Остров везения - Андрей Величко

Я попытался, как мог, представить себе эту картину. Значит, стройная девушка в умеренно открытом платье. Бюст, наверное, где-то размера четвертого или пятого, покрытый черной курчавой шерстью. И окладистая борода лопатой. Нет, пожалуй, на ночь глядя такое действительно лучше не смотреть, да и с утра тоже пусть это Танечкины девочки лицезреют в целях дополнительной закалки нервной системы. А у меня она и без того закаленная, так что обойдусь.

Что интересно, эта история имела несколько неожиданное продолжение. Полночи мне снились бородатые бабы, почему-то до синевы выбритые снизу. Я даже пару раз просыпался чуть ли не в холодном поту, а с утра мы, как и было запланировано, вернулись в Гатчину. Где Мари сразу после завтрака отвела меня в сторонку и заметила:

– А знаешь, на тебя путешествие в десятый век подействовало очень даже благотворно. Ты все утро на меня так смотрел, что я себя снова почувствовала женщиной, а не престарелой королевой-бабушкой! Может, ты туда на подольше будешь ходить? И меня с собой возьмешь, мне тоже не помешает время от времени вести здоровый образ жизни.

Не могу сказать, насколько похожая беседа произошла между императором и королевой-императрицей, а по совместительству еще и госпожой президентом, но на ужин ко мне они явились вместе. И Маша поведала, что тоже хочет на остров Пасхи. Причем свое заявление она сделала, не отрываясь от тарелки, и сожрала за ужин полторы порции макарон по-флотски. А они, между прочим, рассчитывались исходя из моего аппетита, отсутствием которого я не страдал никогда в жизни! Потом вообще выпила бутылку пива, чем повергла в ступор его императорское величество. Мне же оставалось только сделать вывод о явном вреде диеты для женского организма – про мужской я знал и до этого.

Тогда же мы решили, что день через день – не самое оптимальное расписание для путешествий на природу. Лучше будет неделю через неделю, то есть каждую субботу вечером всей компанией двигать на берег Тихого океана.

Я, разумеется, был рад, что супруга решила составить нам компанию. Ведь, в отличие не только от нас с племянницей Машей, но и от своего сына, она никак не могла полностью отойти от привитых с детства сословных ограничений. И даже на шашлыках в Гатчинском парке ни на секунду не забывала, что она в первую очередь вдовствующая императрица и действующая королева. Я, разумеется, не намекаю, что ей следовало немедленно нажраться до поросячьего визга, наподобие тех дам попроще и подешевле, что мы брали с собой на мотопикники в молодости. Но все-таки, например, есть шашлык так, чтобы не дай бог ничего не испачкать, – это уже излишество. И я надеялся, что на острове Пасхи десятого века, где все только свои, ближайшие чужие в трех с лишним тысячах километров, Мари будет чувствовать себя посвободнее.

Так оно и оказалось. К вечеру у моей благоверной даже появилось какое-то странное выражение на лице, которое я поначалу никак не мог идентифицировать, но потом вспомнил: именно такое было во время нашего первого полета на «Святогоре», когда мы поднялись выше облаков. Тогда пятидесятилетняя женщина вдруг стала чем-то неуловимо напоминать девочку, вопрошающую: неужели мы действительно попали в сказку?

– Так оно и есть, – подтвердил я ее невысказанное предположение.

– И главное, я знаю, кто авторы всего этого дела, и ничего против них не имею, – усмехнулась супруга. – А то ведь иногда как бывает – прочитаешь что-нибудь возвышенное, а потом познакомишься с творцом, и остается всего один вопрос. Да как же такой… как он, мог написать такое?

– Ты, дорогая, не соблюдаешь заветов великого мыслителя современности – Козьмы Пруткова, – просветил я супругу. – Не зришь в корень. Иначе давно поняла бы, что писатель – это в первую очередь утонченная артистическая натура, а уж только потом, в свободное от творчества время, – жадная, бессовестная, пьяная и грязная скотина. Не обязательно весь комплект сразу, но как минимум двумя свойствами из перечисленных обладает практически каждый инженер человеческих душ. Есть, конечно, и полные исключения, но их очень мало.

– И еще я вот что хотела спросить, – заметила Мари, немного помолчав. – Мне показалось или наше отбытие сюда действительно было обставлено как-то чуть не демонстративно? Настя собиралась совсем не скрываясь, да и тебе тоже всякие топоры и веревки притащили прямо в кабинет, мимо сидящих в приемной. Что они подумают?

