Алена и Аспирин - Марина Дяченко

– Молодец.

Она покосилась на него без благодарности.

– Ты научишься раньше, чем через тысячу лет, – сказал он льстиво. – Через пару недель, наверное, уже сыграешь… Она сложная, эта песня?

– Нет, не очень. Она уводит людей за грани этого мира… Иногда поднимает мертвых… А так – ничего особенного. Простецкая мелодийка.

* * *

– Доброе утро, мои милые! Вот и вторник, вот и ди-джей Аспирин снова пришел, чтобы провести много комфортных часов вместе с вами в мягких объятиях…

Он чуть было не поперхнулся. Будто кость застряла в горле и мешала выталкивать слова.

– …«Лапа-радио», – закончил он через силу. – Нас слушают на работе, нас слушают дома… Нас слушает, между прочим, одна очень упрямая девочка, которая считает, что легкая музыка – это плохо… Все мы знаем, что люди пели за работой испокон веков: косили траву – пели… доили коров – пели… Что они пели? Да песни, разумеется, простые песни о своей любви, о своей нелегкой судьбе… или, наоборот, о своей очень счастливой судьбе… Так чем же мы хуже, а, дорогие мои? Раскройте ваши уши – с нами Валерия!

Он не мог отделаться от мысли, что Алена сидит сейчас на кухне перед радиоприемником, и на лице у нее брезгливое внимание. Он никогда не говорил ей, на какой станции работает и как ее найти. Сама отыскала, значит. Понадобилось ей зачем-то.

(– А в клубе ты делаешь то же самое? – спрашивала она мимоходом, всем видом демонстрируя малую заинтересованность в ответе.

– В клубе, – говорил Аспирин, – я занимаюсь творчеством.

– Лепить чужие треки «паровозиком» – это ты называешь творчеством?

Аспирин молча считал до десяти).

– …Что наша жизнь, дорогие мои? Нет, не игра. И не икра. Наша жизнь – вечная возня между предназначением, которое свыше, и необходимостью ежедневно есть хлебушек… желательно с маслицем… Мы любим жить! Почему мы должны этого стесняться? Мы хотим много радоваться, вкусно и красиво есть, следить за модой, мы хотим любить! Для всех, кто влюблен – полчаса любви на «Лапа-радио!»

Он вообразил, как Алена выключает приемник, и ему стало легче.

* * *

В среду было объявлено «шляпное пати». Аспирин совсем забыл о непременном условии вечера – явиться с покрытой головой, но его актуальная цыпа, Женечка, позаботилась о нем заранее и добыла где-то арабский клетчатый головной убор. Аспирин поторчал немного среди ковбойских, корейских, оперенных и ощипанных шляп, ему стало неловко и скучно. Подвернулась молодая журналисточка, заулыбалась, неумело целясь в Аспирина старомодным диктофоном; будь она чуть поплоше, он послал бы ее по матушке без зазрения совести. Но она была свеженькая, налитая, белки наивных глаз – без единой красной прожилочки; Женечка, притащившая Аспирину клетчатый мусульманский платок, заревновала.

Гудел танцпол под десятками ног. Мельтешили огни. Все-таки у «Фантома» проблемы со стилем, что-то в нем есть от деревенской дискотеки; Аспирин увильнул от Женечки и от этой, второй… как ее? Желание закончить вечер «в постели с Мадонной» сменилось жаждой тишины и покоя.

Снаружи шел дождь.

Уже выехав из переулка, Аспирин вспомнил, что Алена в филармонии. Что до филармонии от «Фантома» рукой подать. И что концерт должен был кончиться минут пять-десять назад.

…Он оказался прав.

Чинная публика расходилась, поблескивали черные зонты, перепончатые, как крылья мастера Дракулы. Под нешироким козырьком у входа стояла, прижимая к груди Мишутку, девочка в мешковатой дешевой куртке.

Он забыл о Мишутке. Как так? Просто вылетело из головы. Но не возвращаться же теперь…

Он подъехал к самому входу.

– Садись. Быстро. Тут стоянка запрещена.

Она нырнула на заднее сиденье.

– Спасибо, – сказала, кажется, искренне. – А то этот дождь… И уже поздно…

В молчании проехали центр, залитый огнями, все еще людный. Чем ближе к дому, тем чернее делались подворотни, тем жиже становился свет фонарей и витрин.

– Ну и как тебе Шнитке?

Она молчала. Аспирин решил было, что она уже не ответит.

– Знаешь, – сказала девочка, когда он притормозил под мигающим желтым светофором, – когда слушаешь придуманную человечеством музыку… Оно кажется таким… прекрасным. Благородным. Почему?

Проехав перекресток, Аспирин разогнался снова:

– А может, оно на самом деле прекрасно, благородно…

Будто иллюстрируя его слова, прямо перед машиной сверкнул, подрезая, красный «Форд». Аспирин ударил по тормозам. Алену бросило на спинку переднего сиденья. Аспирин повис на ремне.

У «Форда» распахнулись разом три дверцы.

– Едь! – крикнула Алена. – Ехай! Езжай!

«Форд» не давал свободы маневра. Сзади подлетел и притормозил, зацепив бампер, старый «БМВ».

Треснуло боковое стекло. Разлетелось острым градом, застучало по полу, по спинкам сидений. Распахнулась дверца рядом с Аспирином. Его схватили за ворот и потащили из машины:

– Вылазь!

Он заехал кулаком по твердой волосатой морде. На втором ударе руку перехватили.

– С-сука!

От удара сделалось светло, но Аспирин все равно ничего не видел; сзади заверещала Алена.

– Сволочи! Ребенок…

И басовито, на пределе слышимости рыкнул огромный зверь.

В зеркале заметались тени. Завизжал теперь уже мужчина – тонко, как заяц. Что-то шаркнуло по асфальту, что-то выпрямилось во весь рост; силуэт был огромный. Что-то взлетело вверх, как подброшенный тряпичный манекен, пронеслось по воздуху десять метров и шлепнулось оземь.

Затопотали ноги разбегающихся в ужасе людей. Завизжали колеса, дымясь, пытаясь сорваться с места раньше, чем позволяли земные физические законы. Сделалось просторно – как будто и не было впереди никакого «Форда».

Аспирин обнаружил себя лежащим на животе, вниз головой, наполовину в машине, наполовину снаружи. Под ладонями хрустело битое стекло.

Шагах в пятнадцати, на тротуаре, неподвижно лежал очень большой человек, похожий не то на дохлого бегемота, не то на поверженного борца сумо. Свет фонаря омывал его сверху, а снизу расплывалась темная лужа.

«БМВ» торопливо сдал назад.

– Скорее! – кричали над ухом Аспирина. – Что ты разлегся, поехали, быстрее!

Он втянулся в машину. Захлопнул дверцу – посыпались остатки выбитого стекла. Трясущейся рукой взялся за ключ. Завел машину – с третьего раза. Редкие фонари, тусклые огни окон – все поплыло назад.

Аспирина трясло так, что он подскакивал на сиденьи. В зеркальце заднего вида мелькали то блестящие глаза Алены, то плюшевая морда с пластмассовыми пуговицами-гляделками.

В дыру на месте выбитого стекла влетал ветер пополам с дождем. Руль сделался липким от крови из порезанных ладоней. Трясясь и поглядывая в зеркало – нет ли погони, не задумал ли оборотень еще кого-нибудь убить – Аспирин доехал наконец до гаража и нашел в себе силы приветливо поздороваться со сторожем – вот, мол, незадача, то багажник раскурочился изнутри, теперь стекло само по себе вылетело…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});