Наше величество Змей Горыныч - Ирина Боброва

Царь догадался, что так рассердило среднюю дочь, и недовольно поморщился. Ну не царь Садко, не царь! Он даже не королевич, на худой конец.

Тут к царю подбежал дружинник и протянул китайский бумазейный лист.

– Срисовали, царь-батюшка, – доложил он.

– А что это за темная точка? – поинтересовался царь, рассматривая рисунок отпечатка, который оставил на краю поляны неведомый агрессор.

– Это дыра, в которую вы с воеводой упали, – отрапортовал бравый дружинник. – Корень древесный из земли супостат выворотил, вместе со стволом и ветвями.

– И все равно непонятно – какие-то обрывистые линии, силуэта нет. Видно, что зверь какой-то, но вот какой? – Вавила сдвинул набок корону и в раздумье почесал макушку.

– На змея похоже, – предположил Иванушка-дурачок, который всегда находился в радиусе десяти метров от Василисы Премудрой.

Царь Ивана-дурака не любил. Так-то, конечно, он парень неплохой, но в мужья царской дочке не годился. Тем более самой любимой. Царь-батюшка давным-давно для себя решил, что отдаст Василису только императору. Он нахмурился и ответил Ивану:

– Откуда ему взяться, если в наших краях змеев отродясь не было?

– Это не змей, а динозавра доисторическая, – снова блеснула интеллектом Премудрая. – А что рисунок обрывистый, так отпечаток сверху надо смотреть, чтобы правильно срисовать. Сверху картина целой будет.

– Дело говоришь, дочка, – согласился Вавила, и вся компания направилась к высокому дереву, что росло на краю леса, за ивняком, как раз над полянкой.

Дружинники перекинули веревку через крепкий сук, приладили сиденье. Сильные руки молодцов потянули за один конец веревки, а царь в люльке, привязанной к другому концу, взлетел под крону дерева.

– Что там видно?! – крикнул Потап.

– А ничего, – прокричал в ответ царь-батюшка, – затоптали всю поляну, так что ничего и не видно!

– И не слышно тоже, – проворчал кто-то рядом с царем.

Тот повернул голову и увидел на соседней ветке Лешего. Леший был сердит, его сучковатое лицо светилось недовольством. На лбу шишки величиной с кулак вылезли, кончик носа был обломан. Костюм, сшитый из зеленых листьев, сильно помят и местами разорван. Вид у Лешего, который среди местной нечисти слыл чистюлей и аккуратистом, был, мягко говоря, очень непрезентабельный. Лесной хозяин нахмурился и сердито продолжил:

– Покою от вас нет! Давеча твои девицы такой визг учинили, что березы попадали. На меня, между прочим, и попадали.

– Что ты несешь, Лесовик? – вступился за дочек Вавила. – Невозможно так визжать, чтобы деревья падали. Поди, кроты нор понарыли, корни подпортили! Не бывает так, чтоб от девичьего визга что-то падало. Пушинка не упадет, а ты говоришь – деревья!

– А спорим, что бывает? – Лесовик хитро блеснул глазами. – Пусть твои дочки повизжат. Ежели свалится что от их визга, то ты мне молочко будешь цельный год кажон день поставлять. А ежели нет, то я тебе на царское подворье мед да ягоду с оказией отправлять буду. Идет?

– Идет, – согласился царь-батюшка, – вот только посмотрю, что за зверь такой след на поляне оставил.

– А чего рассматривать, – перебил его Леший, досадуя на задержку, – Горыныч это. Давненько его в наших краях не было. Ну что, спорим?

Лесной хозяин имел большой недостаток – очень азартен был. Но так уж планида его распорядилась, что всегда споры те выигрывал. Потому Лешачиха, супружница его, против азартности Лешего не возражала, а, наоборот, даже приветствовала. Да и кто бы возражения имел, если на подворье от того недостатка знатная прибыль шла? Так, если со стороны прибыли азартность Лешего рассматривать, то и недостатком-то ту черту характера не назовешь. Вот и сейчас, стоило только зеленому хитрецу спровоцировать спор, как глазки его черные заблестели, под носом улыбка плутовская расплылась, а на лице появилось выражение удовольствия.

– Эх, была не была! – Царь размахнулся и ударил по протянутой крючковатой ладони Лешего. – Дочки мои, конечно, создания шумные, но чтоб визгом предметы двигать – это ты, Лесовик, загнул. Эх, возить тебе, Леший, мед на мое подворье!

И ведь выиграл бы любящий отец спор, если бы не белая мышка. Дело в том, что придавленная и испуганная альбиносиха выбралась из осыпавшейся под каблуком воеводы норки и, пытаясь смыться с многолюдной полянки подальше, запуталась в юбках Елены Прекрасной. Она долго карабкалась вверх по складкам и, естественно, попала в тупик. Потом мыша сообразила, что ползти надо вперед, а не вверх, и стала прогрызать дырку за дыркой в тяжелой ткани. К сожалению, в пространстве мышка уже совсем не ориентировалась и поэтому даже не предполагала, что прокладывает путь не в ту сторону. Уже совсем испугавшись за свою жизнь, полузадохнувшаяся мыша наконец проделала дыру в последней юбке царевны и вцепилась в единственное темное пятнышко на фоне белого живота Елены.

