Ярче тысячи солнц. Трепетное, удивительное, чудесное в мистической поэзии баулов - Бхагаван Раджниш (Ошо)

Нет ничего нового и ничего старого. Все постоянно меняется, в чем-то оставаясь прежним; и, оставаясь прежним, все продолжает изменяться. В этом красота, тайна, секрет. Нельзя свести его к какой-то категории: вы не можете сказать, что все одно и то же, но не можете и сказать, что все стало другим. Нельзя свести жизнь к категориям; ваши классификации будут просто бессмысленны. Когда речь идет о жизни, вам придется отбросить все классификации, все категории. Жизнь больше, чем все ваши категории, она трансцендентна. Она необъятна, и нельзя найти ни начала, ни конца.

Задавший вопрос говорит: «Один и тот же рассвет, одни и те же сумерки, одна и та же погоня, одна и та же мысль об осознанности, одни и те же разговоры об осознанности, одно и то же, одно и то же».

Да, в определенном смысле все – одно и то же; в другом смысле ничто не остается прежним. Вчера я тоже был здесь, но я был не такой, как сегодня. Как я могу быть таким же? – столько воды утекло в Ганге. Я на двадцать четыре часа старше, мне добавилось двадцать четыре часа жизненного опыта, двадцать четыре часа интенсивной осознанности. Я стал богаче; я стал другим; смерть подошла немного ближе. Ты тоже не прежний, и все же ты кажешься прежним, и я кажусь прежним.

Ты должен увидеть суть. Именно это я имею в виду, когда называю жизнь тайной: ты не можешь классифицировать ее, не можешь определенно сказать, что это такое. Когда ты это говоришь, то тотчас же осознаешь, что жизнь ввела тебя в заблуждение.

Те же ли это деревья, что были вчера? Какие-то листья опали, какие-то распустились; одни цветы отцвели, другие расцвели. Деревья выросли и стали выше. Как они могут быть одними и теми же? Смотри – сегодня кукушка не поет. Она так безмолвна. Вчера кукушка пела. То было другое молчание – полное песни. Сегодня молчание новое: оно не наполнено песней. Даже ветер не дует – все остановилось. Вчера дул сильный ветер. Сегодня деревья медитируют; вчера они танцевали. Ничто не может быть прежним, и все же все остается прежним.

Все зависит от тебя – от того, как ты смотришь на жизнь. Если ты смотришь так, что все кажется одним и тем же, тебе будет скучно. И не перекладывай ответственность ни на кого другого. Это твой собственный взгляд на вещи. Если ты говоришь, что все одно и то же, тогда тебе будет скучно. Если ты видишь постоянные перемены, поток, вихрь, движение вокруг тебя, динамизм жизни, видишь, как в каждый момент исчезает старое и возникает новое; если ты видишь постоянное рождение, если ты видишь, что рука бога непрестанно творит, тогда ты будешь очарован, заворожен, твоя жизнь не будет скучной, твой ум останется острым, живым, молодым.

Все зависит от того, что ты хочешь. Если ты хочешь жить как мертвец… – быть дураком и занудой, унылым и скучным человеком – верь, что в жизни все одно и то же. Если ты хочешь быть молодым и живым, свежим, сияющим – тогда верь, что жизнь в каждое мгновение новая.

Старый Гераклит говорил: «Нельзя ступить в одну реку дважды».

Ты не встретишь одного и того же человека дважды, не встретишь дважды один и тот же рассвет. Если ты меня понимаешь, я скажу тебе: не выбирай. Если ты выберешь идею, что все старо, ты станешь стариком. Если ты выберешь, что все молодо и ново, ты станешь ребенком. Если ты меня понимаешь, я скажу: не выбирай – правильно и то, и другое. Тогда ты выйдешь за пределы всех категорий. Тогда ты не старик и не ребенок. Тогда ты становишься вечным. Тогда ты становишься похожим на бога. Тогда ты становишься похожим на жизнь.

Я слышал историю…

Судья Дунн заседал в бруклинском суде Нью-Йорка. Допрашивали очень, очень глупого свидетеля. Адвокат спросил его:

– Были ли вы на углу Четвертой авеню в день несчастного случая?

– Кто? Я? – сказал свидетель.

– Да, вы, – сдерживая раздражение, сказал адвокат. – Заметили вы или нет, приехала ли карета скорой помощи, чтобы позаботиться о раненой женщине?

– Кто? Я?

– Да, вы! Видели ли вы, была ли женщина серьезно ранена?

– Кто? Я?

К этому моменту лопнуло терпение у судьи, и он воскликнул:

– Ну конечно, вы, кто же еще? Почему, по-вашему, вы в суде?

– Для того, чтобы помочь правосудию*, – сказал свидетель.

– Кого? Меня? – взорвался судья Дунн.

