Двойной запрет для миллиардера (СИ) - Тоцка Тала

За дверью слышны шаркающие шаги, и когда распахивается дверь и на пороге появляется Андроник, не могу сдержать радости.

— Калимера, кирие! — чуть не бросаюсь ему на шею.

— Калимера, Каро, — одобрительно усмехается Андроник, — спасибо, что заехала проститься.

— Все-то вы знаете, кирие, — протягиваю разочарованно, на что он заговорщицки подмигивает.

— Еще бы не знать! Ты все правильно делаешь, деточка, — он берет меня за плечи и разворачивает к свету, — поверь старому Андронику.

И тут я уже не сдерживаюсь.

— Разве вы старый, кирие? — хлюпаю носом и бросаюсь ему на шею. Высокий Андроник наклоняется, тянусь к его уху и шепчу: — Простите, дядь Андроник, что обманула тогда с собакой. Мне так стыдно…

— Обманула? — Андроник выпрямляется и удивленно на меня смотрит. — Когда?

— Ну когда сказала, что собаку сбила, — шепчу обескураженно, — не было тогда никакой собаки.

— Как это не было? — Андроник изумляется так искренне, что я окончательно теряюсь.

— Ничего не понимаю, — развожу руками. Кирие подмигивает мне и кивает в сторону комнаты.

— А-ну пойдем, посмотрим.

Совершенно сбитая с толку следую за массивной фигурой. Он достает из угла коробку и протягивает мне. Заглядываю в коробку и ахаю — там сидит маленький ушастый щенок, белый с черными пятнышками.

— Вот тебе и собака, — с удовлетворением кивает Андроник. — А ты говоришь, не было.

Замечаю, что у щенка перемотана лапка. Но он уже мне радуется и виляет маленьким хвостиком.

— Что у него с лапкой, дядь Андроник?

— Так машина же сбила, — кирие достает щенка из коробки и всовывает мне в руки. — Бери, Каро, пусть с твоими растет. Имя у него уже есть.

— Какое? — спрашиваю сиплым голосом.

— Гром.

Я всхлипываю и сильнее прижимаю к себе собаку.

— Хорошее имя, дядь Андроник. Спасибо вам. Спасибо вам за все…

— Ну все, иди, а то развела тут сырость. А у меня травки плесенью возьмутся, — Андроник берет меня за плечи и легонько выталкивает из дома. — Пора тебе, Каро. У тебя теперь другие заботы.

Всю обратную дорогу я реву не переставая. Эйсон косится, но помалкивает, а я прижимаю к себе Грома и вытираю об него щеки. И когда приезжаем домой, вся его шерстка мокрая от моих слез.

Громов

— Марти, дорогой, ты идешь спать? — голос моей жены звучит мягко и ненавязчиво.

Мягко до зубодробильной скуки. Ненавязчиво до отвращения. Но я не должен ей дать это понять, она моя жена. И она беременная.

— Пойдем, ветер прохладный, — она пытается провести рукой по моим волосам, но я перехватываю руку.

— Ты иди, Анна, ложись, я еще посижу.

Она послушно удаляется, ее бедра красиво покачиваются под тонким шелковым пеньюаром, но я равнодушно отворачиваюсь.

Меня это не трогает. Мне не хочется отсюда никуда уходить, тем более с Анной.

Я сижу на террасе роскошного пентхауса и смотрю на океан. Мне нравится вот так сидеть и смотреть. Вечером океан спокоен, издали его поверхность кажется гладкой как шелк. Ветер треплет мои волосы, и только сейчас я ненадолго могу почувствовать себя свободным.

Мы с моей женой прилетели сюда в свадебное путешествие, и наверное, я должен быть рад. Но я ничего не чувствую.

Внутри меня такая же шелковая гладь, тихая и темная. И я не знаю, правильно это или нет.

Если бы не Анна, наверное я бы даже сказал, что я счастлив. Но Анна есть, и я чувствую себя… странно.

Эту женщину я сам выбрал себе в жены. Я с ней спал, она беременна моим ребенком. Но сейчас от одной мысли о том, чтобы лечь с ней в одну постель, меня передергивает.

Срок беременности маленький, и врачи советуют нам воздержаться от секса. И вот я тот самый молодожен, который в свой медовый месяц счастлив, что ему не надо спать с собственной женой.

Я с трудом выношу ее просто в одной кровати.

Но ведь она мне нравилась. Ну нравилась же, да?

