Японские сказки - Народные сказки

Настоятель согласился:

— Ловко ты придумал! Так и сделаем.

А сам думает: «Придется нести нашу поклажу крестьянину! Разве он сочинит хорошо!»

Первым должен был сложить песню настоятель. Он и говорит:

Когда б голова моя стала,Как Япония, велика,Я мог бы надеть, пожалуй,Весь мир вместо шляпы моей…И то не закрыл бы ушей!

Следом за ним стал слагать песню монах-ямабуси. Он решил тоже воспеть что-нибудь огромное, чтобы не уступить настоятелю.

Когда б эта слива стала,Как Япония, велика,Тогда на весь мир, пожалуй,'На все чужие края,Прозвучала бы песнь соловья.

Переглянулись оба с ухмылкой и говорят:

— Ну-ка, крестьянин, теперь твоя очередь!

— Что ж, раз так, я тоже сложу песню, — сказал крестьянин. И, посмеиваясь, пропел:

Когда бы Японию нашуОдним проглотил я глотком,То бонзы, жрецы и монахи,Столь гордые силой ума,Все вышли бы кучей дерьма.

ДВА ЛЕНТЯЯ

тоял знойный летний день. Лентяй из восточной деревни с самого раннего утра брел в западную деревню. К поясу ему привязали узелок с едой, чтобы он не проголодался в дороге.

Лентяй из западной деревни с самого раннего утра тащился в восточную деревню. На голову ему надели соломенную шляпу и, чтобы она не свалилась, подвязали шнурком под подбородком.

Когда оба они добрели кое-как до середины пути между восточной и западной деревней, солнце уже стояло высоко в небе и пекло немилосердно.

Тут лентяй из восточной деревни вдруг почувствовал голод, да такой, что у него даже в глазах потемнело. Но ведь для того, чтобы поесть, надо развязать узелок, вынуть лепешку да еще в рот ее положить! Поневоле призадумаешься! Хлопотливое это дело, такое хлопотливое, что уж лучше остаться голодным.

Вдруг видит он, бредет навстречу ему по дороге человек в соломенной шляпе. Тащится, еле-еле ноги переставляет, а рот у него широко разинут.

«Эге, да он, видно, тоже проголодался! — подумал лентяй из восточной деревни. — Вон как широко рот разевает, слюни так и бегут!»

Подумал он так и говорит:

— Эй, приятель, если ты голоден, я тебе дам половину лепешки. Только, будь добр, потрудись, отвяжи узелок у меня от пояса, достань оттуда лепешку, разломи пополам и положи половинку мне в рот.

А лентяй из западной деревни ему отвечает:

— Хм, лучше сделаем вот что: затяни мне, пожалуйста, потуже шнурок под подбородком! А то с меня шляпа все время сваливается, и приходится мне брести с разинутым ртом!

ОТЧЕГО ЗЕМЛЯНЫЕ ЧЕРВИ НЕ ПОЮТ

старину у змеи не было глаз. Поэтому стала она учиться искусству пения, выучилась и восхищала всех своим чудным голосом.

В старину у земляного червя были зоркие глаза. Но он не мог никому рассказать о том, что видел, потому что был немым.

Как-то в один весенний денек, когда змея разливалась сладкими трелями, прискакал к ней сверчок:

— А, змея, ты уже проснулась после зимней спячки и выползла на солнышко!..

— На солнышко-то я выползла, — ответила змея, — только что мне в этом за радость? Кругом, говорят, такая красота, а я ничего не вижу!

— Знаешь что, змея, если б ты только решилась расстаться со своим прекрасным голосом, то могла бы увидеть все, что хочешь.

— Радостную весть я слышу! Но как это сделать?

— Случилось мне недавно повстречаться с земляным червем. Он сказал мне взглядом, что хотел бы обменять свои глаза на твой чудный голос.

— Хм, тут надо подумать! Менять или нет песни на глаза? Глаза-то как будто лучше…

И змея попросила сверчка быть посредником в обмене.

Побежал сверчок к земляному червю:

— Приятель, ты как будто хотел обменять свои глаза на песни змеи?

Земляной червь подмигнул в знак согласия.

— Я рассказал об этом змее. Змея говорит, что тоже согласна меняться.

У земляного червя глаза так и заблестели. Это значило: «Прошу, очень прошу!»

— Ну тогда я буду между вами посредником. А за это вы мне чем-нибудь заплатите. Мне бы вот хотелось самому спеть хоть одну-две песни… Скажи, земляной червь, когда ты обменяешься со змеей, не одолжишь ли ты мне ненадолго ее голос? Я тебе верну, как только потребуешь!

Земляной червь сказал глазами, что согласен. И вот обмен совершился. Змея отдала ему свой голос, земляной червь получил от нее чудные песни, но одолжил их на время сверчку, как было условлено.

