Добро пожаловать в NHK! - Тацухико Такимото

Я работал, затем запирался дома, снова зарабатывал на жизнь и снова запирался. Так я и жил, и с какой-то пугающей скоростью пролетало время. Пока я продолжал работать, наступила зима.

Это была зима пятого года моей хикикоморской жизни. Этот год был особенно холодным — возможно, потому что я давно продал свой котацу в секонд-хэнд. Даже с ног до головы завернувшись в одеяло, я всё равно дрожал от холода. Поэтому я решил попробовать использовать ноутбук, который отдал мне Ямазаки перед отъездом, в качестве грелки.

— Это древний ноутбук, с процессором Pentium 66 МГц. Не хочу его тащить с собой, так что я собирался его выбросить. Но лучше я отдам его тебе, Сато, — сказал он.

И с этими словами он уехал.

Я положил ноутбук себе на живот и включил. Громкое жужжание возвестило, что он заработал, и на экране появились анимешные обои. Так как ноутбук был очень старой модели, он просто чудовищно нагревался. Скоро я согрелся и начал засыпать.

И тут я заметил на экране знакомую иконку.

Это, похоже, был исполняемый файл для эроге, которую делал Ямазаки. Наведя курсор на него, я открыл файл. Жёсткий диск загудел. После долгой загрузки началась игра.

Я играл в неё несколько часов. А потом я понял… Понял, что это была ужасная, ужаснейшая игра.

Её жанром была RPG, но это была жуткая дешёвка, в сотую часть от первого Dragon Quest’а.[50] Это была уже вовсе не эроге, а сценарий был крайне нелепым, по сути, это было что-то вроде «странствия во имя любви и юности, в которое отправляются воины, борющиеся с гигантской злобной организацией». В игре рассказывалась история про обычного молодого человека, который становится воином, чтобы бороться со злом и защитить героиню. Этот полный надежд сценарий иногда просто забывал про игрока, бессмысленно продолжаясь, продолжаясь и продолжаясь.

Я был потрясён.

Да ну, какой придурок мог написать такой тупой сценарий?

Это был я. Я и был тем самым человеком, кто написал оригинальный сюжет для истории.

Мне стало грустно. Это была горько-сладкая грусть, потому что я окончательно понял сценарий этой игры: борцы сражаются со злом.

Мы явно жаждали этого; мы хотели бороться со злобной организацией; мы хотели бороться со злодеями. Если бы разгорелась война, мы бы сразу присоединились к JSDF[51] и стали бы солдатами-камикадзе. Определённо, это была достойная цель в жизни, да и погибнуть таким образом было заманчиво. Если бы в мире были злодеи, мы бы, определённо, сразились с ними. Сжав кулаки, мы бы сражались. В этом нельзя было усомниться.

Но никаких злодеев не было. В жизни возникали разные трудности, и никаких явных виновников этого не находилось. Это было мучительно.

Наши личные желания стали основой для игры. И по мере её прохождения я осознал, что история на самом-то деле была прекрасная. Она была проста и красива. Фактически прямо сейчас главный герой, сражаясь с очень сильным врагом, клялся защитить героиню.

— Я спасу тебя! — не задумываясь о собственной безопасности, он готов был противостоять исполинскому противнику, и начиналась финальная битва. Я приближался к концу игры.

Для битв были предназначены три команды: «атака», «защита», «спец. атака». Сколько бы я ни атаковал последнего босса, я не мог причинить ему никакого вреда. Естественно, от постоянной защиты тоже не было толка. В конце концов, у меня не осталось другого выхода кроме спец. атаки — последнего смертельного удара. Используя собственную жизненную энергию, я жертвовал собой, чтобы нанести критический урон противнику. Другого способа победить главного босса не было. Так что главный герой игры, сжимая в руке «Бомбу Революционера», собирался применить спец атаку.

Однако, в самое, самое последнее мгновение — в ту самую секунду, когда герой применял спец атаку против главного босса — игра внезапно застыла! Окно с игрой закрылось, и запустился текстовый редактор. Ямазаки, видимо, оставил послание, больше похожее на извинения.

«Действительно ведь не существует иного способа победить огромную злую организацию, кроме как использовать спец-атаку. У вас нет другой возможности победить, не выбрав для себя путь смерти, потому что весь наш мир и есть та самая злая организация. Потому что в ту секунду, когда вы выбираете смерть, мир превращается в ничто, и зло исчезает вместе с ним. И тогда на вас снисходит покой. Но несмотря на это, никакой бомбой я себя так и не подорвал. Это был мой выбор. Нет, не потому что я просто не хотел мучиться, рисуя графику для концовки, и не потому что я и без этого устал делать эту отвратительную игру. Ничего подобного…»

Сначала я попытался разбить компьютер. Но потом передумал. Я видел, как отчаянно трудился Ямазаки над этой игрой, и получившаяся в итоге халтура очень сильно меня задела.

