Мусорщик - Алекс Меглин

проступили крупные фурункулы с темно-зелеными головками гноя. От запаха к горлу подкатил спазм. Щедро плеснув спиртового раствора, я проткнул вздутия. Оттуда вышло столько гнилостно-кровянистой жидкости, что пришлось потратить два полотенца. Еще три ушло на то, чтобы стереть засохшую корку. Хорошо, что этот идиот закупил столько принадлежностей.

— Идем дальше, — я разрезал майку Таи, обнажая грудь и живот.

Теперь самое сложное. Мне нужно одновременно убрать очаг воспаления, расположенный в солнечном сплетении и скрытый неровно зашитой раной, и что сделать с почкой. Проклятие, пальцы уже начало сводить от непривычной работы.

Выругавшись, я вскрыл рану. Крови почти не было, хотя разрез достаточно глубокий — очень паршивый знак. Установив расширитель в рану, я подозвал Бака:

— Держи! И попробуй только шелохнуться.

Пинцет я проник внутрь, пока не уткнулся в небольшой твердый предмет. Аккуратно вытаскиваем… Наружу показался темно-серый металлический цилиндр размером фалангу пальца. Весь покрыт небольшими буквами из лунного алфавита. И это артефакт! Крохотный, практически никчемный, но артефакт!

Рискнув, я использовал ману, чтобы придать себе бодрости и ускорить мышления. На большее ее все равно не хватит.

Я за минуту зашил рану, ловко орудуя иглой. Нужно торопиться, пока эффект не рассеялся. Скальпель прочертил длинный разрез, слишком длинный… Но иначе мне не справиться. Понадеемся, что Тая окажется очень выносливой. Пришлось вымокнуть немного крови, что я перепоручил Баку. Разрез, еще раз разрез. Дерьмо, почему, я не могу найти эту сраную почку.

Пришлось снова выдавливать кровь из пальца, чтобы снова проанализировать состояние Таи. Теперь вижу, немного левее. Надрыв оказался не такими большим, как я полагал. Быстро не вышло, ведь на Галлене использовались немного другие принадлежности для операции, да и Бак оказался не лучшим помощником.

— Готово! — я протянул нить и обрезал.

Точнее, большая часть готова. Я поманил парня и взял его за руку, следующим движением вскрывая запястье скальпелем. Стоит отдать должное, он даже не дернулся, лишь недоуменно вздернул брови.

— Мастер? — все же не выдержал Бак.

Я крепко ухватился за его предплечье и сжал, чтобы выдавить кровь. Бак одаренный. У него должно быть много жизненной силы. Если смогу поглотить ее, то удастся передать часть Тае. Потери будут огромны, но больше ничего сделать не получится.

Теплая солоноватая жидкость попала в рот — какая же мощная энергия. Несколько минут ушло на переработку, затем я надрезал уже свою руку и приоткрыл рот девушки. Рубиновые капли упали на сине-черные губы, окрасили зубы и язык. Она не сможет проглотить кровь, но жизненная сила должна усвоиться через слизистую. Должна…

Ненавижу, когда кто-то умирает у меня на руках. Сколько их было? Тысячи мертвых глаз, смотрящих мимо меня, и сотни прощальных слов. Эта глупая девка сама сплела свою судьбу, приведя себя к глупой и печальной концовке. Но когда я велел Баку подобрать ее, то взял на себя определенную ответственность.

— Она умерла, мастер, — спокойным голосом сказал Бак, перематывая кисть бинтом.

Я знаю. Не зря зовусь некромантом. Жизнь покинула тело Таи, оставив разлагающуюся оболочку. Но пустой телесный сосуд может наполнять не только жизненная энергия. Ее можно напитать силой Белой госпожи, сделав чем-то кардинально отличным от живого существа.

Встав на колени, я сплел пальцы и склонил голову. На Галлене существовал незыблемый закон, запрещавший создавать разумную нежить, ведь она служит не только своему создателю, но и себе с Белой госпожой. За двести лет до моего рождения, армия лича, чье имя было забыто и проклято, чуть не стерла нашу цивилизацию быстрее, чем Бич плоти.

— ………… - я произнес истинное имя Белой госпожи.

Бак отшатнулся и полетел вниз, грохнувшись на пол, отозвавшийся жестяным лязгом. Костер потух. Все вокруг посерело и выцвело, словно покрывшись густым слоем пыли. Она ответила на призыв.

— Прошу, прими новую дочь в посмертии, — я заговорил, почувствовав присутствие за спиной.

Сухая, теплая ладонь взъерошила мне волосы, а затем резко нажала на макушку, пройдя сквозь кость черепа. Прикосновение ледяных пальцев породило взрыв холода внутри головы. Я захрипел от боли и еще ниже склонил голову.

— Не хочешь посмотреть на меня, мой милый? — раздался голос, похожий на перезвон хрустальных колокольчиков.

Как же невыносимо больно. Еще чуть-чуть и глаза превратятся в ледяные шары, волосы осыплются, как тонкое стеклянное волокно, а кожа треснет и отпадет, словно куски старой кладки. Но даже мертвые не имеют права смотреть на Белую госпожу. От безумцев, что решились на мимолетный взгляд оставалась маленькая горка серого праха.

— Прошу, прими новую дочь в посмертии… — снова повторил я.

— Зачем ты так, малыш? — ее голос наполнился силой, заставляя меня против воли поворачивать голову. — Взгляни на свою госпожу.

В каждом заложена противоестественная тяга к смерти. Стоя на крыше высокого здания тебя постепенно захватывает желание сделать шаг вниз. Смерть притягивает нас.

Но… Не могу сопротивляться. Одно дело перебороть странный инстинкт разума, а другое противостоять Белой госпоже. Я отчаянно желал жить и со всей силы напрягал мышцы, в то время, как ее голос выкручивал позвонки в обратную сторону. Казалось, что кости сейчас лопнут и голова по инерции прокрутится несколько раз, так сильно оказалось давление.

— Мяу! — истошно заорал Габс, пытаясь подползти ко мне.

Обрубки лап бешено колотили по земле, подбрасывая упитанное тельце. Морда кота сжалась, из-под зажмуренных глаз текла кровь, а встопорщившиеся усы оплавились и принялись закручиваться спиралью. Животное не прекращало мяукать, хотя из пасти текла кровавая пена.

— У смертных существует поверье, будто у некоторых животных есть несколько жизней, — Белая госпожа оперлась мне на плечи. Ледяной жар ее рук сменился сухим теплом. — Этот глупыш так глупо решил потратить свою последнюю. С честью приму такой дар.

— Нет!

Сначала я не понял, кто это прокричал. Только когда последние отголоски утонули в покрывшем все сером прахе, я понял, что звук шел из моего горла. Даже в бытности сильнейшем некромантом мне не хватало духу перечить Белой госпоже или выказывать малейшее неудовольствие. А сейчас заорал, как резанный, когда она стоит за спиной.

— ЧТО-О-О!? — ее голос был наполнен настолько отвратительными миазмами гнили и разложения, что меня вырвало. Щеки раздулись, но блевать перед ней это последняя глупость. Та, кто повелевает смертью, может сделать мою кончину слишком ужасной. — Какие же вы глупые, смертные.

Мир вновь расцвел. Рыжие пятна ржавчины, мокрые черно-синие стены, белые пылинки, кружащиеся в желтом солнечном свете, проникающим через разбитые окна. На потолке, сплошь покрытым искрящим белым инеем, повисли крупные сосульки, переливающийся радугой. Острые прозрачные конусы отливали синевой, а кончики казались опасней кончика шпаги. Весь пол сверкал, застланный тонкой