Голодный гоблин - Джон Карр

– Удовольствие? Облегчение?

– В данный момент, мой старый друг, я прибегну к твоей же тактике и откажусь что-либо объяснять. И кстати, если во время отсутствия мужа Мюриэль все же нашла себе утешение в виде любовника, есть ли какие-нибудь кандидаты на эту роль?

– Да, вполне возможно. Как насчет твоего приятеля Джима Карвера?

– Джим Карвер? – уставился на него Кит. – А что с ним?

– Пошевели мозгами, парень, ты же сам предположил!...

– Мне это никогда и в голову не приходило!

– Еще как приходило, – продолжал настаивать Нигел. – Это парень Карвер прошел через малый зал в «Лэнгеме»; увидев мою жену, он тут же прибавил шаг. Она сказала, что не знает этого человека, но мне показалось, что ее возражения были слишком бурными. И еще! В субботу утром Мюриэль неожиданно сорвалась из сельского дома своих родителей. Она вернулась лишь в воскресенье днем и до сих пор так и не рассказала ни где она была, ни чем занималась. Неужто тебя это не удивляет?

Хотя Кит никогда не представлял Джима в роли реального действующего лица в этой ситуации, он припомнил, что эта мысль часто посещала его. А если добавить бесконечное кружение Карвера вокруг отеля и неожиданные недавние расспросы Мюриэль о его американских друзьях в Лондоне, такая возможность перестает быть уж очень отдаленной.

– Ну так как, старина? – потребовал ответа Нигел. Кит встрепенулся.

– Я склонен не столько удивляться, – громко сказал он, – сколько понять, каким образом наше с тобой воображение так далеко завело нас. Ты знаком с «Песней Тома из Бедлама»?

– Не думаю. А что?

– Некоторые называют ее «Песней Тэма из Бедлама». Это знаменитый набор глупых анонимных стишков XVII столетия. Один из них гласит, как герой, гонимый дикими страстями, с которыми он не может справиться, вооружившись пылающим копьем и оседлав воздушного коня, скитается в пустыне.

Наступило молчание.

– Мы не будем интересоваться, – добавил Кит, – правилами рифмовки XVII столетия. Может, у них вообще не было рифм. Но вот что есть для нас: романтический звездочет, теоретик, сплетение фактов с фантазией и даже с горячкой! Мюриэль и Джим Карвер? Нет! Это более чем сомнительно; это настолько бредово, что...

Потрясение заставило его прерваться. От каменных плит пола отразился звук быстрых шагов. Из-под платформы гильотины, стоящей в комнате ужасов Музея мадам Тюссо, вышел не кто иной, как Джим Карвер.

У него был вид туриста, который, пусть и изучает достопримечательности, погружен в свои размышления. Сначала Джим не заметил ни Кита, ни его спутника. На нем была та же пелерина, что и в пятницу вечером. Он был высок, черноволос, беспечен и столь же раскован в движениях, как и Нигел Сигрейв; он наклонился, чтобы повнимательнее рассмотреть изображение камеры смертников в Ньюгейте.

Наверно, не менее тридцати секунд он вглядывался сквозь прутья решетки в унылую фигуру узника; и вдруг, словно повинуясь внезапному толчку, повернулся и в упор посмотрел на Кита.

Нигел узнал Джима. Оставалось непонятным, узнал ли Джим Нигела. Но хотя его, похоже, беспокоили те же тревоги, что и Нигела, Джим расплылся в улыбке и сделал шаг вперед, когда Кит протянул ему руку.

– Кит! – сказал он, крепко сжимая протянутую руку. – Я не буду спрашивать, что ты делаешь в Лондоне; в конце концов, это касается только тебя. Пока я пребываю здесь, снимаю квартиру на Кларидж-стрит, 24. До чего приятно увидеть хоть одно знакомое лицо в чужой стране. Как дела, ирландцы?

Все трое, хотя и по разным причинам, испытывали крайнее напряжение. Кит хотел бы предупредить Нигела о некоторых аспектах прошлого Джима, но, скорее всего, это было не важно, да и во всяком случае это можно отложить на потом.

– Физически лучше некуда, – ответил он. – Да и твою жуткую физиономию приятно увидеть. Я хотел бы познакомить тебя с моим очень старым другом, о котором я тебе рассказывал. Джим Карвер. Нигел Сигрейв.

– Очень приятно, сэр, – в унисон сказали оба, обмениваясь рукопожатием.

Нигел, скорее всего, припомнив и то, что он услышал от Кита, и то, что подслушал из разговора Кита с «первосвященником» Рискином в отеле «Лэнгем», был воплощенная любезность.

– Надеюсь, вы не сочтете Лондон слишком уж скучным, мистер Карвер. Давайте кое-что уточним. Ваш отец – сенатор Карвер из Массачусетса. А вы, насколько мне помнится, во время последней заварушки в Америке были майором. У вас, янки, была масса времени между 61-м и 65-м. Служили в кавалерии или пехоте, майор Карвер?

