Империя. Терра Единства (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

— Ваш ход Эрнст Яковлевич, — молодой человек откинулся на спинку кресла.

— У, это что-то новенькое, Фишер, — ответил седеющий джентльмен с усами прильнув к столу.

Третий год они уже увлеченно исследовали на досуге дебют Нимцовича, проветривая заодно и родной для них английский. В целом, главный вычислитель ядерного центра и маститый академик давно уже сошлись. Их трудно было назвать земляками. Старший родился в семье шотландца в Новой Зеландии, младший в нортумберийском Ньюкасле в семье германскоподданого из России. Если бы не местечковый патриотизм коллег из Кавендишской лаборатории, Эрнест бы продолжил свои труды на благо науки в Кембридже, но, тогдашняя его обида и заманчивое предложение от змея-искусителя Николы Теслы, привели его сначала в Константинополь, а потом в этот подмосковный институт.

— Конь d5, мальчик мой, — озвучил свой ход новозеландец.

— Защита Алехина? — спросил вычислитель и не дожидаясь ответа сделал ответный ход.

— Вы сегодня стремительны, Вильям, — медленно проговорил Резерфорд снова погружаясь в игру.

— Вы тоже, Эрнст Яковлевич, последние дни неосторожны — отметил Фишер глядя на доску.

Сидевший против него интеллектуал всегда был свободолюбцем. Фишер, вернувшись с родителями в Россию после американки и будучи молодым, смог вжиться в здешнюю атмосферу почитания прогрессивного монарха. Атмосферу несущейся в будущее страны, где можно было многое, но за опрометчивое слово против Единства или величеств могли и побить. Но он был молод, прошел здесь и армейскую службу, и студенчество, и императорские народные стройки. Он вырос здесь среди простых людей и смог перенять их настрой, прочувствовать всю разность положения простолюдина на Донбассе и в «угольном сердце Англии». А вот его визави приехал в Единство уже «благородием» и Нобелевским Лауреатом. Да и здесь Эрнест общался почти исключительно в своем академическом кругу. Конечно, будучи фермерским сыном он не имел характерной для английских лордов заносчивости, но из технического персонала по-настоящему смог сойтись только с ним — с Фишером. «Земляки», «гуманисты», «люди с абсолютной памятью»… — у них было много общего. Последние годы они плотно приятельствовали. «Проф» считал даже, что составил протекцию «молодому дарованию» на должность «главного вычислителя». Домами они ещё, впрочем, не дружили. Общались на работе, в основном вечерами пока шли вычисления по поданным Резерфордом данным. Знал бы он сколько таланта пришлось проявить Вильяму для «подхода к объекту».

— Что вы, Вильям Генрихович, — Резерфорд отвечал размерено с замедлением, выискивая хороший ход, — я сама осмотрительность и неспешность…

— Я не об этой партии, профессор, я о разговорах — неторопливо раскуривая «Таволгу» проговорил Фишер.

— О каких, Вильям? — спросил Эрнест и сделал ход.

— Вы, слышали, о Шотландии, сэр? — вычислитель сменил тему.

— Да, Вильям, и происходящее там меня очень тревожит, — отрываясь от игры ответил Резерфорд

— И меня, Эрнест. И меня. Русская эскадра держит на мушке мой родной Ньюкасл-апон-Тайн, — глаза Вильяма Фишера блеснули тревогой.

Последнюю фразу вычислитель произнес на родном для него североанглийском диалекте «джорджи», но знавший с детства шотландский, профессор без труда понял его. Его собеседника сложившаяся ситуация более чем волновала.

— Сэр Эрнест, — выдохнув продолжил Фишер, — до конца вычислений ещё больше часа, эта партия тоже может подождать, а вязовая аллея весьма располагает к прогулке, не составите ли мне компанию?

Вильям предлагал поговорить и не хотел делать этого в стенах своего центра, в стенах у которых, как он знал, есть уши. В лишенной подлеска и скамеек аллее, с шумящими на ветру листьями, можно было надеяться на приватность.

