Ускользающие улики - Патриция Вентворт

Розаменд встала. Ее застала врасплох тетина решимость, и она не смогла придумать убедительных отговорок. Дженни сама себе навредила. Стоит только Лидии Крю рассказать о проделке Дженни, любой будет на ее стороне. Розаменд шагнула к двери. Хриплый голос проскрипел ей вслед:

— Ты поняла меня, Розаменд? В пятницу утром Дженни уедет отсюда.

— Да, — проговорила та и вышла. Что еще она могла сказать? Это ультиматум, и обе они об этом знают. От Дженни избавятся. Если бы у них были деньги и какое-то пристанище, ультиматум действительно стал бы избавлением. Но у них нет ничего. В пятницу утром Розаменд ничего не останется, как отвезти Дженни в найденную теткой школу. Ей же самой вообще ничего не останется.

Глава 27

Розаменд, даже не заглянув в комнату сестры, повернулась и побежала по коридору в холл. Изо всех сил, словно боялась, что Лидия Крю с ее властным хрипением ее настигнет, беспощадная и неумолимая. В той ярко освещенной отвратительной комнате заперт свирепый зверь, и он может в любую минуту сорваться с цепи и помчаться за ней. Розаменд схватила с вешалки под лестницей свое старое пальтишко и, юркнув в боковую дверь, бросилась через сад к роще. Одной в сумерках совсем не страшно. Стpaшен этот ненавистный дом и Лидия Крю. А здесь, в роще, она не услышит се звонка, как бы упорно он ни дребезжал, и капризного зова Дженни тоже. Она еще не готова к разговору с сестрой. Ей нужно время, чтобы настроиться на нужный лад — она должна постараться уговорить се, доказать, что каприз тетки позволит ей пережить массу приключений. Она обязана оградить Дженни от переживаний, а отношение ко всему как к приключению, может быть, хоть как-то смягчит удар.

В роще было совсем темно. В саду еще брезжил сумеречный свет, а здесь деревья обступили ее, окутали своими тенями. Среди них ей было так спокойно… Это были стены ее последнего прибежища. Это ее уголок, здесь можно прийти в себя и все обдумать. Розаменд бродила гуда и обратно вдоль маленькой полянки в глубине рощи. Надо "то-то придумать, и побыстрее, а как хочется хотя бы миг ни о чем не думать, остановиться, забыть о ледяном теткином доме.

Она не знала, сколько времени прошло, когда услышала чьи-то шаги, быстрые и уверенные, явно мужские.

— Розаменд! Ты здесь? — послышался голос Крейга.

На миг она испугалась, как испугался бы всякий обитатель этого лесного царства. Инстинкт повелел замереть, полагаясь на верную защиту тишины. Но когда он снова позвал ее по имени, она превратилась в прежнюю Розаменд, а он — в друга. Она пошла ему навстречу.

— Дженни сказала, что, возможно, ты здесь.

Голос звучал резко и слегка дрожал, потому что минуту назад он вдруг испугался, что она больше не верится, что он ее потерял. Боже, какая нелепость Он обнял ее.

— Ну почему ты убегаешь сюда? Совсем одна? Не нравится мне это.

— Мне нужно… где-то…

— В вашем захламленном доме полно места!

Она покачала головой. Он заметил только само движение, лица же совсем не было видно.

— Мне нужно совсем уходить оттуда, иногда.

— И поэтому ты сейчас здесь?

— Да.

— Розаменд, что случилось?

Она была ему настолько близка, что он сразу чувствовал, когда что-то было не так. И сейчас он чувствовал: грянула беда, хотя и не знал какая. Но ему надо это знать.

Он снова настойчиво произнес ее имя:

— Розаменд!

— Она отсылает Дженни! — выпалила она, судорожно вздохнув.

— Куда?

— В школу в Бринтоне. Она там уже обо всем договорилась.

— Без твоего ведома?

— Ни слова не сказала. Крейг, я знала, что рано или поздно Дженни придется отправить в школу. Но не так ведь — ни с того ни с сего. Даже если бы она была здоровой, я сначала съездила бы туда сама. Никто не знает, что там и как. Какая-то знакомая тети отдала туда детей своей двоюродной сестры, которая умерла. От нее тетя и узнала об этой школе. Ей же все равно, лишь бы отделаться от Дженни, и все — за моей спиной.

— Безусловно, ты сначала должна сама съездить туда, прежде чем отправить Дженни, — успокаивающе сказал Крейг и ощутил, как по всему ее телу пробежала дрожь.

— Не успеть: она все так устроила, чтобы не осталось времени. Велела мне везти ее туда в пятницу, послезавтра! Автобусом из Мэлбери в девять тридцать, все решено. И я ничего не могу поделать. Сила на ее стороне, и она знает об этом. Сила всегда была на ее стороне. У нас с Дженни нет денег. Больше нас никто не приютит, а она больше не хочет видеть Дженни. Ей положено учиться в школе, а мне — оставаться здесь и отрабатывать, на сколько смогу, те деньги, что тетя пожертвует на плату за обучение.

