Мы из ЧК - Толкач Михаил Яковлевич

Тимофей Иванович Морозов сутками не уходил с оперативного поста ЧК. К нему стекались оперативно-секретные сведения. Устанавливали связи Якименко. Вызнавали настроения драмкружковцев железнодорожного клуба…

В помощь долгушинским чекистам из Сечереченска откомандировали Юзефа Бижевича. У него было побольше опыта, а у Морозова — выдержки и хладнокровия.

В тесной комнатке станционного отделения ЧК Бижевич знакомился с материалами. Морозов смотрел в окно. Вечерние косые лучи солнца пробивались сквозь дым, как сквозь темную тучу. Коптили паровозы. Курились трубы паровозного депо и бани…

— Можно? — В двери заглянул котельщик. Морозов узнал его по белесым бровям и громкому голосу.

— Заходите!

Мастеровой был в промасленной одежде. В комнате запахло металлом и машинным маслом.

— Прохлаждаетесь, господа! — сердито начал котельщик, косясь на пачку папирос, лежавшую на краю стола. И закашлялся, прикрыв рот широкой, огрубевшей в работе ладонью. — Ото будь воно неладно! Курить душа просит.

Морозов заулыбался, подвигая пачку.

— Курите.

— Дякую. — Колючий посетитель удовлетворенно затянулся пахучим дымом, крякнул с веселинкой: — Гарным тютюном балуетесь! Одним словом — господа!

Бижевич во все уши слушал. Нервные пальцы его барабанили по столу.

— Вы о чем это, товарищ? О каких господах?

— А ось чего. Приходят люди, а дела не делают — толкутся попусту. — Котельщик повысил голос, сердито надвигаясь на Бижевича. — Слесаря байки сказывают, а паровозы стоят! Ленин як казав насчет ремонта паровозов? Шаги коммунизма!.. А у нас шо? Анисий та Супрун соловьями заливаются насчет москалей…

— Как фамилии соловьев? — спросил Морозов.

— Крученый та Коваль. Поганые дела делаются. Машину за ворота, а вона обратно — ломается на полдороге. Бачилы, мабуть, уси пути заставлены вагонами. Вид чого така справа? Паровозов черт-ма! Кому такэ дило треба? Ворогам Радянской власти. А вы пузо чешете та табаки раскуриваете! Ленин сам на субботники ходит. А вы покуриваете, чеки-и-исты! А видкиля ветер дует? Крученый та Коваль при петлюрах с плеткой ходили. Кумекаете?..

Бижевич ерзал на скамейке от нетерпения, что-то быстро записывал, остро поглядывая на рабочего.

Котельщик поднялся.

— Так я пийшов. Кумекайте!.. Будь твоя ласка, папиросу ще.

Морозов от души расхохотался, подавая ему папиросу. Усмехался и рабочий, подмигивая Бижевичу. Когда за ним закрылась дверь, Юзеф Леопольдович вскочил, как на пружинах.

— Брать надо! Кто еще у вас на учете из петлюровцев?

— А может, не стоит горячиться, Юзеф Леопольдович!.. До самых корешков докопаться. А петлюровцы бывшие — вот они.

Тимофей Иванович подал Бижевичу папку.

Папка пополнялась ежедневно: возникали новые имена, новые предположения. И все же, по убеждению Морозова, отдельные железнодорожники случайно попадали под влияние националистов. Вот с такими и хотел разобраться Тимофей Иванович. Потому-то и оттягивал аресты. Его единомышленником был и Скрипченко, непосредственно изучающий Якименко и его компанию. Они сто раз, быть может, взвешивали все «за» и «против» прежде, чем занести человека в список подозреваемых…

А Бижевич торопил. Торопили и события. Красная конница гнала банды Тютюника и Палия к границе. Малая война требовала четкой работы железных дорог. А составы застревали. И в Долгушине кто-то путал документы, заставляя вагоны с фронтовыми грузами неделями блуждать по тупикам. Кто-то передавал шпионские сведения бывшему петлюровскому офицеру Коржу, засевшему в лесах Криворожья, и его молодчики налетали, громили станции…

Морозов встретился с Зиной Очерет. Девушка возмущалась:

— То не самодеятельность, то гнездо гадюк! Поют фальшиво: Украина-ненька! А остальные — кацапы та жиды. Аж противно слухать. Кажу Якименко: «Гарно шо Радянская Россия помогает гнать полячишек Пилсудского!» А вин мэни: «У Москвы свои заботы, а у нас — инши! Мы и сами краще москалей управимся со своими делами». За сценой собираются. Мов, комнату для библиотеки налаживают. А сами шушукаются. И новый завхоз с ними якшается. Кажуть, шо вин сам из махновцев. Проверьте, Тимофей Иванович! Вин робыв котельщиком в депо. Прикидывался, мабуть!..