— Хорошая идея, Вильям. Я с утра не выходил из здания, — чуть притормозив с ответом вымолвил Эрнест вставая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Они вышли из кабинета, и, спустившись по металлической лесенке, прошли через длинный машинный зал, заставленный двухэтажными рядами шкафов Электронного Вычислителя. Счетные машины гудели, просторный зал наполнял озон. Открывшаяся у торца Машинного зала аллея окутала их осенней влагой и прохладой. Они шли некоторое время молча, то ли наслаждаясь природой, то ли отходя подальше от насыщенных аппаратурой стен.

— Красивое здесь индейское лето, Вильям Генрихович, — начал профессор, — но не о нем Вы пригласили меня поговорить?

— Да, красивое, русские не зря его зовут «бабьим», оно обманчиво, как и русские, даже те, о ком вы имели смелость говорить, — ответил Вильям.

— Вас я вижу это тоже беспокоит, Вильям, нам дали надежду что мы творим добро, а теперь нашими же трудами выжигают дом наших отцов, — Резерфорд подбирал слова, он уже восемь лет знал Фишера, еще когда он пришел в центр аспирантом к профессору Нейману в Константинополе. Нейман уехал, но Эрнест получил от него тогда хорошие рекомендации на Фишера и потом, встретив его уже в Центре, смог его и сам оценить. Он знал, что Вильям рационален, и, в отличие от многих среди местной научной молодежи, не ослеплен верой в Освобожденчество, но при этом лоялен и местным не в чем его упрекнуть.

— Профессор, я разделяю опасения, что мы выковали меч, который может всех погубить, — решив более не тянуть, но избегая имен, Вильям начал говорить.

— Против этого меча не выкован щит, и защитить мир можно только если такой же меч будет и у другой стороны, — продолжил Фишер.

Эрнест медленно кивнул.

— Но словами сделанного не исправишь. Более того, опрометчивые слова могут подлинный мир и отдалить, — остановившись на перекрестке аллей проговорил вычислитель.

Эрнст было уже хотел что-то сказать, но Вильям поднял руку остановил его жестом и продолжил.

— Я рад, профессор, что мы исповедуем одни убеждения, но Ваши смелые слова заставляют меня просить более не произносить их.

— Но почему, Вильям? Это единственное чем я могут противится грядущей опасности! — несколько запальчиво выпалил профессор.

— Нет. Эрнст. Не единственное. Но если вы продолжите в том же духе, то Вас могут от Проекта и отстранить, — твердо ответил вычислитель.

— Пусть! Но я буду и дальше протестовать! — продолжил Резерфорд, — Коллеги меня услышат!

— Да, Эрнест Джеймсович, коллеги Вас услышат. Но к получению защитного меча это их не приблизит, — так же твердо продолжил младший из говорящих.

— Но что я ещё могу сделать, Уилл! Из этой «золотой клетки» меня точно не выпустят! — с отчаянностью в голосе сказал профессор.

— В одиночку — ничего, Эрнест. А вот вместе… — Вильям посмотрел в глаза собеседнику.

Тот не отвел глаза. В них явно читалась настороженность и надежда.

— Профессор, я не буду говорить Вам всего, скажу только, что я по-прежнему имею приватный канал со своим научным руководителем, — начал Вильям.

«Нейман!» — пронеслось в голове Резерфорда, — «работающий в Лос-Аламосе сейчас Нейман! Но как?.. Кого сейчас Фишер хочет обхитрить?»

— Вы же знаете проф, что мои родители были большевиками, и прожив долго в Англии они не могли не получить знакомых и в Адмиралтействе, — продолжил вычислитель.

«Naval Intelligence Division — военно-морская разведка, Ньюкасл город судостроителей» — пронеслось в голове профессора, — «похоже на них. А Фишер смел. Но может он на русской стороне играет?..»

— Так вот, я пару лет имею доступ к самым секретным вычислениям и документам. Рука у меня твердая, а память фотографическая. Так вот, Эрнест, мы несколько лет находимся в научном общении с заинтересованными коллегами… — откровенничал Вильям.

— Это несколько более опрометчиво чем мои слова, Вильям, не находите? — сказал Резерфорд.

— Нет, профессор, мы осторожны, а сложившаяся ситуация нетерпима, — ответил Уилл.

— Вы хотите предложить поучаствовать в общении, сэр?.. — стремясь к большей определённости спросил Эрнст.