Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

Вика. – И не лезь к нему.

– Почему же не лезь? – улыбнулся Радослав. – Он и не лезет. Мы с ним всего лишь общаемся.

– Твой муж и не хотел быть моим папой! – продолжил Алёша, явно раздражаясь на мать. – Он и не играл со мной никогда. Не разговаривал. Только всегда чего-то велел и говорил: не так! Не то ты делаешь! Ну и бестолковый же ты! А мой папа никогда на меня не ругался… Он был весёлый такой… ну… и есть, конечно. Сажал меня на плечи, я помню. Я же маленький был.

– Нет, но что он несёт? Да не помнишь ты ничего!

– Я лучше тебя знаю, чего я помню, а чего нет! – дерзил сын. – Зачем же ты придумала, что он погиб? Разве такое говорят про тех, кто жив? Разве так можно? Ты всегда мне врёшь!

– Не надо так с матерью, – осадил Алёшу Кук, – она не могла выдавать засекреченную информацию. Чтобы ты не ждал и не тосковал сильно, она так и говорила.

– Теперь мне всё равно. Только я его помню, – или из упрямства, или так оно и было, ответил Алёша.

– Сам же и врёшь! – уловила его мать, – то ты не помнишь его, а оказывается, что помнишь.

– А чем же был плох муж мамы, кроме того, что тебя воспитывал? – спросил Радослав у Алёши.

– Ничем не плох. И ничем не хорош. Он был мне не нужен. Он был рядом, но я с ним не общался. А с папой я всегда общаюсь, в мыслях. И я его помню.

– Да не можешь ты его помнить?! – закричала Вика.

– Я его помню. Он вылитый Радослав. Радослав, я ведь и тебя сразу же узнал. Я где-то тебя видел. Давно…

– Нельзя детям врать! – не удержался Радослав, испытывая сильную неприязнь к Вике. – Они с малых лет должны приучаться к правде, чтобы и потом жить в неведении, что такое ложь.

– Не скажи, – раздумчиво протянула Кук. Видимо, желал поддержать Вику. – Она, правда-то, бывает порой и неподъёмной для души ребёнка. Она лишь на вырост годится порой, правда-то. А то так задавишь душу детскую этой правдой-то, что и сплющишь раньше, чем она повзрослеет и окрепнет. Правда порой и не всякому взрослому по плечу бывает. Так что тут не прав ты, Радослав. Сам-то всегда ли жил по правде?

– Старался, – ответил Радослав.

– То-то и оно, – сделал свой непонятный вывод Кук. Явно намекал на то, что вот внук рядом бегает, а дедушка-то не спешит правду внучку выкладывать. – Артура помню совсем маленьким ещё мальчиком, – ляпнул вдруг Кук.

– Где ж и видел? – без всякого интереса спросил Радослав, наблюдая, как Алёша сделал, что называется, ушки на макушке, при полном внешнем безразличии к разговору взрослых.

– Карина, матушка твоя, показывала… Помню, сидит за её столом, уставленным фруктами, синеглазый такой и худенький мальчик. Гостевой визит, так сказать. Привезла его Карина погостить. Глаз сияющих с него не сводит: «До чего же на Рудольфа похож! Красавец такой же. Только волосёнки тёмные отчего-то. Почему? Мать, вроде, светлая, и отец тоже. А у него тёмные волосы, да ещё с блеском». «Так в деда пошёл», – отвечаю, – «Так бывает. Игра природы. Запустила руку в родовой мешок, что вытянула, то и подарила потомку». Мальчишка-то и говорит: «У моего папы волосы как у меня. И брови тоже чёрные. А у меня брови нету! Мне Дениска говорит, а у тебя брови нету! Где они»? Он так сказал: «брови нету»! И руками развёл, мол, что же это такое? Где же мои брови? Маленький же был, – тут Кук засмеялся. – У него, действительно, волосы тёмные, густые были, а бровей почти не видно, светлые они. Он же деда за отца считал… Но в целом сидел он тихо, притворялся паинькой, а глаза-то озорные. Гляжу, набросал под стол кучу косточек от черешни. Ест, а косточки под стол бросает. Карина жаловалась ещё, что твой отец не следит за ребёнком, и тот вечно чумазый носится сам по себе по саду и близлежащим окрестностям. Я ей: «Карина, это же самое нормальное и здоровое воспитание. Воля важнее назиданий и сковывающей опеки. Я и сам так рос в дошкольном возрасте. И каков орёл?

– Ты же Кук – муж кукушки, – вставил Алёша.

– А где ж она, моя кукушка? – включился в шутливую игру Кук.

– Она на то и кукушка, что не признаёт семейного гнезда, – добавил вдруг, молчащий всё это время, светловолосый Константин.

– Не Кук ты и не орёл, а Ворон, – сказал Радослав.

– Вещий Ворон, – прищурился Кук. – Как там потом с бровями-то? Потемнели они у него?

– Почти чёрные стали, – ответил Радослав. – Густые и даже срослись на переносье. Запомнил… не думал никогда, что ты моё потомство отслеживал…

– Ну, а как же? Мой ученик отбыл в столь далёкую и опасную, длительную командировку, а тут сын его растёт… Ну точно, в линию Ростислава он и пошёл… Хотя и ты темнобровый при светлых мамкиных волосах…

Вероника подняла глаза. Азиатский разрез глаз, хотя и расширенный, придавал её лицу вид невозмутимости. Радослав опять удивился, как когда-то на спутнике, чем именно заурядная женщина привлекает к себе мужчин? Артур, красавчик, был на спутнике не просто её личным другом, а отцом двух родившихся на спутнике сыновей. К настоящему времени старший подрос и остался на Земле. Вика и по возвращении со спутника не попала в утиль, снова вышла замуж. Мысли об Артуре вдруг прошили как иглой. Странное мельтешение близких людей, сращенных судеб в одном замкнутом пространстве.

– Надо ли понимать тебя так, что заявка на усыновление подана? – спросил Кук у Алёши. Тот подошёл к матери. – Ма, мы тут с Белояром поговорили по-мужски, наедине. Ты не будешь против, если Белояр будет мне за отца? Белояр, тебе же не нужна жена. Ты старый.

Мальчик как бы опережал возмущение матери, давая ей понять, что его усыновление не связано с её личным выбором Кука как мужа.

– Кто это старый? – возмутилась Вероника, но совсем не по тому поводу, чего опасался сын. – Белояр один стоит сотни молодых. Он исключительный человек. – И она погрузилась в смакование десерта, давая Куку возможность оценить её высокую оценку его достоинств, знать о которых она, вроде, и не могла, но отчего-то предполагала их наличие.

– Вероника, умница ты моя. Всегда скажешь и сделаешь то, что и нужно, – похвалил её Кук, мгновенно перехватив совместно скептические взгляды Андрея и Радослава в сторону дарительницы комплиментов.

– Бойтесь данайцев, дары приносящих, – сказал Радослав, не любивший Вику на спутнике за