Царевна завизжала.

Дружинники, выпустив веревку, зажали руками уши.

Царь упал.

Леший, который по-прежнему сжимал ладонь царя Вавилы, тоже.

Елена Прекрасная визжала бы очень долго, но воевода Потап обхватил девицу и залепил богатырской ладонью пол-лица. Визг, естественно, прекратился, а Потап вдруг понял, что впервые обнял любимую, – и остолбенел. Он растерялся до такой степени, что забыл убрать руку от лица царевны. Елена Прекрасная извивалась, пытаясь вырваться из медвежьих объятий воеводы, она дрыгала ногами и мычала, пытаясь что-то сказать, но воевода словно окаменел. Именно поэтому царевна не смогла объявить во всеуслышание, что именно открылось ее глазам.

А видела Елена Прекрасная Змея Горыныча, который пролетал над поляной, зажав в когтистых лапах корову. Ее корову!!! Ту самую, которую она собиралась выменять на заморские серьги у купца Садко.

Глава 4

МНОГОЯЙЦЕВЫЕ БЛИЗНЕЦЫ

Змей Горыныч во дворец хрустальный влетел, корову опустил и сам приземлился.

– Ну и зачем же ты, маленький, животину в дом приволок? – спросил его Дворцовый, только что начистивший в зале полы. – Чего скотина мучиться будет?

Корова только твердь под копытами почувствовала – сразу попыталась сделать шаг. Копыта заскользили и разъехались в разные стороны. Несчастная животина выпучила глаза, разинула в удивлении пасть и попыталась собрать ноги в кучу. Эффект получился обратный – теперь она ехала по скользкому хрустальному полу на брюхе и отчаянно мычала. А глаза у животины были выпученные и такие удивленные да несчастные, что Умник от сочувствия всхлипнул.

– Ладно, батя, погорячились чуток, – сказал Старшой и с укоризной взглянул на Озорника.

Средний брат глаза поднял, сделал вид, что потолок рассматривает.

– И то верно, – одобрительно кивнул Дворцовый, – поставьте где взяли, чтобы шуму не было, да и обвинений в том, что сын у меня на руку нечист, тоже.

Дворцовый говорил справедливые слова, оттого головы змеиные сникли. Братья смотрели в пол и виновато молчали.

– И потом, я так понял, что вы свататься полетели к царским дочкам, – Дворцовый посмотрел на распластавшуюся по полу корову и хмыкнул, – а это, как я подозреваю правильно, совсем не царевна. Даже очень не царевна! Я царских дочек с малолетства наблюдал. – Он погладил бороденку, снова хмыкнул и продолжил: – Так вот, они совсем по-другому выглядят, ибо безрогие.

Упрек был справедливым, и возразить Горынычу было нечего. Но Старшой вдруг рассмеялся, да и говорит:

– Ничего, тятенька, мы второй заход сделаем! В первый-то никого в тереме не застали, а к пруду лесному, где семейство царево в тот момент отиралось, приземлиться не додумались!

Повернулся Змей и, с боку на бок переваливаясь, пошел было к балкону, чтобы задуманное в жизнь претворить. Но Дворцовый остановил его:

– Ну куда ж ты без подарков-то? Не положено с пустыми руками к невестам лететь!

Для Дворцового его сыночка самым лучшим был, и потому у него даже и мысли не возникло, что такой красавец, как Горыныч, может получить от ворот поворот. Скорее он считал, что это царевны не слишком хороши для его воспитанника. А потому, не сомневаясь ни капельки, приготовил он сундук добра – подарки девицам туда сложил. И чего там только не было! И платья заморские, золотом и серебром расшитые да разукрашенные самоцветами. И венцы на голову заграничные, какие диадемами зовутся. А уж бус, и монист, да перстеньков с серьгами – и вовсе без счету.

– Вот, – похвалился Дворцовый, – таких подарков в царском тереме отродясь не видели. Для тебя берег, сыночка!

– Спасибо, батюшка! – рявкнул Горыныч.

Подхватил он в лапы кованый сундук, на балкон вышел да ринулся с него в небесную синь. Полетел он сначала к лесному пруду, справедливо рассудив, что в царских хоромах пройдет сватовство или на берегу пруда – нет разницы.

У пруда уже никого не было, поэтому Змей направился к Городищу.

Сокол, заметив Змея, решил держаться подальше, чтобы снова не попасть под удар, но тут он углядел мышу. Дело в том, что Змей Горыныч решил приземлиться в огороде, как раз там, где наглая альбиносиха самозабвенно грызла морковь. Представив, что сейчас от врагини не останется даже мокрого пятнышка, сокол похолодел. Если мыша погибнет, то он, сокол, всегда будет считать себя неудачником и лишится шанса отмстить за издевательства. Такого гордая птица допустить не могла.