С этого дня сверчок стал прекрасным певцом и весело распевал: «Рю-рю-рю! Рю-рю-рю!»

Но он не захотел возвращать такие чудесные песни земляному червю. Он ведь немой и не может потребовать их обратно!

С тех пор земляной червь все ждет понапрасну, чтоб сверчок вернул ему свой долг и всюду ползает за ним следом.

Когда люди начинают копать землю возле канав и луж, они находят земляных червей и думают, что это земляные черви поют так красиво: «Рю-рю-рю!..» Но на самом деле земляной червь петь не может. У него украли его песни!

НЕ ПРОГАДАЛ

или в одном селе муж с женою, а вместе с ними старушка — мать мужа. Жили они бедно, кое-как изо дня в день перебивались. А когда стало совсем невтерпеж, отправился муж в город на заработки.

Проработал он там три года, получил у хозяина деньги и спешит домой. Дорогой остановился он в небольшом местечке. Видит: лавка с вывеской, а на вывеске написано: «Продаются изречения». Дай, думает, зайду!

Зашел он, спросил, сколько стоит изречение. Оказывается, сто рё. Дорого, конечно, да неудобно уходить, ничего не купив. Отсчитал он хозяину сто рё из своих заработанных денег, и тот ему сказал изречение:

«Не отдыхай там, где нет опоры для кровли».

Только и всего! Денег отдал как будто много, а услышал пустяк какой-то!

«Будь что будет! — думает работник. — Дай еще куплю!» Заплатил он опять сто рё и на этот раз услышал:

«Не останавливайся на ночлег у людей льстивых».

Тут дал он еще сто рё хозяину лавки, и тот ему сказал:

«Истинное терпение есть такое терпение, когда терпеть не под силу».

Потратил работник почти все свои деньги, что с трудом заработал за три года, а взамен услышал всего несколько слов.

«Ну и дурак же я! — досадовал работник. — И за что только деньги отдал!»

Но делать нечего, пошел он дальше. Идет по горам, устал — мочи нет! Вдруг видит, впереди большая пещера. Обрадовался человек, зашел в пещеру и уже было расположился отдохнуть под ее сводами, как вдруг вспомнил изречение: «Не отдыхай там, где нет опоры для кровли».

«И в самом деле, — подумал он, — лучше уйти отсюда!»

Только он вылез из пещеры, отошел на несколько шагов, — задрожала земля и пещера обрушилась.

«Вот тебе и продавец изречений! Дешево я заплатил ему», — подумал человек и пошел дальше.

Застала его ночь в пути. Зашел он на постоялый двор. Встретили постояльца необычайно ласково, все за ним ухаживают, стараются угодить. Лег он спать, а на душе неспокойно. Ворочался, ворочался с боку на бок, и тут припомнилось ему второе изречение, что слышал он днем в лавке: «Не останавливайся на ночлег у людей льстивых».

«Э, да здесь ухо надо держать востро! — решил человек. — Уйду-ка я лучше отсюда».

Вышел он на улицу и видит: крадутся к тому месту, где он спал, трое, в руках ножи поблескивают.

«Вот как можно ни за грош погибнуть!»

Поблагодарил он в душе продавца изречений и быстро зашагал домой.

Пришел он к себе на двор, а его никто не встречает.

— Эй, жена, где ты? — громко крикнул он. Но ответа не последовало.

Рассердился муж, заглянул он в дом и видит; лежит жена возле его матери-старухи и спит.

Совсем вышел из себя хозяин дома:

— Ах вы, лентяйки! Только и знаете что спать! Вот я вас!

Схватил он палку, хотел было броситься на спящих, но вспомнил третье изречение, что слышал в лавке, и передумал. Разве истинное терпение не есть такое терпение, когда терпеть не под силу?

Подошел он к жене, дотронулся до ее плеча и тихо сказал:

— Жена, а жена, проснись! Я вернулся домой!

Поднялась жена потихоньку с постели и говорит ему:

— Как ты ушел из дому, стала мать о тебе беспокоиться и вести себя как-то странно. Ни за что не хочет одна ложиться. Вот я и укладываю ее каждый раз. Я слышала, как ты пришел, но боялась мать разбудить, потому и не откликалась. Ты уж прости меня.

Рассказал ей муж, как купил он в лавке три изречения, и оба согласились, что стоили они недорого.

ПЛАНЫ БОНДАРЯ

ил на окраине большого города бондарь. Случилось так, что целую зиму над городом бушевал ураган. Маленькие ветхие лачуги сметал он с лица земли и даже огромные деревья выворачивал с корнем. Ветер повсюду срывал дощатые крыши; доски, подхваченные вихрем, взлетали высоко в воздух. Смотрел на все это бондарь, смотрел да и говорит однажды жене: