Стихотворения. Поэмы - Сергей Есенин

1925

Капитан земли[109]

Еще никтоНе управлял планетой,И никомуНе пелась песнь моя.Лишь только он,С рукой своей воздетой,Сказал, что мир —Единая семья.

Не обольщен яГимнами герою,Не трепещуКровопроводом жил.Я счастлив тем,Что сумрачной пороюОдними чувствамиЯ с ним дышалИ жил.

Не то что мы,Которым все такБлизко,—Впадают в дивоИ слоны…Как скромный мальчикИз СимбирскаСтал рулевым

Своей страны.Средь рева волнВ своей расчистке,Слегка суровИ нежно мил,Он много мыслилПо-марксистски,Совсем по-ленинскиТворил.

Нет!Это не разгулье Стеньки!Не пугачевскийБунт и трон!Он никого не ставилК стенке.Все делалЛишь людской закон.

Он в разумеОтваги полныйЛишь только прилегалК рулю,Чтобы об мысДробились волны,Простор даваяКораблю.

Он — рулевойИ капитан,Страшны ль с нимШквальные откосы?Ведь, собраннаяС разных стран,Вся партия — егоМатросы.

Не трусь,Кто к морю не привык:Они за лучшиеОбетыЗажгут,Сойдя на материк,Путеводительные светы.

Тогда поэтДругой судьбы,И уж не я,А он меж вамиСпоет вам песнюВ честь борьбыДругими,Новыми словами.

Он скажет:«Только тот пловец,Кто, закаливВ бореньях душу,Открыл для мира наконецНикем не виданнуюСушу».

17 января 1925

Воспоминание

Теперь октябрь не тот,Не тот октябрь теперь.В стране, где свищет непогода,Ревел и вылОктябрь, как зверь,Октябрь семнадцатого года.Я помню жуткийСнежный день.Его я видел мутным взглядом.Железная витала теньНад омраченным Петроградом.[110]Уже все чуяли грозу,Уже все знали что-то,Знали,Что не напрасно, знать, везутСолдаты черепах из стали.Рассыпались…Уселись в ряд…У публики дрожат поджилки…И кто-то вдруг сорвал плакатСо стен трусливой учредилки.И началось…Метнулись взоры,Войной гражданскою горя,И дымом пламенной «Авроры»Взошла железная заря.Свершилась участь роковая,И над страной под вопли «матов»Взметнулась надпись огневая:«Совет Рабочих Депутатов».

<1925>

Мой путь

Жизнь входит в берега.Села давнишний житель,Я вспоминаю то,Что видел я в краю.Стихи мои,Спокойно расскажитеПро жизнь мою.

Изба крестьянская.Хомутный запах дегтя,Божница старая,Лампады кроткий свет.Как хорошо,Что я сберег теВсе ощущенья детских лет.

Под окнамиКостер метели белой.Мне девять лет.Лежанка, бабка, кот…И бабка что-то грустное,Степное пела,Порой зеваяИ крестя свой рот.

Метель ревела.Под оконцемКак будто бы плясали мертвецы.Тогда империяВела войну с японцем,И всем далекиеМерещились кресты.

Тогда не знал яЧерных дел России.Не знал, зачемИ почему война.Рязанские поля,Где мужики косили,Где сеяли свой хлеб,Была моя страна.

Я помню только то,Что мужики роптали,Бранились в черта,В бога и в царя.Но им в ответЛишь улыбались далиДа наша жидкаяЛимонная заря.

Тогда впервыеС рифмой я схлестнулся.От сонма чувствВскружилась голова.И я сказал:Коль этот зуд проснулся,Всю душу выплещу в слова.

Года далекие,Теперь вы как в тумане.И помню, дед мнеС грустью говорил:«Пустое дело…Ну, а если тянет —Пиши про рожь,Но больше про кобыл».

Тогда в мозгу,Влеченьем к музе сжатом,Текли мечтаньяВ тайной тишине,Что буду яИзвестным и богатымИ будет памятникСтоять в Рязани мне.

В пятнадцать летВзлюбил я до печенокИ сладко думал,Лишь уединюсь,Что я на этойЛучшей из девчонок,Достигнув возраста, женюсь.…………

Года текли.Года меняют лица —Другой на нихЛожится свет.Мечтатель сельский —Я в столицеСтал первокласснейший поэт.

И, заболевПисательскою скукой,Пошел скитаться яСредь разных стран,Не веря встречам,Не томясь разлукой,Считая мир весь за обман.

Тогда я понял,Что такое Русь.Я понял, что такое слава.И потому мнеВ душу грустьВошла, как горькая отрава.

На кой мне черт,Что я поэт!..И без меня в достатке дряни.Пускай я сдохну,Только…Нет,Не ставьте памятник в Рязани!

Россия… Царщина….Тоска…И снисходительность дворянства.Ну что ж!Так принимай, Москва,Отчаянное хулиганство.

Посмотрим —Кто кого возьмет!И вот в стихах моихЗабилаВ салонный вылощенныйСбродМочой рязанская кобыла.

Не нравится?Да, вы правы —Привычка к ЛориганИ к розам…Но этот хлеб,Что жрете вы,—Ведь мы его того-с.Навозом…

Еще прошли года.В годах такое было,О чем в словахВсего не рассказать:На смену царщинеС величественной силойРабочая предстала рать.

Устав таскатьсяПо чужим пределам,Вернулся яВ родимый дом.Зеленокосая,В юбчонке белойСтоит береза над прудом.

Уж и береза!Чудная… А груди…Таких грудейУ женщин не найдешь.С полей обрызганные солнцемЛюдиВезут навстречу мнеВ телегах рожь.

Им не узнать меня,Я им прохожий.Но вот проходитБаба, не взглянув.Какой-то токНевыразимой дрожиЯ чувствую во всю спину.

Ужель она?Ужели не узнала?Ну и пускай,Пускай себе пройдет..#И без меня ейГоречи немало —Недаром легСтрадальчески так рот.

По вечерам,Надвинув ниже кепи,Чтобы не выдатьХолода очей,—Хожу смотреть яСкошенные степиИ слушать,Как звенит ручей.

Ну что же?Молодость прошла!Пора приняться мнеЗа дело,Чтоб озорливая душаУже по-зрелому запела.

И пусть иная жизнь селаМеня наполнитНовой силой,Как раньшеК славе привелаРодная русская кобыла.

<1925>

Собаке Качалова[111]

Дай, Джим, на счастье лапу мне,Такую лапу не видал я сроду.Давай с тобой полаем при лунеНа тихую, бесшумную погоду.Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.Пойми со мной хоть самое простое.Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил и знаменит,И у него гостей бывает в доме много,И каждый, улыбаясь, норовитТебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,С такою милою доверчивой приятцей.И, никого ни капли не спросив,Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

Мой милый Джим, среди твоих гостейТак много всяких и невсяких было.Но та, что всех безмолвней и грустней,Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.И без меня, в ее уставясь взгляд,Ты за меня лизни ей нежно рукуЗа все, в чем был и не был виноват.

1925