Те названия, которые никак не поддаются точной локализации, мы сохраняем также в той форме, в какой они приведены в «Хронике», снабдив их только условным знаком (*) и предоставляя читателю строить по их поводу собственные предположения.

Что касается остальных примечаний, то они приводятся лишь для пояснения отдельных имен и тех фактов, смысл или точная датировка которых иногда ускользает от читателя, ибо проследить за всеми изменчивыми перипетиями дипломатической деятельности Питти и его современников очень сложно и трудно. Имена, титулы, термины и географические пункты в книге даны в написании автора хроники.

Мы надеемся, что, несмотря на стоявшие перед нами трудности, в результате проделанной работы читатель получит текст, трепещущий жизнью и делающий более ясным многое в столь спорном понятии, как Итальянское Возрождение.

М. А. Гуковский

А втобиография Питти и итальянская литература

Автобиография Бонаккорсо Питти, а именно таковой является его «Хроника», представляет собой своеобразное и весьма характерное произведение итальянской литературы.

М. А. Гуковский, подготовивший его к изданию, один из виднейших советских итальянистов, воспринимал историю как сложное сочетание всех сторон жизни человека и человеческого общества. Не случайно, рассматривая историю Италии XIII–XV вв., он уделил внимание не только экономике и политике, но также и культуре, и в частности специально итальянской литературе.[159] В разделе, касающемся литературы XV в., М. А. Гуковский ярко и глубоко характеризовал философско-политические и художественные произведения этой эпохи.[160] В послесловии к этому изданию М. А. Гуковский дал краткий сравнительный очерк произведений, близких по своему характеру к автобиографии Питти: это – дневники Морелли, Веллути и более позднее «Жизнеописание» Бенвенуто Челлини. Между этими произведениями можно найти не только формальное, но и существенное сходство – их народность. Народные традиции входят составным элементом в литературу и преобразуются вместе с эволюцией языка и литературных форм. Проблеме народности в итальянской литературе посвящено немало книг, одним из показательных образцов которых является исследование Джузеппе Коккьяра «Народ и литература в Италии».[161]Проблема народности, согласно этому автору, не ограничена только изучением эволюции народных форм литературы и искусства, но и процесса перехода от классической латыни к народной, разговорной, а от нее к народному итальянскому языку (volgare). От народного театра и джулларов (жонглеров, скоморохов) путь ведет к исполнителям песенных историй (cantastorie), уличным певцам (cantampanca) Флоренции, Перуджи, Феррары и других городов Италии. Распространению прозаической и поэтической письменной поэзии джулларов на всю Италию способствовала сама специфика этой профессии кочующих по стране певцов. Устная литература безымянных авторов переходит в литературу письменную и фиксируется естественным путем: доказательством тому являются, например, болонские нотариальные акты или рукописи, хранящиеся в Ватиканской библиотеке, где на свободных пространствах или между двумя актами записывались тексты песен, исполняемые джулларами или кантампанка. Если писцы или нотарии были первыми фиксаторами устной прозы и поэзии, то среди них, естественно, могли появиться и появились авторы литературных произведений, которые исходили из текста джулларов, развивая его и совершенствуя. Так, язык, образы, афоризмы народные по своему звучанию (il gusto del popolare) входят в художественную литературу, народные традиции продолжают свою жизнь в качестве элемента формирующейся итальянской городской культуры. Влияние народных литературных традиций отмечается в поэзии Джакомино Пульезе, Рустико ди Филиппо, Фольгоре ди Сан Джиминьяно. Неприхотливые любовные сонеты, и особенно сатирические портреты своих современников у Рустико, восторженное восприятие всех радостей жизни у Фольгоре и, наконец, откровенное воспевание «века золотого флорина» – Дученто – у Чекко Анджольери:[162]

Пусть родичей кто хочет воспевает,Поет, кто их имеет, лишь флориныОни родню и брата, и кузину,Отца и мать, и деток заменяют.

Не говори же: «Род меня прославит!»Коль денег нет, – напрасны ожидания.Скажи: «Я – прах, и мною ветер правит».

Эти строки не только отрицают феодальные привилегии и вековые традиции итальянских нобилей, теряющих в XIII в. политические права в передовых городах-государствах Италии, но и утверждают право на реалистическое восприятие зарождающегося мира раннего капитализма.