Джим нахмурился, и его доброжелательность испарилась.

– Если быть точным, сэр, ни там и ни там.

– Бросьте, бросьте, мы не собираемся совать нос в чужие дела. И тем не менее! Поскольку вы среди друзей, в каком полку армии Союза вы служили?

Джим выпрямился и застыл. В тишине помещения громко раздался его голос.

– Среди друзей? – повторил он. – И снова, сэр, опасаюсь, что вас ввели в заблуждение или что вы сами впали в него. Я командовал вьючной артиллерией Южной Каролины и имел высокую честь служить Конфедерации[10] Штатов Америки. Всего хорошего, Кит. Надеюсь, скоро увидимся. Он повернулся на каблуках и решительно вышел.

Глава 12

Хотя Кит, который оттащил Нигела в темный угол, говорил тихим голосом, он был буквально вне себя.

– Я должен был предупредить тебя! Это моя ошибка, глупейшая оплошность! Тьфу ты, черт, Нигел! Откуда ты мог это знать?

Нигел тоже вскипел:

– Да не в этом дело! Этот парень помрачнел, как грозовая туча, как только я назвал его янки. Но ты прав, Кит: как я мог это знать? Он же янки, не так ли?

– О да; он из бостонских браминов[11]. Джим был причиной чертовски неприятного происшествия. Север объявил его вне закона и назвал предателем; семья сразу же отказалась от него. Если бы он несколько лет назад, когда ему минул двадцать один год, не унаследовал независимый источник дохода, сегодня ему пришлось бы вести весьма нелегкую жизнь.

– Черт возьми, почему армия Конфедерации?

– Мы руководствуемся нашими инстинктивными симпатиями, Нигел. Джим был рожден, в районе Бикон-Хилл[12]. Но его колледжем был «Уильям и Мэри» в Виргинии, большинство его приятелей и все самые близкие друзья были выходцами с Юга. Доводы рассудка и традиции говорили одно, а чувства и симпатии – другое. Когда пришло время выбирать сторону, он выбрал повстанцев и мятежников. И я могу его понять. Хотя признавать не имею права, ибо с технической точки зрения остаюсь нейтральным. Я чувствовал, чем он руководствовался в своих действиях. Что же до личности Джима...

– В нем сидит какая-то чертовщина, – сердито буркнул Нигел. – Но мне он скорее нравится. Я предполагаю, он был хорошим офицером?

– Одним из самых лучших. Джим – прирожденный артиллерист. Он инстинктивно чувствовал, где поставить пушки, как использовать каждую складку местности и в какой момент открыть самый убийственный огонь. Он всегда напоминал мне другого такого же лидера – урожденного южанина, майора Джона Пелема из конной артиллерии Стюарта, который в 63-м был убит у форта Келли. Если не считать, что Джим был, в отличие от Пелема, темноволос и смугл. Та же самая добродушная аристократичность, та же лихая бесшабашность...

– Сегодня он продемонстрировал не лучшие качества своей натуры, так ведь? И все же! Если он таков, как ты о нем рассказываешь, Кит, я готов назвать его своим другом. Ты совершенно уверен, что Мюриэль никогда бы не смогла привлечь его внимание – и он ее тоже. Вопрос в том, – внезапно взорвавшись, добавил Нигел, – где, черт побери, мы оказались и что нам теперь делать?

– Может, ты выслушаешь хоть несколько слов совета? Если не от меня, то хотя бы от Уилки Коллинза?

– И что же это за совет?

– Отправляйся домой, Нигел. Иди домой, отдохни и успокойся. Это последнее, что сказал Коллинз перед моим уходом, и тебе стоит оценить его мнение. Мало было прошлой ночи, так тебе еще достался нелегкий день с переживаниями. Так что скажешь?

– Надо подумать, – неохотно выдавливая каждое слово, сказал Нигел. – Может, мне в самом деле лучше отправиться домой. Но говорю тебе, в постель они меня не уложат!

– В этом нет необходимости. Выбери себе удобное кресло, расположись в нем и читай... если сможешь найти что-то интересное.

– О, вот за это я ручаюсь. Ладно! Если ты хочешь составить мне компанию до Хампстеда, Кит, то собирайся. Когда они из комнаты ужасов вышли в большой зал, Нигел снова стал рассказывать:

– Тут есть и экспозиция наполеоновских реликвий, но сейчас не будем тратить на них время. Для одного визита с меня хватит и экспозиций Мадам Т. Вперед, карета ждет!

Она ждала их на Бейкер-стрит. В субботу вечером, когда Кит добирался до «Удольфо» в таком же экипаже, он сидел с левой стороны, лицом по ходу движения. Сегодня, надеясь, что его суетливый приятель больше ничего не будет передумывать, он устроился в том же самом левом углу, дав Нигелу возможность расположиться справа. Они снялись с места; окна в экипаже были закрыты, потому что за ними стоял сумрачный зябкий, с порывами ветра, день.