– Наверное, будут строить гипотезы – кого и за что Гатчинский Коршун решил самолично повесить или обезглавить прямо у себя на рабочем месте, – предположил я. – Или еще что-нибудь, не менее правдоподобное. Там же сидели не первые попавшиеся посетители, а уже успевшие обратить на себя внимание. И я надеюсь, что они поделятся своими наблюдениями и выводами с Никоновым, причем далеко не бесплатно. А то ведь я ему такие деньги плачу, что иногда даже заснуть не могу от жадности. Пусть он таким способом вернет обратно большую часть, это положительно скажется на карме. Может, новость покажется ему настолько интересной, что он еще из своих доплатит за подробности. В общем, ты права – мы действительно хотим, чтобы в Федерации узнали о существовании этого мира еще до нашего официального сообщения.

Глава 17

Надо сказать, что в бытность свою советским человеком в партии я не состоял. Потому как не был ни карьеристом, ни офицером, ни дубом, ментальной жертвой вездесущих плакатов «Слава КПСС» и «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». Были, конечно, и тогда умные люди, понимавшие, что коммунизм – это одно, а насквозь прогнившая партия, в корыстных целях использующая святое слово, – совсем другое. Но таковых было настолько мало, что они даже не влияли на статистику. И я, увы, в их число не входил.

Чтобы понять, к чему приводит «невидимая рука рынка» и как на самом деле выглядит звериный оскал либерализма, мне потребовалось всего несколько лет. Остатки иллюзий рассеялись во время кризиса девяносто восьмого года. Впрочем, в партию я и тогда не вступил, не без оснований считая КПРФ прямой наследницей КПСС.

Однако с тех пор прошло много лет, и я, говоря без ложной скромности, еще слегка поумнел, и, главное, приобрел определенный опыт администрирования. В силу чего мне начало казаться, что, пожалуй, в ближайшее время можно будет вступить. В партию, разумеется, а не туда, куда подумали некоторые. Для полного завершения картины оставалось только решить, в какую именно.

К осени двадцать второго года подходящих партий имелось три штуки.

Самая почтенная по возрасту, РСДРП, то есть Российская социал-демократическая рабочая партия, в свое время основанная Лениным, а после раскола на большевиков и меньшевиков возглавленная Плехановым. Недавно Георгий Валентинович умер, и во главе меньшевиков встал Мартов.

В эту партию меня как-то не очень тянуло. И не потому, что настоящая фамилия Мартова звучала как Цедербаум, а рожа ей полностью соответствовала, – вовсе нет. Я совершенно не антисемит, уверяю вас. У меня вообще любимая племянница бессменно работает израильским президентом, и ничего. Просто меньшевики здорово напоминали мне «Яблоко», а Мартов – главу упомянутого фрукта.

То есть ни малейших положительных чувств РСДРП не вызывала.

Марксисты-ленинцы называли себя Всероссийской коммунистической партией большевиков, сокращенно ВКП(б). Вот только кроме многочисленных достоинств эта партия обладала и некоторыми недостатками.

Во-первых, ее руководство сидело в Женеве, а мне этот город всегда нравился даже меньше Брюсселя.

Во-вторых, Владимир Ильич, будучи умнейшим человеком, отлично понимал, по чьей именно вине он и его партия ныне влачат жалкое существование в Швейцарии. Впрочем, кроме ума, Ленин отличался еще и сообразительностью, поэтому никогда не позволял себе высказывать подобные мысли хоть сколько-нибудь публично, но у Татьяны очень хорошая агентура, так что я был в курсе его настроений.

И наконец, численность ВКП(б) немного не дотягивала до трех тысяч человек. Кроме того, почти все левые партии России несколько фривольно трактовали последнюю букву их названия, заключенную в скобки.

В общем, и эта партия на идеал не тянула.

Еще меньше на него походила ВПСС, то есть Всемирная партия социальной справедливости во главе с основоположником марксизма-кисинизма Виктором Ивановичем Кисиным. Тут все было в порядке с идеологией – я, в конце концов, сам писал ее основные тезисы. И численность партии не вызывала нареканий, но лично мне сама партия, особенно во время съездов, здорово напоминала цирк, а ее вождь – провинциального клоуна.

Впрочем, если в пределах досягаемости нет идеала, то это еще не повод опускать руки. Раз нет – значит, его надо сделать самому, причем для экономии сил из подручного материала, только и всего. Поэтому после очередного возвращения с острова Пасхи я открыл толстую папку, где были собраны материалы по коммунистическим и рабочим партиям, и углубился в размышления. Впрочем, предварительное мнение у меня уже имелось. Три партии – это слишком много, одной вполне хватит. Здоровую же конкуренцию прекрасно можно будет обеспечить за счет внутрипартийной грызни, обозвав ее каким-нибудь более приличным словом, но только не демократией – на него в нашей России не только у меня, но и у большинства приличных людей уже образовалась стойкая аллергия.