Атрибут власти - Чингиз Абдуллаев

– Да. Поляки любят наш театр и наших журналистов. Они просто всех нас любят. И хорошо за это платят. Вы из налоговых органов?

– Почти угадали. Курылович предлагал вам конкретные темы?

– Предлагал. Просил обратить внимание на схожие случаи во Франции и в Италии, где освобожденных заложников-журналистов по возвращении домой встречали главы государств. Я думаю, это хорошая традиция. А как вы считаете?

Оба «взломщика» проигнорировали его вопрос и лишь переглянулись.

– Когда вы должны с ним встретиться в следующий раз? – спросил первый.

– Не знаю. Он мне должен позвонить.

– Сколько вы уже получили от него денег?

Напрасно они это спрашивают. Он все равно не назовет точной цифры. Никому на свете.

– Около ста тысяч. – Хватит с них и этой суммы.

– Не больше? – усомнился первый.

– Возможно, чуть больше.

– Насколько больше?

– Не помню. У меня в голове нет бухгалтерских книг. Обычный заказ. Что вам от меня нужно?

– Ничего. Больше ничего. Вы можете назвать номер телефона Курыловича?

– Он у меня в записной книжке. Я могу принести. Она в кармане…

– Не беспокойтесь, – вмешался второй мужчина и поднялся, – я сам принесу.

Холмский опять испугался. В кармане его пиджака лежало несколько тысяч долларов. За такие деньги в городе могут убить несколько раз. Второй мужчина вернулся с его записной книжкой. Холмский взял ее, назвал номер телефона.

Тогда поднялся и первый:

– Надеюсь, вы все точно поняли: никому ни одного слова. Это и в ваших интересах, господин Холмский. Ни одного намека на наш сегодняшний разговор. И продолжайте выполнять все указания пана Курыловича. Вам ясно?

– Да. – Холмский вдруг подумал, что, если они уйдут, это будет самая большая удача в его жизни.

Мужчины, не прощаясь, вышли из комнаты. Послышались звуки открываемых замков входной двери. Затем она захлопнулась. Холмский почувствовал, что дрожит. Он не верил, что все закончилось. Поспешив к входной двери, снова запер ее на все замки. Но и тогда не почувствовал себя в безопасности. Ему казалось, что эти люди способны войти сквозь стены. Или снова открыть его входную дверь.

Он задернул тяжелые шторы на всех окнах. Подбежал к пиджаку, проверил деньги. Все доллары были на месте. Неизвестные не взяли ничего. Это его немного успокоило, но затем еще больше насторожило. Этих людей не интересовали его деньги, им было важно расспросить его обо всем. Откуда они взялись и почему так странно себя вели? У Холмского поднялось давление, сильно заболел затылок. Он снова прошел к входной двери, проверил замки. Затем принес стул из столовой и поставил его у входа.

Наконец вернулся в спальню, залез под одеяло, но успокоиться никак не удавалось. Ему было холодно. Через некоторое время Холмский вылез из постели, накинул на плечи одеяло, прошел в столовую. Он никогда не пил и не держал для себя в доме спиртного, однако помнил, что в баре стоит бутылка какого-то рома. Александр Яковлевич достал ее, отвинтил крышку и выпил прямо из горлышка. Ром был густой, тяжелый и очень горький. Холмский закашлялся и с отвращением вернул бутылку на место. Возвратившись в спальню, достал из шкафа еще одно одеяло. Его по-прежнему бил озноб.

– Сволочи! – громко проговорил Холмский, словно они могли его услышать. – Сволочи! – повторил он еще громче и повернулся на бок.

В эту ночь ему снились кошмары.

ПОЛЬША. ВАРШАВА. 25 ФЕВРАЛЯ, ПЯТНИЦА

Это был один из самых плохих вариантов, какие только можно вообразить. Если бы заказчик оказался из любой другой страны Европы, его можно было бы взять под наблюдение или поручить заботам местных спецслужб. В Западной Европе сработал бы вариант обращения к сотрудникам Интерпола. В Белоруссии, Молдавии, Украине с заказчиком вообще не предвиделось бы особых проблем. Самые сложные отношения традиционно существовали со странами Прибалтики и с Польшей. И, как назло, Ежи Курылович жил в Варшаве, а передача денег должна была состояться уже завтра в Таллине.

Было понятно, что похитители Абрамова намеренно выбрали столицу Эстонии, с которой у Москвы натянутые отношения. Но если до завтра у них еще было время, то сегодняшняя поездка в Варшаву не сулила ничего хорошего. Курылович был достаточно известным человеком, и любая попытка его задержать или даже взять под наблюдение вполне способна обернуться международным скандалом с последующими громкими обвинениями в адрес Москвы во вмешательстве России во внутренние дела соседей.

Именно поэтому в Варшаву срочно откомандировали двух опытных сотрудников ФСБ, которые должны были как можно более скрыто провести проверку на месте, взяв под наблюдение польского журналиста Ежи Курыловича. Им отчасти повезло.