Скрывая довольную улыбку, Морозов обещал:

— Проверим, Зина, все проверим. А ты, Зинуля, запоминай все, во все глаза смотри. Враги там, Зина!

— А мы спиваемо новую писню про паровоз та коммуну. Прийшли бы. Тимофей Иванович. — Девушка заулыбалась, и на щеках ее появились ямочки. Солнце заиграло в ее монистах.

Тимофей Иванович бережно пожал ей руку.

— До побачення, Зина!

Девушка перебросила толстую косу за спину и легко пошла, все так же загадочно улыбаясь. И Тимофей Морозов, улыбался, оставшись один. На сердце было хорошо. Ведь ему шел лишь двадцать третий год! И ни Морозов, ни сама дивчина тем более, не думали, что это была их последняя встреча.

Тимофей Иванович вызвал коменданта ЧК и приказал передать в клубную библиотеку все книги, реквизированные у контрреволюционеров.

— Сегодня же к вечеру отвезите.

— А кто там примет?

— Зина Очерет.

— Есть!

На следующий день был назначен общий сбор драмкружковцев в зале клуба. Пришло человек двадцать. И Зина пристроилась на последней лавке. Говорил Якименко:

— Наши ряды растут. Но мы должны привлекать больше железнодорожников, знающих украинскую мову. Вот вы, Крученый, наш активист, кого пригласили?

Анисий Ефремович встал, одернул форменный пиджак и назвал несколько фамилий.

— Де ж воны, Анисий Ефремович?

— Працюют, Петро Захарович. Они надежные.

Потом докладывали Коваль и Купирядно. Они вставали, как на военном совете. Называли фамилии. Зина — вся внимание! Якименко дошел и до Осликовского:

— Как разучиваются роли, Вацлав Казимирович?

— Усиленно. Но кое-кто провалился на первой пробе. — И Осликовский многозначительно посмотрел на своего руководителя, пощипывая бакенбарды.

В зал вошел новый завхоз. Глаза колючие, быстрые.

Якименко поспешил ему навстречу.

— Свои дела мы решим потом. Вот освещение слабое, товарищ завхоз. Нас на сцене зрители не видят.

— Уладим, Петро Захарович. Растет кружок?..

Якименко угодливо поклонился.

— Стараемся, товарищ.

— Ну и свет зробым. — Завхоз обратился к Зине: — Книжки получила, товарищ Очерет?

— Ага. Сортировать треба.

— Скорее делайте! Нужно народу нести культуру…

После репетиции Зина долго разбирала книги. И все припоминала фамилии, названные Якименко. Большинство из этих людей она знала давно. Неужели они пошли против Советской власти?..

Уже погас свет во всем клубе. Комната освещалась уличным фонарем, стоявшим под окном. Вот, наконец, последний томик водружен на место. Зина присела на табуретку и с радостью оглядела полки. Тишина в клубе. А вот откроется библиотека, и голоса в ней будут допоздна. И Зине представилось, как она выдает книжки и довольные люди уходят из клуба по домам. А прочитав интересную книгу, станут делиться с ней, с библиотекарем Зиной, мнениями. И хвалить: «Спасибо, комсомольцы, постарались!» А потом книг станет еще больше. Зине дадут помощников, а потом ее пошлют учиться… И почему-то рядом с собою она всегда видела серьезного Морозова. Не улыбнется, брови нахмурены, слова строгие…

И вдруг в тишине девушке почудились голоса. Зина испуганно затаилась. И в самом деле, тихо говорили за фанерной перегородкой, в соседней комнате.

— Завхоз очень внимателен… Чего это котельщик ни с того, ни с сего в клуб подался?..

Зина приникла к стенке. Но голоса затихли. Девушка прокралась к двери. Снова голос:

— Осликовский казав, що Зинку вызывали в Сечереченск.

Очерет в темноте двинулась еще ближе к двери соседней комнаты. И тут заскрипела половица. Разговор замер.

— Хто тут? — встревоженно спросил Якименко.

У Зины отнялись ноги. Но она совладела со страхом.

— Это я, дядя Петро. С книжками вожусь. — Девушка шагнула назад и опрокинула стул. Грохот, как от взрыва.