Анна показала мне нашу переписку — я называл ее милой, дорогой и зайкой. Отец отдал мне мой телефон, я изучил все его содержимое.

В нем не обнаружилось переписок с другими девушками. Было записано несколько контактов, парочка из них оказалась элитными эскортницами. Остальные просто девушки, с которыми у меня были хорошие отношения. Возможно был секс. По крайней мере, вели они себя очень мило, когда я позвонил. И все были рады меня слышать. С некоторыми мы даже немного поболтали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

С Анной мне не о чем говорить. Я ничего к ней не чувствую, совсем. И ничего не чувствую к своему ребенку. Это ненормально, и об этом я боюсь признаться даже самому себе.

Мой лечащий врач говорит, что в результате аварии у меня могла пострадать репродуктивная система. Но я точно знаю, что как минимум функциональная часть не пострадала ни грамма. Я понял это благодаря той девушке. Каро.

Девушке, которая знала Марка, моего брата. Которая приехала прямо перед моей свадьбой. И с которой я почувствовал все. Ощутил, как восстал весь мой репродуктивный функционал.

Почему я дал ей уехать? Почему не остановил?

Потому что должен был жениться на женщине, которая ждет от меня ребенка. Которую раньше любил. И она не виновата в том, что я потерял память.

Но одно я знаю совершенно точно. Когда Каро развернулась и пошла прочь от нашего дома, я почувствовал как вместе с ней из меня уходит жизнь.

Глава 20

Карина

— Их там двое, тетя Катерина? — спрашиваю, затаив дыхание.

Я лежу на кушетке, у меня в руке телефон с включенной громкой связью. На том конце сети тетя Коллидора и добрая половина поселка. Второй половине просто не слышно, им новости передают по цепочке.

Мама сидит на стуле рядом с кушеткой, папу выставили за ширму, но он оттуда все слышит. И мне тоже слышно, как он сопит за шторкой.

Тетя Катерина папина троюродная сестра, она врач-узист, и сегодня я пришла на плановое УЗИ, чтобы увидеть своих ангелочков.

— Двое, двое. Вот, сама смотри, — тетя Катерина поворачивает ко мне монитор, и я вижу два пятнышка с черными пульсирующими точками. Пятнышки шевелятся, все время двигаются и толкаются.

— Это их сердечки? — спрашиваю почему-то шепотом, показывая на точки. Наверное, чтобы не испугать своих детей.

— Да, уже прослеживается сердцебиение. Все хорошо с твоими детками, Каро. Сейчас все замеряем и запишем показатели.

— Катерина, а уже видно, кто там? — спрашивает мама.

Мне тоже интересно послушать, кто у меня там, но внезапно мое внимание привлекает подозрительная активность на экране. Мои пятнышки начинают беспокойно двигаться, и между ними проталкивается пятнышко поменьше. Теперь передо мной три пятнышка, они не перестают шевелиться и толкаться.

Наблюдаю за ними как зачарованная.

— Тетя, — шепчу, сглатывая, — посмотрите туда. Это… Это то, что я думаю?

Катерина, увлекшаяся разговором с мамой, оборачивается и потрясенно всплескивает руками.

— Матерь Божья! Надежда, Николаос! Вы только посмотрите!

— Что там? — папа высовывает голову из-за шторки, мама начинает плакать. И я вместе с ней. Папа испуганно вскидывается. — Да чего вы ревете обе? Что-то с детьми?

— Коля, их там не два, а три, — плачет мама и обнимает меня, ревущую в три ручья.

— Боже, сразу три внука! Какое счастье! Чего же вы плачете, дурехи! Катерина, а тебе видно, кто?

— Мальчики, — уверенно отвечает тетя, — точно, парни. Ну наконец-то ты дождался, Николаос! Поздравляю! Будет у вас теперь в семье мужской перевес!

А я плачу еще горше оттого, что Марк никогда не узнает о том, что у него будет три сына.

Спустя четыре месяца

— Коля! Коля, ты только посмотри, какие ангелочки, — умильно говорит мама, склоняясь над кроваткой.

— Чудо, а не парни, — соглашается с ней папа. — Только как мы их различать будем, Надь? Они же совсем одинаковые!

Мои дети родились чуть раньше срока, но это и так настоящее чудо, что я смогла их доносить. Врачи настояли на кесаревом, и сегодня утром меня прооперировали. В обед уже перевели в палату и принесли детей.