Если ты веришь, что все одно и то же, все будет одно и то же – «Кто? Я?» – и тебе будет скучно. Повторение убьет тебя. Чтобы быть чутким и живым, человеку нужно что-то, что не повторяется. Новое, постоянно изменяющееся делает вас живыми, поддерживает в вас жизнь, поддерживает в вас бдительность.

Видели ли вы, как собака может спокойно лежать на месте? Например, перед ней лежит камень; ей нет до него никакого дела. А если камень начнет шевелиться… Привяжите к камню веревочку и потяните – собака тут же вскочит, начнет лаять, попытается схватить его. Вот и вас движение делает бдительным – весь «сплин» исчезает. Собака, видящая, что камень движется, больше не спит, она больше не мечтает о мухах и ни о каких других вещах, она просто стряхивает с себя сон. Потому что что-то изменилось!

Перемены дают вам движение, но если перемен слишком много, вы можете лишиться корней. Настолько же, насколько полное отсутствие перемен действует отупляюще, постоянные перемены лишают вас корней.

Это происходит на Западе; люди меняют все. Статистики говорят, что в Америке человек меняет работу в среднем раз в три года. Люди меняют работу, меняют города, меняют супругов, пытаются изменить все – каждый год меняют машину, меняют дом – все ценности изменились.

В Англии делают «роллс-ройсы». Идея в том, чтобы они служили вечно – по крайней мере, всю жизнь человека. В Америке делают отличные машины, но долговечность не их сильная сторона – какой американец будет всю жизнь ездить на одной и той же машине? Хорошо, если ее хватит на год! Когда американец покупает машину, он не заботится о стабильности; он ищет возможность обмена. Англичанин по-прежнему хочет стабильности, и если машина будет долговечной, он купит ее и будет ездить на ней всю жизнь. Он очень консервативен. Он никогда не разведется – даже с машиной. Если жениться – значит, жениться. Англичане моногамны – даже с машинами. Они очень основательные люди. Американец живет в мире перемен – для него все меняется, – но американец теряет корни.

Я всегда удивлялся: в моем старом городке, куда я иногда приезжаю, все остается прежним. Тот же кули встречает меня на вокзале – потому что он единственный кули на весь город; и та же самая тонга, та же самая дорога; и я видел, что по ней ходят те же самые люди. Все почти стоит на месте. Изредка кто-то умирает, изредка кто-то рождается; в остальном же все остается прежним. И даже когда люди умирают, на их месте оказываются их сыновья, и они все почти одинаковые. Ничто не меняется. Дома остаются прежними, слухи остаются прежними. Кажется, время не существует.

Я всегда удивлялся, возвращаясь в свой родной город. Это было первым, что бросалось мне в глаза: в этом городе время не существует. Все кажется вечно одним, одним и тем же. Но там у людей есть корни. От этого они тупеют, но у них есть глубокие корни. Им очень удобно, и они счастливы. Они не отчуждены друг от друга. Они не чувствуют себя чужими. Как они могут чувствовать себя чужими? – все так знакомо. Когда они родились, было то же самое; когда они умрут, будет то же самое. Все абсолютно неподвижно. Как вы можете быть чужим? Весь город живет как большая семья.

В Америке все наоборот, все без корней. Никто не знает, чему он принадлежит, откуда он родом. Утрачено даже самое чувство принадлежности. Если кого-то спросить: «Откуда ты родом?» – он только пожмет плечами; потому что он был во многих городах, во многих университетах, у него было много знакомых, много коллег. Он даже не может сказать с уверенностью, кто он такой, – потому что тождественность стала очень шаткой, расплывчатой. В каком-то смысле это хорошо, потому что человек остается живым и разбуженным; но корней нет.

Насколько я понимаю, обе точки зрения уже опробованы: стабильность, укорененность, «ничего нового под солнцем» – мы это уже пробовали в прошлом, много веков. От этого человеческий ум покрылся ржавчиной. Люди жили комфортно, но не были живыми.

Потом в Америке случилось что-то новое, и это распространяется по всему миру, потому что Америка – будущее мира. Все, что происходит там, рано или поздно начинает происходить везде. Америка задает направление. Там люди очень живые, но они лишены корней, и они не знают, откуда они родом. Но они почувствовали потребность, в них возникло глубокое желание принадлежности – быть где-то укорененным, в чем-то, в ком-то; кем-то владеть или кому-то принадлежать, иметь что-то долговечное, что-то стабильное, что-то похожее на центр. Потому что люди в Америке движутся как колесо, без всякого отдыха. А это огромный стресс: постоянные перемены, непрерывные перемены. И перемены ускоряются с каждым днем, становятся все быстрее и быстрее. Теперь говорят, что нельзя писать большие книги, потому что к тому времени, как вы закончите вашу большую книгу, она уже устареет. Знание меняется так быстро, что востребованы лишь небольшие буклеты. Они успевают дойти до людей – прежде чем знание изменится, они дойдут до людей. Иначе, прежде чем достичь рынка, книги уже станут устаревшими и превратятся в бесполезный хлам.