Курылович проснулся, как обычно, в первом часу дня. С тех пор как Зося ушла от него, он жил один. У него сильно болела голова, так как накануне он явно перепил с друзьями, отмечая день рождения Януша. И зачем нужно было столько пить?

Он прошел в ванную и подставил голову под холодную воду. Это иногда помогало. В его трехкомнатной квартире был тот самый «творческий беспорядок», который якобы характерен для деятелей искусства, журналистов и коммивояжеров. Почему-то разбросанные вещи, небрежно расставленная мебель, валяющееся повсюду грязное белье и немытая посуда на кухне у них считается «творческим беспорядком», тогда как такое же отношение обычного человека к своему жилью называется элементарным свинством.

Курылович вышел из ванной, прошел на кухню. Он был абсолютно голым, не потрудившись надеть даже нижнее белье. Достав таблетку растворимого аспирина, бросил ее в стакан, налил воды. Подождал, когда таблетка растворится, затем сел на стул и залпом выпил лекарство. Это иногда помогало. Хотя все равно не нужно так напиваться.

Итак, сегодня пятница. Курылович мотнул головой. Деньги, которые он привез последний раз, уже закончились. Как все это глупо устроено! Чего он тогда испугался Дзевоньского и взял вместо положенных тридцати тысяч только пять? И вот за семнадцать дней умудрился их растратить. Куда они разошлись? Ну, сначала позвонила Марыня, его первая супруга, и ультимативно потребовала, чтобы он оплатил обучение их дочери. Девочке уже шестнадцать, она учится в престижной частной школе. Пришлось отдать ей две тысячи долларов. Потом он послал деньги Эмилии, второй своей супруге, с которой формально еще не развелся. Кажется, пятьсот долларов. Сто дал в долг Мареку, еще двести потратил в ресторане на день рождения Зоси. Купил себе две новые рубашки… Ах, да, еще ему пришлось сменить старые покрышки на «Фольксвагене». Зимой нельзя ездить с такими покрышками. В общем, по мелочам все и разлетелось. Конечно, у него есть деньги в банках и в ценных бумагах, но пять тысяч лежали такой уютной пачкой в ящике письменного стола. А теперь совсем нет денег. Наверняка еще и Зося умудрилась вытащить несколько бумажек, беззлобно подумал Курылович.

Сегодня уже двадцать пятое февраля, вдруг вспомнил он. Так, а почему же не звонит Дзевоньский? Между последними двумя приглашениями в Москву прошло десять дней, а теперь – уже восемнадцать. Или им больше не нужны услуги Курыловича? Может, они сами вышли на Холмского и решили, что будет дешевле непосредственно иметь дело с ним? Этот тип может спокойно его сдать, если ему пообещают лишних хотя бы тысячу долларов. Абсолютно беспринципный жулик. Курылович огорченно вздохнул и поднялся. Нужно ждать, когда ему позвонят. Обидно терять такой бизнес. А в тот раз все же следовало проявить больше мужества – забрать свои тридцать. Никогда больше он не станет так глупо поступать. Испугавшись Дзевоньского, потерял не только двадцать пять тысяч долларов, но и дальнейшие перспективы на сотрудничество с этим польско-бельгийским бизнесменом, почему-то так интересующимся русскими режиссерами, актерами и журналистами.

Курылович не мог знать, что за его квартирой уже наблюдают приехавшие из Москвы сотрудники ФСБ, которых привез на своей машине сотрудник посольства. Квартира Курыловича находилась на третьем этаже старого дома, и на ее оконных проемах уже были закреплены на мягких присосках небольшие резисторные улавливатели шумов, способные обеспечить прослушивание всего помещения.

Огорченный Курылович пошел одеваться. Иногда приходится вспоминать, что ты журналист, и соответственно выдавать какие-нибудь глупые репортажи для своей газеты. Его счастье, что главный редактор – родной дядя Эмилии. Только поэтому он и не разводится с этой стервой, ведь не выгонит же дядюшка с работы мужа любимой племянницы. Если вспомнить, как он начинал, то раньше подпись «Ежи Курылович» стояла под самыми громкими разоблачительными статьями. Но потом его стали покупать. Сначала – приглашать в рестораны, делать дорогие подарки, затем откровенно предлагать деньги. И он начал работать совсем по-другому. Теперь его не слишком интересовал сам материал, ему было важно узнать позицию заказчика. И даже если Курылович находил данную позицию неприемлемой, он все равно исправно отрабатывал свой гонорар. Моральные категории его более не волновали. И тогда он просто перестал существовать как независимый и достаточно самобытный журналист, а стал обычным писакой, работающим на заказ. Его не обижало, когда он читал о себе в газетах заметки, в которых упоминался под таким прозвищем. Иногда появлялись эпитеты и похлеще. Но к тому времени он уже оброс кожей слона. И его интересовали только гонорары, а вовсе не отзывы о нем коллег. Можно сказать, что Курылович поменял мораль на «золотого тельца», а изменяя морали, невозможно сохранить совесть. Поэтому он особенно и не переживал.