Чем он занимается в эту минуту? Меня внезапно начал беспокоить этот вопрос, но я решил выбросить его из головы. Я не слышал от Ямазаки никаких вестей с самого отъезда и не собирался сам с ним связываться.

Та дурацкая часть моей жизни давно закончилась.

* * *

Снова пришло Рождество. Город сверкал огнями.

Указатель, который я сжимал в руке, тоже светился в темноте. Этой ночью я работал регулировщиком на автостоянке возле недавно открывшегося около станции универмага. Так как въезды были оборудованы автоматическими устройствами для выдачи билетов, мне было совершенно нечего делать. Когда на стоянке было тесно, я оказывал помощь; но каждый раз всё заканчивалось тем, что я размахивал указателем туда-сюда.

Аварий не было, ничего не происходило, и канун Рождества проходил спокойно.

Примерно за час до закрытия магазина подъехала машина. Сама по себе машина была совсем обыкновенной, какой-то японской марки, которую можно встретить где угодно. Но из-за того что свет в салоне машины был включён, я узнал девушку, сидевшую на пассажирском сидении. Я ясно её разглядел.

Поражённый, я попытался как можно сильнее натянуть свою каску на глаза. Машина проехала мимо, значит, меня не узнали. Но я почувствовал, что моя школьная подруга, сидевшая на пассажирском сидении, на секунду посмотрела в мою сторону.

Скорее всего, мне просто показалось.

Моя смена закончилась, я переоделся и положил указатель к себе в рюкзак. Покачиваясь в одном из последних ночных поездов, я ехал домой. По пути я зашёл в круглосуточный магазин, чтобы купить чего-нибудь выпить.

Я решил приобщиться к рождественскому веселью. Поднимаясь по крутой дороге, ведущей домой, я выпил бутылку пива. Я уже давненько не выпивал, так что захмелел я быстро. Пошатываясь, я медленно поплёлся по длинной пологой тропе. Где-то вдалеке сирена скорой помощи пронзила ночную тишину. Я допил вторую бутылку пива.

Счастливого Рождества.

Когда я шёл по парку, я уже едва держался на ногах. Идя осторожно, я пытался держаться ровно, хотя понимал, что это было ни к чему. Я ускорил шаг и начал вилять от столба к столбу. Я споткнулся о камень и чуть не упал. Я шатался и уже собирался упасть посреди дороги, когда прямо передо мной пронеслась машина скорой помощи.

Меня едва не сбили!

Я подумал, что, наверное, нужно было выразить своё недовольство громким пьяным воплем:

— Ах ты …

Я остановился на полуслове.

Машина скорой помощи остановилась перед домом Мисаки. Её дядя выбежал из парадной двери. Он кричал что-то одному из санитаров, которые бежали в дом с носилками. Немногим позже они вынесли безвольно лежащую на носилках Мисаки.

На моих глазах она, её тётя и дядя унеслись на машине скорой помощи с головокружительной быстротой.

Часть вторая

Приближался Новый год. В один прекрасный день я отправился в больницу на окраине. Туда положили Мисаки.

Этим ранним утром, я зашёл в манга-кафе около станции и получил нужную информацию от её обессилевшего дяди.

— Всё же, мне очень жаль, — её дядя беспричинно извинялся передо мной. — Мы думали, ей стало лучше. Она была очень спокойной с тех пор, как бросила школу, а в последнее время вообще казалась счастливой. Хотелось бы знать, было ли это связано с тем, что она задумала. Кстати, откуда вы знаете Мисаки?

— Мы как бы знакомы, — ответил я. Я вышел из манга-кафе и направился прямо в больницу, но…

Я бродил по внутреннему дворику около двух часов. Среди посетителей и пациентов, выходящих на прогулку, я ходил взад и вперёд от главных ворот до переднего входа.

Мисаки лежала в персональной палате на четвёртом этаже в открытое психиатрическое отделение. Неудивительно, ведь она наглоталась снотворного. Это была почти смертельная доза; стоило медикам немного задержаться и могло бы быть слишком поздно.

Не было точно известно, откуда Мисаки достала таблетки, но их мог дать участковый психотерапевт. Однако, чтобы собрать достаточное количество таблеток для удачной попытки суицида, она должна была ходить туда какое-то время. Значит, она сделала это намеренно. Мисаки давно запланировала свою смерть.