— Ну нет, — твердо заявил он, — этому не бывать, успокойся. Даже мисс Крю можно доходчиво намекнуть, что ей не удастся вот так, в одночасье выставить Дженни.

Почему ты не защищаешь сестру?

Она сжалась.

— Думаешь, я боюсь? Ну да, боюсь, но это бы меня не остановило. Если бы я была одна, ушла бы. Давно бы ушла. Если честно, я вообще не приехала бы к тетке. Здесь как в тюрьме. Но ведь у меня Дженни. Врачи сказали, что ей будет необходим хороший уход. А сколько мне удалось бы заработать? Едва ли достаточно, я ведь ничему не училась. Пришлось бы пойти в прислуги или работать в магазине. А как же я оставила бы Дженни одну на весь день? Я много думала о недорогой школе, чтобы Дженни там понравилось, и я бы устроилась туда на работу. Я о такой слышала. Но теперь ничего не успеть. Крейг, вот ты говоришь, что ей не удастся в одночасье выставить Дженни.

Удастся, и все будут на ее стороне. Понимаешь, она знает о том, что Дженни убегала из дома ночью.

— Как она узнала?

— Она не сказала мне как, но узнала. И конечно это ей на руку. Она говорила, как опасны подобные выходки, что этому надо положить конец. Все, что она говорила, было правильно, то же самое сказали бы все. Но она говорила это не из любви к Дженни, нет. А только для того, чтобы заставить меня подчиниться, чтобы я сделала все, что она велит. Теперь понимаешь, почему я убежала сюда, в свою рощу? К Дженни я идти не могу, пока не успокоюсь. Мне придется объявить ей, что ее собираются выставить. Только не знаю, как это сделать.

Все это время он одной рукой обнимал ее за плечи, и она ни разу не попыталась отстраниться. «А может, она просто не чувствует моей руки», — пронеслось у него в голове. Он взял ее за плечи обеими руками и крепко сжал.

— Розаменд, хватит! Если ты так и будешь повторять, что уже ничего не успеть, тогда мы действительно ничего не успеем. И тогда все пропало. А если ты перестанешь паниковать и послушаешь меня, то все удастся устроить, и очень даже просто. Ты готова внимательно меня выслушать?

— Да, я слушаю тебя.

— Так вот, для начала. Ты еще помнишь, что я просил тебя выйти за меня замуж? Ты не ответила ни «да», ни «нет», а мне не хотелось тебя торопить. Я и сейчас не хочу, поверь. Но дела, похоже, принимают серьезный оборот, и выпутаться из всего можно было бы как раз этим способом. Если бы мы были женаты, никаких проблем: забрали бы Дженни и уехали. У меня есть дом, у меня есть работа.

Все просто как дважды два. Но — тебе решать. Не знаю, говорил ли тебе, что люблю тебя, но, разумеется, ты давно это поняла. Я влюбился еще в твою фотографию, и чем дольше я здесь, тем больше теряю голову, с каждой нашей встречей. Себя я знаю очень хорошо и уверен, что мои чувства будут только усиливаться. Я не рисуюсь и не хочу разыгрывать эдакую мелодраму. Нам необходимо многое обдумать. А теперь — что ты скажешь? По-моему, я однажды уже описал тебе свои недостатки, да и сама ты их наверняка подметила. И сейчас я готов повторить: я буду о тебе заботиться и о Дженни тоже. И даю голову на отсечение, что со мной тебе будет лучше, чем с Лидией Крю.

Так как же?

Невероятно. Но с первой минуты их знакомства Розаменд всегда хотелось рассмеяться в ответ, даже когда он говорил возмутительные вещи, даже когда злил ее, внутри пружинкой дрожал смех, она еле сдерживалась. Дай она волю своему смеху, всей ее гордости и чувству собственного достоинства, которым ее учили с детства, пришел бы конец. Ведь невозможно смеяться и одновременно сохранять чувство собственного достоинства. Это несовместимо. Когда Крейг спросил: «Так как же?» — она всей душой почувствовала, как просто было бы ответить ему «да» и избавиться от всех тревог.

Он неожиданно наклонился и прислонился щекой к ее щеке, не поцеловал, а просто прижался. Неровно дыша, он прошептал ее имя. Она оттолкнула его.

— Нельзя! Нельзя! Это просто нечестно!

— С моей стороны или с твоей?

— С моей, конечно!

— Благодарю покорно за заботу, но я знаю, что делаю. Мы же не торговую сделку заключаем, пойми. Мы говорим о том, чтобы стать мужем и женой — начиная с этого дня — в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас. Это совсем другое. Это значит, что все грядущее принимаем на себя мы оба, и если случится беда, ее опять же переживаем мы оба, и если придет радость, мы же оба ее и разделим. Здесь уже не существует понятий «честно», «нечестно». Лично я увяз в этой пучине по самое горло, а ты, конечно, можешь оставаться на берегу непобедимой и невредимой, но предупреждаю: я никогда не перестану тянуть тебя к себе.